Штыковая подготовка для Имперской Гвардии была разработана майором Клариком и капитаном Атравесом. Она отражала не только факт преимущества в пределе досягаемости ружья перед мечом, но и тот факт, что ружьё короче и удобнее копья или пики. Что оно может быть использовано для парирования или блокирования, а также для атаки… и что оно может убить или искалечить с любого конца.
Люди, нападавшие на гвардейцев Хаскина, никогда не сталкивались ни с чем подобным. Они ожидали, что дождь нейтрализует ружейный огонь гвардейцев, и так оно и было. Чего они не ожидали, так это абсолютной смертоносности винтовок со штыками в руках людей, которые точно знали, что с ними делать.
* * *
Глаза Митрана Дейвиса расширились, когда первая дюжина его людей обрушилась обратно с импровизированной баррикады, корчась в агонии или уже мёртвыми. Он не мог видеть, что происходит на самом деле, но было очевидно, что штыки гвардейцев оказались даже более эффективными, чем он опасался.
Остатки его передних рядов сдали назад, и он выругался, так как они отскочили от наваленных фургонов и повозок. Он понимал их потрясение, но давать защитникам время оправиться от первоначального натиска было худшим, что они могли сделать.
— Бей их! — проревел он. — Бей их!
* * *
Лейтенант Хаскин почувствовал прилив надежды, когда нападавшие отпрянули назад. Он знал, что это было неразумно, учитывая количество людей снаружи, но было очевидно, что они были не готовы к жестокости оказанного им приёма. Они отступили — не совсем уж неуверенной толпой, но явно колеблясь снова вступить в бой.
Затем он услышал единственный раздавшийся голос.
— Бей их! — прокричал тот резкую команду, и толпа людей зарычала, снова двинувшись вперёд.
* * *
Люди Дейвиса бросились обратно в сторону гостевого дома. Из-за сломанных лодыжек и штыков они потеряли четверть своих сил в первой попытке, но их всё ещё было в два раза больше, чем гвардейцев Хаскина, и на этот раз они лучше представляли, с чем им придётся столкнуться. С их стороны никогда не было недостатка в храбрости или решимости. Было удивление, которое заставило их отступить, но на этот раз они не были удивлены.
Они приближались, выкрикивая свою ненависть, бросаясь в зубы Гвардии, и внезапно с обеих сторон налетело ещё больше нападавших, так как Ларак и Абилин бросили своих людей в атаку. Гвардейцы на флангах повернулись лицом к своим новым врагам, но на этот раз их было просто слишком много. Одна только тяжесть тел несла их вперёд и через баррикаду.
Дисциплина и выучка гвардейцев держали их вместе, пары мужчин сражались как команды, пытаясь прикрыть друг друга, но их охватила рукопашная схватка, и воцарилось безумие. Дисциплина и тренировка могли сработать лишь до определённой степени, даже со всем мужеством в мире, стоящим за ними, и командная работа, которая предсказывала возможное выживание, развалилась, подавленная числом и хаосом. Ночь распалась на безумно кружащиеся клубки индивидуальных схваток, а гвардейцев было слишком мало, чтобы выиграть такой бой.
Императорская Гвардия умирала трудно… но она умирала.
* * *
Шарлиен Армак просунула ствол ружья в прорезанную Сихемпером бойницу и нажала на спусковой крючок.
Жестокая отдача крупнокалиберного ружья на дымном порохе безжалостным молотом ударила в её стройное плечо. Ощущение у неё было такое, словно лошадь только что пнула её в ключицу, но она повернулась и наполовину бросила разряженное оружие Дейшину Тейсо, а затем схватила последнее из шеренги, стоявшей у стены. Большая часть порохового дыма осталась снаружи, но дым от запала завис и закружился, поднимаясь к потолку спальни, чтобы присоединиться к облаку, уже висевшему там.
Кто-то молотком застучал в ставень снаружи. А потом сквозь ставень просвистел пучок арбалетных болтов. Один из них с рычанием пронёсся мимо головы Шарлиен, промахнувшись на несколько дюймов, прежде чем уткнуться в дверь спальни, и она почти вслепую просунула дуло винтовки в бойницу и снова нажала на спусковой крючок.
Агония взвизгнула в ночи, как истерзанная лошадь, долбёж в ставни прекратился, и, когда она отпрянула в сторону, потянувшись за первым из ожидавших пистолетов, ещё один болт, пробившись сквозь разрушающиеся ставни, с шипением пронёсся мимо неё.
* * *
Эдвард Сихемпер отступил, отчаянно сражаясь. Каким-то образом Бриндину Тирниру удалось остаться рядом с ним, прикрывая его левый фланг, пока они пробивались сквозь дикое, хлещущее дождём и громом безумие, отчаянно пытаясь остаться между нападавшими и дверью гостевого дома. Они расслышали трескучие звуки выстрелов, раздавшиеся у них за спиной, и Сихемпера захлестнул новый приступ отчаянья, когда он понял, что это значит.
Его мозг запомнил происходящее фрагментами. Вот лейтенант Хаскин вонзил штык в одного из врагов, ружьё крутнулось в его руках, когда приклад размозжил череп другому, а затем ему под мышку через отверстие в боку кирасы вонзился меч и лейтенант упал. Вот ещё один гвардеец отчаянно сражается с двумя противниками, каким-то образом удерживая их обоих на расстоянии, пока третий не схватил его сзади и не перерезал ему горло. Чей-то меч оставил кровоточащую рану на щеке Сихемпера, другой ударил в нагрудник его кирасы, третий отскочил от шлема, но каким-то образом он и Тирнир всё ещё были на ногах, продолжая отступать туда, где за их спинами трещали пистолетные выстрелы.
Они добрались до двери гостевого дома, и Тирнир плечом подтолкнул Сихемпера, когда на них обрушился новый поток. Сихемпер отшатнулся назад, почти падая в дверной проем, и его сердце сжалось, так как два меча сразили Тирнира прежде, чем он успел последовать за ними.
Времени, чтобы почувствовать горе, не было. Была только отчаянная потребность как-то защитить императрицу, которую он охранял с тех пор, как она была маленькой девочкой. Молодую женщину, которую он помог вырастить, и монарха, которому он с гордостью поклялся служить. Храмовые Лоялисты теперь могли нападать на него только вдоль по коридору, и он сам заревел от ненависти, встречая их своим штыком, с которого сбегали красные капли. Горячая кровь сделала каменный пол под его ногами скользким, а когда один из Храмовых Лоялистов поскользнулся и растянулся во весь рост, и он яростно ударил прикладом винтовки по шее упавшего, хрустнула кость. Его мир состоял только из этого коридора, из людей, свирепствующих по нему, из нарастающей ужасной боли в руках и вони крови.
Гром прогремел подобно взрыву, громче, чем когда-либо, сотрясая весь гостевой домик, но это было что-то далёкое, нереальное и неважное.
И потому, он так никогда и не понял, что этот гром пришёл не с запада, а с востока.
* * *
Пистолет рявкнул. Фигура, нарисовавшаяся в окне, исчезла из виду, и тонкие руки и запястья Шарлиен почувствовали себя так, словно она только что ударила по ним молотком, когда она повернулась, чтобы бросить пистолет Дэйшину Тейсо. Но гвардеец не взял его. Он неподвижно и молча сидел в своём кресле, с замершими на половине движения руками, так как в его левой глазнице застрял арбалетный болт.
— Я возьму его, Шарлиен! — крикнул Карлсин Рэйз. Он выхватил у неё пистолет и начал перезаряжать его, как они с Тейсо учили его. Его руки были неуклюжи от непривычной работы, но он мотнул головой в сторону окна. — Ты об этом беспокойся!
* * *
— Пошли! Пошли!
Голос Митрана Дейвиса был хриплым и надтреснутым. Его горло саднило и першило, но он продолжал кричать, подгоняя своих людей криками. Даже сквозь суматоху он слышал, как отрывисто кричит Чарльз Абилин, но голос Ларака умолк.
Он увидел, как два гвардейца сражаются в самом дверном проёме гостевого дома, а потом один из них упал, растоптанный сапогами его Храмовых Лоялистов, когда они ринулись вперёд. Безумие схватило их за глотку. Само выживание стало нереальным, нематериальным на фоне их движущей потребностью достичь своей цели.