«Хватит», — сказала она слезам, щипавшим уголки её глаз. — «Ты не можешь их вернуть. Всё, что ты можешь сделать, это сделать так, чтобы их смерть была не напрасной. Ты — императрица, так и будь — императрицей. Ты знаешь, кто хотел убить тебя — кто убил твоих гвардейцев. Хэлком, может быть, и мёртв, благодаря Мерлину, но есть множество других Хэлкомов, таких же, как он. Теперь у тебя есть ещё одна причина не позволить им победить».
Это было правдой, и всё же временами она чувствовала, что становится слишком слабой для этого. Когда обязанности, ответственность и долги, маячившие перед ней, были такими, что казалось, были готовы сокрушить одного из самих архангелов. Когда всё, чего она хотела — это найти способ передать эти обязанности кому-то другому. Найти время для девичества, которое было украдено у неё троном. Несомненно, она имела право хотя бы на маленький кусочек жизни, которая принадлежит ей и только ей, а не Чизхольму или Черис. Только ей.
«И вот поэтому ты думаешь о Кайлебе», — подумала она. — «Потому, что он твой. Ты не владеешь им целиком, как и он не владеет тобой — мы оба принадлежим слишком многим людям, и у нас слишком много других обязанностей. Но Писание говорит, что тем, с кого многое спрашивают, многое и даётся. С тех пор как умер отец… и до текущего момента, мне так не казалось».
Её губы перестали дрожать и вместо этого изогнулись в нежной улыбке. Политический брак, да, но и так же и гораздо больше. Её сердце, казалось, волшебным образом осветилось, когда она вспомнила его улыбку, вкус его губ, магию его прикосновений и свою собственную реакцию на них. Архиепископ Мейкел сказал, что настоящий брак — это союз общих забот и задач, двух сердец, двух умов и двух душ, и он был прав. Не было такого вызова, с которым они не могли бы справиться вместе, и если с её стороны было глупо доверять насчёт этого человеку, которого она знала всего два месяца, то пусть будет так.
Костяшки пальцев мягко постучали по дверному косяку, и она услышала голос Сейры, что-то бормочущий. Мгновение спустя в дверях её спальни появилась и сама Сейра.
— Эдвирд здесь, Ваше Величество, — сказала она.
То, что она даже не нахмурилась от того, что её госпожа сидит с поджатыми под себя ногами, словно какая-то школьница, явно было признаком того, как Сейра потрясена попыткой её убийства. Шарлиен почувствовала желание усмехнуться при этой мысли, но вместо этого только кивнула.
— Попроси его войти, пожалуйста.
— Конечно, Ваше Величество.
Сейра сделала короткий реверанс и вышла из комнаты. Спустя несколько ударов пульса она вернулась с сержантом Сихемпером.
— Эдвирд, — тихо сказала Шарлиен. Она слегка поморщилась от боли в ушибленном до синяков плече, когда протянула руку, и сержант, вооружённый и одетый для дежурства в броню, склонился перед ней, поцеловал её, а затем выпрямился. — Я вижу, полковник Рейпволк всё-таки решил, что я могу заполучить тебя, — заметила императрица со слабым, горько-сладким огоньком в глазах.
— Ваше Величество, если вы хотите, чтобы я провёл всю ночь на вашем балконе, то я буду там, — просто сказал он ей.
— Я помню, когда ты обычно сидел у двери моей спальни, когда я была девочкой, — сказала она ему. — Сразу после смерти отца. Я всегда могла спать, зная, что ты был там, мой собственный оруженосец, чтобы держать кошмары снаружи, где им самое место. Может быть поэтому, сегодня ночью я тоже смогу заснуть.
— Надеюсь на это, Ваше Величество.
— Так же как и я. — Она взглянула на горничную. — Иди к себе в кровать, Сейра.
— Я не настолько устала, Ваше Величество. Если вам нужно…
— Даже если тебе кажется, что ты не устала, ты всё-таки должна устать. И я больше не маленькая девочка, даже если мне действительно нужен Эдвирд, чтобы помочь избавиться от плохих снов сегодня вечером. Иди спать. Если окажется, что ты мне нужна, обещаю, я позвоню и вытащу тебя из постели без колебаний. А теперь иди!
— Да, Ваше Величество. — Сейра слегка улыбнулась, сделала ещё один полуреверанс и удалилась, оставив Шарлиен наедине с Сихемпером.
— Она такая же вечно беспокоящаяся, как и ты, Эдвирд, — сказала императрица.
— Забавно, Ваше Величество, что вы так действуете на людей.
— Несомненно, потому, что люди не верят, что у меня хватит ума не выходить под дождь.
— Несомненно, Ваше Величество, — согласилась Сихемпер, и она чуть грустно рассмеялась.
— Мы действительно через многое прошли вместе, правда, Эдвирд?
— И, если вы простите меня за эти слова, Ваше Величество, я надеюсь, что мы ещё многое переживём вместе.
— Я полагаю, это было бы лучше, чем любые другие альтернативы. Тем не менее, я бы предпочла, чтобы у меня не было ещё двух таких напряжённых дней, как последние два, — сказала она, и на этот раз он только улыбнулся, его глаза были такими же грустными, как и её собственные, и кивнул в знак согласия.
— Что же, — сказала она более живо, — полагаю, нам стоит отправить тебя на балкон.
Она вылезла из кресла и, обхватив рукой его закованный в броню локоть, прошла рядом с ним босиком по прохладному мраморному полу спальни в трепещущем водовороте ночной рубашки и халате из стального чертополоха. Он открыл решетчатую дверь на огромный балкон и вывел её в прохладную вечернюю тьму.
Небо было как кобальтово-синий купол, начинавший слабо мерцать звёздами, а луна походила собой на полированную медную монету, которая только что выглянула из-за восточного горизонта, но было ещё не совсем темно. Она могла смотреть поверх крыш Теллесберга, через набережную на мерцающие огни галеонов, выходящих из гавани на крыльях отлива. Другие огни начали мерцать над столицей, и она подняла голову, смакуя прохладный поцелуй ветерка на своём лице.
Однако, несмотря на всю безмятежность настоящего момента, она подумала, что сегодня вечером Теллесберг ощущается совсем иначе. Это противоречило умиротворённости открывшейся перед ней сцены. Если у неё и были сомнения в том, что её новые подданные приняли её в свои сердца, волна ярости, захлестнувшая Теллесберг вслед за известием о покушении, навсегда заглушила их.
— Насколько всё было плохо на самом деле, Эдвирд? — тихо спросила она, глядя на завитки дыма, всё ещё поднимавшиеся над рекой. Она могла видеть их, несмотря на сгущающийся вечер, потому что они были освещены слабым красноватым светом, мягко пульсирующим там, где всё ещё тлели не погасшие угольки и головешки.
— Не так плохо, как могло бы быть, Ваше Величество. — Он пожал плечами. — Целители будут заняты какое-то время, но городская стража успела вовремя, чтобы никого не линчевали, а пожарные удержали огонь всего в одном квартале вокруг церкви.
— Лучше бы этого не было, — тихо сказала она, продолжая глядеть на дым, и Сихемпер снова пожал плечами. Она поняла, что его симпатии были откровенно ограничены. С другой стороны, её оруженосец всегда был… прямолинейным парнем. Но потом он немного удивил её.
— Они рассержены, Ваше Величество, — сказал он. — Рассержены и, я думаю, им стыдно. Насколько нам известно, все эти ублюдки — прошу прощения — были черисийцами, и им кажется, что виновато всё их королевство.
— Это такая глупость! — грустно сказала она. — Три четверти людей в отряде тоже были черисийцам, и они погибли, в попытке остановить это!
— Конечно, это так. И, в конце концов, остальная часть Черис тоже вспомнит об этом. Но не сейчас.
Шарлиен кивнула, зная, что был прав. Зная, что она не могла ожидать ничего другого, и, что она благодарна за то, что, как сказал Сихемпер, городская стража прибыла вовремя, чтобы, по крайней мере, предотвратить любые несчастные случаи. Ей хотелось бы, чтобы стража успела туда вовремя, чтобы помешать толпе поджечь Церковь Лангхорна Благословенного, но это, вероятно, было слишком большим ожиданием.
Время от времени она задавалась вопросом, действительно ли Кайлеб и архиепископ Мейкел поступили мудро, позволив Храмовым Лоялистам, открыто заявлявшим о своей неизменной верности Совету Викариев, объявить одну из самых больших церквей города своей. Она особенно обеспокоилась, когда люди, которые продолжали там молиться, начали переселяться вместе со своими семьями в многоквартирные дома и апартаменты, сгрудившиеся вокруг церкви, образовывая собственный маленький анклав в самом сердце Теллесберга. То, что произошло сегодня, только подчёркивало её прежние опасения, но она всё ещё не могла придумать лучшего решения, чем то, которое принял Кайлеб. Каковы бы ни были недостатки этого решения, она согласилась с ним и архиепископом, что последнее, что они могут себе позволить — это подтвердить утверждения инквизиции о «кровавом подавлении истинной Церкви в раскольнической Черис», фактически преследуя Лоялистов.
