А затем во всём дворе конвента не осталось ни одного живого человека. — «Но это не обязательно означает, что не осталось никого из нападавших», — подумал он. Дождь и темнота были слабыми препятствиями для его улучшенного зрения, и он легко различил двух мужчин, ожидающих у главных ворот.

Он увеличил изображение, и его губы сжались, когда он узнал их.

* * *

Епископ Милц посмотрел на Алвина Шумея, так как крики, вопли и звуки боя внезапно стихли.

Глаза епископа были заполнены тенями, тьмой и болью от реальности кровопролития и резни, которую он развязал в пределах одного из принадлежащих Господу конвентов. Он думал, что готов к тому, как это будет, но ошибся.

«Пожалуйста, Господи», — мысленно взмолился он. — «Пусть всё закончится. Да будет воля Твоя, но я прошу Тебя избавить меня от продолжения этого».

Божьего ответа не последовало, и даже когда он молился, Хэлком знал, что в следующий раз будет легче, а потом ещё легче. Он не хотел, чтобы это было так, но то, чего он хотел, не могло изменить того, что было.

«По крайней мере, всё кончено… на этот раз», — подумал он и, закрыв глаза, пробормотал ещё одну молитву — на этот раз за душу молодой женщины, которая только что умерла от рук его людей.

Он всё ещё молился, когда раздался глубокий ледяной голос.

— Епископ Милц, я полагаю, — сказал этот голос, и его глаза распахнулись, потому что он никогда в жизни не слышал этого голоса.

Шок сбил румянец с его щёк, так как он обнаружил себя стоящим лицом к лицу не с Дэйвисом, не с Лараком, не с Абилином. Этот человек был одет в чёрно-золотую одежду Дома Армак, и Хэлком никогда не видел его раньше. Но затем внезапный удар молнии сверкнул сапфиром в глазах гвардейца, и сердце Хэлкома, казалось, остановилось. Только у одного Имперского Гвардейца были глаза такого цвета, но он был с вместе Императором в…

— Тебя не может быть здесь, — услышал он, как произнёс его собственный, почти спокойный голос.

— Нет, не может, — холодно согласился мужчина, стоящий перед ним… и улыбнулся.

Шумей двинулся внезапно, его рука метнулась к поясу и кинжалу в ножнах на нём. Глаза гвардейца вообще не моргнули. Он даже не взглянул на Шумея. Его пустая левая рука просто вытянулась, как какая-то невероятно быстрая змея, сомкнулась на шее священника и сжалась. Шумей резко дёрнулся, Хэлком услышал жуткий хрустящий звук, а затем гвардеец снова разжал руку.

Помощник Хэлкома бескостной кучей сполз на землю, а тонкая улыбка гвардейца, казалось, могла бы заморозить сердце солнца.

— Два часа назад, — тихо сказал он, — я был в Корисанде, милорд епископ.

Хэлком, глаза которого были огромными как блюдца, в недоверии медленно покачал головой.

— Демон, — прошептал он.

— Я полагаю, в каком-то смысле, — согласился тот. — Во всяком случае, по вашим меркам. Но вы потерпели неудачу, епископ. Императрица жива. И вот что я вам сейчас скажу: ваша «Церковь» обречена. Я лично прослежу за тем, чтобы она навсегда стёрлась с лица Вселенной, как и та непристойность, которой она является.

Хэлком услышал чьё-то хныканье и понял, что это был он сам. Его рука поднялась, неконтролируемо дрожа, когда он чертил скипетр Лангхорна в воздухе между собой и кошмаром, с которым столкнулся.

Этот кошмар просто игнорировал его руку, совершенно отмахнувшись от влияния защитного знака изгнания, и вдох Хэлкома захлебнулся в его ноздрях.

— Ваш Лангхорн — это ложь, — холодно и ровно сказал ему гвардеец. — Он был лжецом, шарлатаном, сумасшедшим, предателем и массовым убийцей, когда был жив, и если во Вселенной действительно существует справедливость, то сегодня он горит в аду вместе с этой сукой Бе́дард. А вы, епископ Милц — из вас же получится правильный священник для них обоих, не так ли?

— Богохульство! Богохульство! — Каким-то образом Хэлком нашёл в себе силы выдохнуть это слово сквозь тиски отчаяния, сжимающие его горло.

— В самом деле? — Смех гвардейца был вырезан из эбенового сердца самого Ада. — Тогда возьмите эту мысль с собой, милорд епископ. Может быть, вы поделитесь ей с Лангхорном, пока будете присаживаться на угли.

Хэлком всё ещё в ужасе смотрел на него, когда катана в правой руке гвардейца перерезала ему шею.

.XV.

Гостевой дом,

Конвент Святой Агты,

Графство Хребтовой Впадины,

Королевство Черис

Шарлиен закончила перезаряжать последнее ружьё и прислонила его к стене рядом с остальными.

— Что происходит, Эдвирд? — тихо спросила она, берясь за пистолеты.

— Я не знаю, Ваше Величество. — Её последний оставшийся в живых гвардеец стоял сбоку от разбитого окна, стараясь как можно больше оставаться в укрытии, и вглядывался в дождь, в то время как кровь стекала по его рассечённой щеке, а голос был напряжён. — На самом деле, у меня ни одной чёртовой идеи, не при вас будет сказано, — признался он. — Всё, что я могу сказать, это то, что если больше не будет никаких схваток и никто не попытается влезть в это окно, или войти через эту дверь, — он кивнул головой в сторону дверного прохода спальни, — то это для нас будет намного лучше, чем было. И… — он повернулся, чтобы одарить её натянутой, с кровавыми прожилками улыбкой, — если такое возможно, я думаю, что только что пережил своё первое чудо.

Шарлиен неожиданно для себя рассмеялась. Возможно, в её смехе слышалась нотки истерики, но это действительно был смех, и она обхватила лицо ладонями, прижав кончики пальцев к вискам.

Она почувствовала липкую кровь на своих руках. Часть крови на самом деле была её собственной, она сочилась из порезов на голове и левой стороне лба, где осколки сломанного ставня рассекли кожу, когда арбалетные болты с визгом пронеслись сквозь него. Ещё больше крови забрызгало её длинные юбки и черисийского стиля жакет, а лицо и руки почернели и были вымазаны пороховой гарью. Её правое плечо болезненно пульсировало, и она не хотела думать о том, насколько сильно оно ушиблено. Если бы она не могла пошевелить правой рукой — хотя болезненный опыт подтвердил возможность этого — она бы решила, что плечо сломано.

Запах пороховой гари, крови и смерти был почти невыносим, несмотря на омывающий эффект проливного дождя. Вода, льющаяся сквозь разбитое окно, разбавила часть крови, густо растёкшейся по полу спальни, а с кончика штыка Сихемпера всё ещё капала свежая кровь, похожая на имеющую форму жемчужин слёзы. Эмоциональный шок нарисовал благословенный налёт нереальности между ней и окружающим миром. Её мозг работал с почти неестественной ясностью, но мысли казались какими-то далёкими, и раздирающее горе, которое, как она знала, ждало её, ещё не могло пробиться.

«Оно придёт», — мрачно сказала она себе. — «Оно придёт… когда ты оглянешься вокруг и никогда больше не увидишь всех этих лиц».

Она вознесла отчаянную мольбу, чтобы хотя бы один из её гвардейцев, кроме Сихемпера, всё ещё был жив, и чувство вины сжало её горло, когда она поняла, как невыразимо благодарна, что если кто-то и мог выжить, то это был бы сержант. Но…

— Ваше Величество, — послышался низкий голос сквозь шум грозы, и Шарлиен, резко убрав руки с лица, вскинула голову, узнав его.

— Лангхорн! — прошипел Сихемпер, так как он тоже узнал этот невозможный голос. Гвардеец рефлекторно встал между Императрицей и окном, и его окровавленный штык снова поднялся, в защищающем движении.

— Ваше Величество, — повторил голос. — Я понимаю, что всё это будет… немного трудно объяснить, — продолжил голос, и, несмотря на весь ужас, охвативший её в эту ужасную ночь, Шарлиен расслышала в этих словах нотку сухого юмора, — но теперь вы в безопасности. Я сожалею, — голос снова помрачнел, — что не смог добраться раньше.

— К… Капитан Атравес? — Даже сейчас Шарлиен почувствовала укол раздражения от дрожи, которую она не могла полностью скрыть в своём голосе. — «Не будь такой дурой!» — резко сказала ей какая-то часть её мозга. — «В такую ночь даже один из архангелов, вероятно, был бы потрясён!»