«Кайлеб был достаточно умён и осторожен, чтобы обеспечить это в небольшом портовом городе», — подумал Гарвей. — «Может ли тот же самый человек быть настолько глуп, чтобы приказать убить князя Гектора посреди Менчира?»

— Я не думаю, что за этим стоял Кайлеб, — сказал Чарльз Дойл и потянулся за тростью, которая стала его постоянным спутником со времён Переправы Хэрила.

— Почему нет? — прорычал Разделённый Ветер, наблюдая, как старик, прихрамывая, подошёл к Гарвею и встал рядом, глядя в окно на ту же сцену.

— Потому что, единственное, кем он не является, так это глупцом, — просто ответил Дойл, повторяя мысли самого Гарвея. — Посмотри, как он обращается с нами, как он настаивает на поддержании общественного порядка в своих тыловых районах, наказывает любого, кто обманывает корисандийского подданного, платит справедливую цену за конфискованную собственность или реквизированные склады. Он сделал всё возможное, чтобы не разозлить нас, наши войска или подданных князя Гектора. Неужели ты действительно думаешь, что теперь, когда вынужденная сдача князя стала только вопросом времени, он сделал бы что-то подобное этому?

— Но если это был не он, то кто? — требовательно спросил Разделённый Ветер.

— Это более щекотливый вопрос, Алик. — Гарвей отвернулся от окна. — Возможно, кто-то в Корисанде — в Менчире — был настолько глуп, что думал, будто Кайлеб действительно поблагодарит его за то, что он убрал князя. Или, я полагаю, это мог быть Нарман. Он и князь долгое время были союзниками против Черис. Я полагаю, что вполне возможно, а может быть, даже вероятно, что князь Гектор знал о Нармане что-то такое, о чём Нарман не хотел бы, чтобы узнал его новый император.

— Ты хватаешься за соломинку, Корин, — очень тихо произнёс Дойл у него за спиной, и лицо Гарвея напряглось. — Ты прекрасно знаешь, что если это был не Кайлеб, то почти наверняка это была Церковь.

Разделённый Ветер быстро и сердито вдохнул, но Гарвей несколько секунд даже не шевелился. Потом его плечи ссутулились, и он тяжело кивнул.

— Ты прав, Чарльз. — Его голос был едва слышен, и он закрыл глаза. — Ты прав. И если люди, сражающиеся против Бога, действуют с честью, в то время как люди, утверждающие, что они сражаются за Бога, делают что-то подобное, то что же тогда делаем ты, я и Алик?

Август, 893-й год Божий

.I.

Дворец князя Гектора,

Город Менчир,

Лига Корисанда

— Надеюсь, у тебя есть хоть какие-то чёртовы идеи, что мы будем делать дальше, — резко сказал граф Каменной Наковальни.

Он и граф Тартарян сидели в помещении, которое когда-то было залом тайного совета князя Гектора, глядя друг на друга через стол, за которым они провели столько часов, совещаясь с Гектором. Западное небо, видимое через окно комнаты, представляло собой сердитый лист кованой меди, испещрённый огненными полосами облаков.

Что, как подумал Тартарян, чертовски подходило к произнесённым словам.

Три дня, прошедшие после убийства Гектора и его сына, были одними из самых утомительных в жизни Тартаряна. Вероятно, единственным человеком, который был ещё более измучен, чем он, был тот, кто сейчас сидел за столом напротив него. Вместе им удалось сохранить порядок в осаждённой столице Корисанда, но как долго они смогут продолжать это делать — и что происходит за пределами Менчира — было больше, чем они могли сказать.

— Если тебе нужны блестящие идеи, ты пришёл не к тому человеку, Ризел, — откровенно сказал Тартарян. — Всё, что я знаю наверняка, это то, что прямо сейчас мы едем верхом на хлещущей ящерице… и ты знаешь, как хорошо это срабатывает, согласно тому, что говорят.

Губы Каменной Наковальни дрогнули в короткой улыбке, но она не коснулась его глаз, и он глубоко вздохнул.

— Мы должны решить, что будем делать с наследованием, — сказал он. — И мы должны решить, что делать с проклятой армией Кайлеба.

— Боюсь, что армия Кайлеба — самая лёгкая часть, — ответил Тартарян. — Мы ничего не можем с этим поделать, и это по-настоящему оставляет нам только один возможный вариант, когда дело касается Кайлеба, не так ли? Это не нравится ни одному из нас, но, по крайней мере, у этого есть достоинство определённой жестокой простоты.

— После того, как этот сукин сын убил Гектора? — наполовину рявкнул Каменная Наковальня.

— Во-первых, — сказал Тартарян нарочито спокойным тоном, — у нас нет никаких доказательств причастности Кайлеба к этому убийству. Он…

— Я знаю, он сказал, что это не он, — перебил его Каменная Наковальня. — Но ведь именно это он и сказал бы, не так ли? И если это был не он, то кто ещё?

— Я не знаю, кто это был. Вот и вся моя точка зрения. — Тартарян снова подумал, не упомянуть ли ему об ещё одном неприятном подозрении, которое пришло ему в голову, и решил — опять же — не упоминать его. Во всяком случае, не напрямую. — Это мог быть Кайлеб, хотя как именно он смог протащить своих убийц через осадные линии — интересный вопрос. С другой стороны, это ровно так же мог быть кто-то, кто пытался выслужиться перед Кайлебом, кто-то, кто пытался форсировать капитуляцию до того, как война, нанесёт ещё больший ущерб его интересам.. Или даже кто-то, кто узнал, что князь собирается вести переговоры с Кайлебом, и был полон решимости помешать ему достичь какого-либо соглашения с Черис.

Эта последняя возможность была достаточна близка, по его мнению, к предположению, что убийцы могли быть Храмовыми Лоялистами… или даже прямыми агентами Церкви. Судя по печальному проблеску в глазах Каменной Наковальни, командующий армией уловил его намёк.

— Единственное, что поражает меня в этом с точки зрения Кайлеба, — продолжил Тартарян, — это то, как невероятно глупо это было бы. Заметь, люди совершают глупые поступки, особенно когда в деле замешано достаточно ненависти, а Бог свидетель, Кайлеб и князь ненавидели друг друга. Но если это был Кайлеб, то это была первая глупость, которую он совершил, насколько я знаю. И был ли это он или нет, это не меняет того факта, что у него всё ещё есть армия и флот… а у нас нет. Мне неприятно это говорить, Ризел, но у нас нет выбора. На самом деле, с кончиной князя, у нас даже меньше выбора, чем было у него.

— Даже если это правда, что заставляет тебя думать, что остальная часть княжества прислушается нам? — с горечью спросил Каменная Наковальня.

— А к кому они ещё могут прислушаться, в данный момент? Теперь, когда Филип покинул княжество вместе с Айрис и Дейвином, ты наиболее близок к положению первого советника, из всех, кто у нас есть. Не говоря уже о том, что князь назначил тебя регентом, если с ним что-нибудь случится.

— Но он назначил меня регентом молодого Гектора. Теперь, когда он мёртв вместе с князем, мне не для кого быть регентом.

— Ещё остаётся Жоэл, — очень осторожно сказал Тартарян.

— Нет! — Ладонь Каменной Наковальни громко треснула по поверхности совещательного стола, а его измученное лицо вспыхнуло от гнева. Несмотря на блеск в его глазах, Тартарян был рад видеть эту эмоцию, и далеко не по одной причине.

— Если я не скажу тебе этого, Ризел, это сделает кто-нибудь другой, — сказал он через мгновение. — Если бы князь хоть на мгновение задумался о том, что его вместе с молодым Гектором могут убить, он бы не послал Дейвина в Дельфирак. Но он сделал это, и мы все остались разгребать последствия этого.

Челюстные мышцы Каменной Наковальни задеревенели. На мгновение ему показалось, что он вот-вот вскочит на ноги и вылетит из залы, где проходила их встреча. Но затем он заставил себя откинуться на спинку стула и сделать ещё один глубокий, успокаивающий вдох, которых, как ему казалось, ему требовалось так много в последнее время.

Тартарян был прав, и Каменная Наковальня знал это, но это ни на йоту не повысило привлекательность происходящего. И не только из-за того вызывающего зависть положения, в которое оно грозило поставить его лично.