– Нет, что вы не посылали, пока.

Слегка замявшись, ответила Надежда Павловна.

– Вот именно пока…

– Знаю я их, своё жильё только своим. Ну ладно, давайте займёмся Вашим Александром Николаевичём. Хотя, что я говорю, он ведь и наш в том числе. Ладно, в знак больших заслуг, так сказать, перед руководством нашего «Треста»…

Чуть затих в раздумьях Смалюк и, с появившейся на устах улыбкой, словно придумав что-то очень хитрое, продолжил.

– А что давайте и в самом деле выбьем из этих хитрых жучар квартиру нашему Сашке.

Тут же оживился Степан Михайлович, чем привёл в приподнятое состояние и Надежду Павловну.

– Вы говорите письмо они у Вас взяли?

– Да взяли, ещё и зарегистрировали его.

– Попробовали бы они его не зарегистрировать, я бы им…

Не стал договаривать начатую было фразу Смалюк, но и без того было понятно что он имел в виду, начиная её. Тут же, подняв трубку своего телефона, он стал набирать номер. Надежда Павловна в нетерпении ждала, что же будет дальше.

Немного отвлекусь от темы и сообщу читателю, что то, что сейчас будет описано, раньше называлось телефонным правом. А обладали такими правами исключительно влиятельные люди Москвы, к коим и относился сам Степан Смалюк, гендиректор строительного треста.

Никому и ничего он спускать не собирался. Была задета честь его конторы и он собирался отыграться.

– Алло, добрый день, Антон Антонович.

Радостным голосочком пропел Смалюк.

Голос в трубке.

– Нет, это я с утра в Вологде, а сейчас уже у себя, руковожу, как обычно.

Голос в трубке.

– Ну конечно, конечно, я же обещал. А у нас ведь, как водиться, если обещаешь, то слово держи. На том и стоим.

Голос в трубке.

– Нет, я ни на что не намекаю, что Вы, что Вы.

Голос в трубке.

– В четвёртом квартале? Нет, мы раньше третьего квартала следующего года не сможем, нет, даже не уговаривайте, Антон Антонович, такие сроки нам не по силам, тем более Вы забот нам постоянно подбрасываете.

Голос в трубке.

– Что значит, какие заботы? Мы Вам сметы по капремонтам направили ещё месяц назад, а они где-то у ваших застряли. Мы, соответственно, не можем наряды закрыть, безобразие, извините.

Долгий голос в трубке.

– Не сердитесь, Антон Антонович, я же сказал, обещанное, всегда выполняется.

Ухмыльнулся себе под нос раззадоренный Смалюк. И сходу продолжил.

– А Вы вспомните, как мы Вас в начале года поддержали?

Голос в трубке.

– Вот, помните… А помните, как Вы к нам обращались в июле, мы всё оплатили, всё организовали, всех перевезли, всех разместили.

Голос в трубке.

– Вот, именно, я за этим и звоню. Одну единственную квартирку для нашего уважаемого сотрудника и зажали, нас это, прямо скажем, настораживает, Антон Антонович.

Голос в трубке перешёл на крик. И это громкое «соло» стало явно различимо для Надежды Павловны. Послышалась даже нецензурная лексика и отдельные непонятные ей фразы. Она вся напряглась, ей вдруг показалось, что это она стала невольной причиной скандала двух ответственных работников района. Ей, как человеку глубоко интеллигентному, вдруг стало как-то неловко, да так, что она даже заёрзала на стуле в полной готовности удалиться из кабинета Смалюка «несолоно хлебавши». Однако телефонное сражение всё продолжалось. Голос в трубке постепенно начал слегка сбавлять громкость и вновь вошёл в неслышимый диапазон.

– Что значит, не прописан? А где он пропишется, если человеку негде, понимаете ли, голову приклонить? Пропишите его у себя в кабинете, и тогда будет причина побыстрее выделить жильё.

Сгоряча ляпнул Смалюк и тут же пожалел об этом. Голос в трубке взорвался отборным русским матом, да так громко, что ему бедному пришлось отодвинуть трубку чуть не на полметра от собственного уха. Бедная Надежда Павловна, услышав это, тут же передумала идти в октябре 1982 года на приём к Первому Секретарю райкома. Она решила, что лучше сама построит жилой дом в Москве и выделит в нём квартиру для своего молодого начальника. Возможно, это было бы и проще, но всё всегда как-то устраивается, устроилось и в данном случае. Голос выплеснул наружу весь злобный запал и разговор вновь продолжился.

– Нет, двухкомнатную.

Голос в трубке.

– На весь район нет двухкомнатной? Не смешите, Антон Антонович. Дайте мне постановление отдела архитектуры о выделении участка земли под застройку и я через полгода сдам району восемьдесят квартир, или даже больше.

Голос в трубке.

– Ну, вот видите, вы почему-то не включили в план, а страдает наш сотрудник.

Голос в трубке.

– Хорошо, хорошо, оформление лимита я беру на себя, в понедельник лично Вам на стол.

Голос в трубке.

– Согласен. Когда жильё?

Голос в трубке.

– Нет, во вторник, не позже. Ему ведь жить негде, а он ещё и жениться собирается.

Голос в трубке.

– Ну конечно пригласит, о чём Вы говорите, Антон Антонович.

Голос в трубке.

– Ладно, согласен, в четвёртом закроем, как обещали.

Голос в трубке.

– Вы же знаете, у нас, если обещано, значит, будет выполнено, как водится.

Голос в трубке.

– Сегодня?

Голос в трубке.

– Согласен, с удовольствием попаримся.

Голос в трубке.

– Давай в восемь, я к семи не успеваю.

Голо в трубке.

– Согласен. Это за мной, Антон Антонович. До встречи!

Смалюк положил трубку и с улыбкой посмотрел на перепуганную Надежду Павловну, которая сидела на стуле сама не своя, боясь даже пошевелиться. Глядя на неё со стороны, возникало такое ощущение, что она сидит на взведённой в боевое положение мине не в состоянии даже вздохнуть, что бы та случайно не взорвалась. Смалюк заметил её смущение и начал слегка успокаивать даму.

– Ну, чего вы так расстраиваетесь, всё хорошо, во вторник пусть идёт в жилотдел района за ордером, новоселье за Вами. Да, а сегодня пусть обязательно занесёт нашей секретарше свой паспорт, я распоряжусь, что бы его включили в списки лимитчиков нашего треста.

Были времена! Так вот запросто решались самые неразрешимые проблемы. Нужна квартира? Будет квартира! Шурка летал на седьмом небе от счастья, узнав такую новость. Теперь у него появилась собственная квартира в самой Москве, да ещё и в таком замечательном месте у метро Сокольники. Сам Александр Николаевич, как теперь его официально величали, по утрам ездил в Метро на занятия в свою «погранку», как он сам называл военное учебное заведение с каждым днём всё привычнее, словно сто лет проживает в Москве. Время побежало по-военному размерено. В собственной квартире он быстро создал уютную обстановку, в общем, за неделю. Главным помощником и в этих хозяйственных делах была, естественно, бабушка Оли. Ей тут же выписали пропуск в военный городок и она с помощью руководства «Военторга» приобрела для Александра всё необходимое, да ещё и перевезла это на их же машине в его новую квартиру, а грузчиками в этот раз помогали ребята из спортшколы, которые радовались за своего начальника не меньше, чем он сам. Учитывая последние события, которые закрывали пресловутый квартирный вопрос, Шурка наконец решился на отчаянный шаг – пойти к родителям Оли и официально просить у них её руки. Он даже в мыслях излагал это событие именно таким текстом: «Просить руки их дочери». Что это было, врождённая чопорность или итоги родительского воспитания, а возможно, обычная прочитанная романтичная классика внушила ему подобное, что свататься необходимо именно таким способом. В общем, одним спокойным вечером он сел за письменный стол, который стоял в большой комнате и написал письмо своим родителям в далёкий Казахстан. В письме были всего лишь две строчки: «Мама, отец, я женюсь. Когда будет свадьба, сообщу телеграммой. Целую, ваш Саша».