– Мисс Ламберт! У вас талант влезать в неприятности совсем не вовремя. Я, между прочим, ужинал, – сердито заявил док, и у меня в животе предательски заурчало.
Глава 24
Глава 24
Невозможные руки! Вот в самом деле невозможные! Разве можно так?.. И еще вот так… И вот тут… Вот тут – совсем нельзя!
Крепкие ладони продолжали гладить меня повсеместно, не слыша моих молитв, чтобы все неприличное скорее прекратилось. Я пыталась это остановить, честно! Просто язык совсем не шевелился, а мысли мои читать Рэдхэйвен не умел. И слава Варху.
Невыносимая пытка казалась бесконечной. Не знаю, есть ли на самом деле враги у короны, но если есть… Уверена, парочка таких ночей – и они выдадут все секреты. Потому что невозможно, и стыдно, и… ммм!
Кожа осыпалась мурашками с завидным постоянством. Они накатывали волнами, заставляя поджимать пальцы на ногах и мычать от беспощадного удовольствия.
Одуряющий запах лез в нос бессовестно. Я его еще на танцах прихватила, а после происшествия в ректорском кабинете у меня не осталось шансов на спасение.
Но запах не так сильно смущал, как пальцы, перебирающиеся от запястий к локтям, к плечам, к горящей от поцелуев шее. Сминающие кожу на лопатках, гладящие поясницу и все, что ниже… Говорю же: бесстыжий!
Наглый язык щекотно орудовал за ухом. Чужой теплый нос неприлично сопел, изредка чихая и путаясь в волосах.
Я вяло пыталась отпихнуть Даннтиэля. В голове крутилось что-то о том, что он мне пока не муж. И потом – тоже не муж. И не будет им никогда. И вообще он квахар недощипанный и гхарр линяющий, танцевавший с Кили и сбегавший на частном судне к Ее Величеству…
Но как ни отмахивалась, ловила руками только воздух. Словно Рэдхэйвен опять куда-то успел сбежать, оставив после себя горящую стыдом кожу и… и еще свой язык за моим ухом, да. Он там по-прежнему ощущался.
Я приоткрыла глаз и уткнулась в комок коричневой шерсти, уже местами побелевшей.
– Фидж! – взвизгнула возмущенно и резко села на постели. – Ну фууу!
– Тебя не добудишься, Эйфф, – проворчал мизаур, развалившийся на моей подушке. – Вертишься, как анжарский змей на сковороде, мычишь, как умалишенная, и ни гхарра не слышишь, о чем я тебе толкую…
– Облизывать-то зачем?! – истерично протерла ухо и скривилась.
Во сне все казалось куда приятнее. Неприличнее, да. Но приятнее.
– Шоковые процедуры. Ты проснулась? – флегматично уточнил мохнатый негодник.
– Да! – торопливо закуталась в кофту, потому что вид у меня был настолько же неприличный, насколько и сны. Вот какого гхарра Рэдхэйвен в них забыл?
– Эйви… Ты чего расшумелась? – Рисса подняла заспанную голову с подушки, и я все-таки осенила себя ритуальным знамением.
Вся косметика на ее лице за ночь сползла на неположенные места. Дико хотелось позвать сира Райса, чтобы отправить нечисть восвояси.
– Простите, я думала, вы уже на завтраке.
– Завтрак… фууу… – простонала Тейка с постели. Она даже не разделась, так и лежала в алом шелке в обнимку с кубком за лучшую ледяную статую. Разглядев сквозь узкие щелочки меня, она вяло им помахала. – Мы с Филом победили… Ю-хууу! – и упала обратно носом в подушку.
Судя по заспанным лицам подруг, праздник продолжался до самого утра. И они, в отличие от меня, на славу повеселились.
– Ну что, кто-нибудь ходил к статуе Имиры? – смущенно прохрипела Рисска, умывая лицо очищающим плетением.
Я резко откинулась на кровать, чуть не прибив мизаура затылком. Статуя… Да. Кто-то ходил.
– Я, – призналась негромко. – И Вейн. Мы оба ходили.
– Да ладно! Эйви, вы с ним?..
– Мы по отдельности ходили, – пробурчала в потолок, напуская на себя максимально безразличный вид. – Сначала он. Потом я. На самом деле, там ничего интересного. Статуя как статуя, а слюнявить ухо надо еще уметь…
Глянула с укором на Фиджа: ему в этом плане еще учиться и учиться. Желательно, не на мне.
Но то, как это делал Даннтиэль, мне понравилось. Неловко думать про такое, но понравилось. Настолько, что я с утра пораньше начала жалеть, что не позволила Рэдхэйвену себя поцеловать. А после столкновения надменного носа с подушкой он вряд ли захочет рискнуть снова.
Это ведь просто поцелуй. Ну что я, как мисс Хендрик, в самом деле, от всего шарахаюсь и краснею? Он же меня не съел бы. Максимум – понадкусывал. Имела я право хоть на один поцелуй на Балу Варховых даров?
Я-то, конечно, на Диккинса рассчитывала, но он меня подвел. Тут мы квиты – я ведь тоже его подвела. Платье надела черное, коктейль не выпила, от танца отказалась… Но осадочек все равно был не в пользу Вейна.
Мотнула головой и зажмурилась, намекая подругам, что больше откровений от меня сегодня можно не ждать. Я еще сама все случившееся не переварила и не проанализировала, чтобы на общий суд вываливать.
Нет, все-таки «просто поцелуй» в случае Рэдхэйвена невозможен. Где один, там и второй, а дальше и до «всяких разных смыслов» недалеко… Гхаррушки.
Махать белой тряпкой я не намерена. И свой сугубо теоретический интерес утолю как-нибудь в другой раз. С кем-нибудь надежным, верным и среднестатистическим. Но уже не с Диккинсом… Нет, не с Диккинсом.
***
Утренняя пробежка мне сегодня не светила, так что я заменила ее прогулкой. Быстрой. Шла по коридорам учебного крыла так шустро, что в ушах свистело. Того и гляди, все мысли из головы выветрятся. Вместе с дурацкими снами и одним ухолюбивым квахаром.
В этот час желающих потоптаться под дверями закрытых аудиторий было немного, так что я могла не следить за лицом. Оно меняло выражение с мечтательного на сердитое, с обиженного на воинственное… На щеки как раз наплывало смущение, когда из стены выползло оно. Без щупалец, зато с хоботком.
Я встала посреди коридора как вкопанная. Без труда узнала приятеля с изнанки. Нет, не ту обидчивую сущность с полигона, а первого… Темные ошметки которого я стряхивала с обморочного магистра, разлегшегося на полу аудитории. Он, видно, и с Рэдхэйвеном решил «пообниматься».
А теперь его длинный хоботок, сотканный из изменчивого мрака, был нацелен на меня. Растягивался прямо на глазах, то уплотняясь, то становясь прозрачным… Отвлекая от двух желтых зрачков, мерцающих в темноте.
– Кыш! – я истерично потрясла в воздухе ладонями.
Никаких ниток из них не вывалилось.
Матерь гхаррова… И где вархов дар, когда он так нужен? Вот говорила я Райсу, что его фантазии о моей природной одаренности сильно преувеличены. И совершенно беспочвенны.
– Только, чур, не обниматься! – вскинула руки перед собой, защищаясь от изнаночной жути.
Покосилась на пальцы, еще разок проверяя. Ну, вдруг? Нет, никаких фиолетовых ниток. Ни «по наитию», ни из чувства самосохранения. Я снова махровый теоретик с претензией на квадратные носы.
Черный туман приблизился, но в этот раз не стал бросаться на меня целиком. Выплюнул из своего изменчивого тела еще один хоботок и аккуратно проскользил двумя «лапами» вдоль моих плеч. Едва касаясь кожи, но не смешиваясь с ней, не погружая меня в себя.
Сглотнув опасения, я перестала дергаться. Чувствовала, что только хуже сделаю, если начну барахтаться в вязком и липком существе.
Обнимающий меня мрак был довольно теплый и чуть-чуть сыроватый. Если привыкнуть, становилось не так и противно от его касаний. Кожу просто покалывало, как если бы я сунула отмороженные пальцы под горячую воду.
Третья лапа-хоботок отделилась от основной взбитой облачной массы и потянулась к лицу. Я не шелохнулась: к чему злить разумную хаотическую субстанцию с неизвестными предпочтениями? Морок провел хоботком по щеке. Ласково, но жутковато. В обморок я пока падать не собиралась, что весьма обнадеживало.
– Мне надо тебя отправить домой, – сосредоточенно объявила, косясь на опущенные руки. Ни одной фиолетовой ниточки из них так и не показалось. – Но пока это затруднительно, так что… Ты еще тут погуляй, ладно?
