– Вы посмотрели на меня, когда дотронулись до шеи. Мне повторить вопрос?

– Почти ничего не помню, – зажмурилась, не в силах выносить ввинчивающийся в меня взгляд. – Вы были в парке, смотрели издалека. Потом я отключилась. Проснулась через неделю вся в синяках. Отец ничего толково не объяснил, только выглядел каким-то… скрытным. И нервным. Диккинс сказал, что меня спас хитанец из парка.

– Диккинс… – мрачно повторил Рэдхэйвен. – Ваш близкий друг?

– Близкий, да, – согласилась, судорожно вздыхая.

Ко мне за утро еще трое природников подошли по поводу совместного проекта. Но я отшутилась, что отдалась Вейну с потрохами. Они так ухмылялись потом, явно как-то неверно меня поняли.

– Не настолько близкий, – уточнила, чтобы мастер того же, чего природники, не подумал.

– Это Граймс нам уже подтвердил, – сосредоточенно кивнул.

Он о моем сиянии, да? Я начинала привыкать, что ежеминутно оказываюсь в идиотском положении. Но все равно остервенело потерла зудящие кончики ушей. Проклятье!

Сейчас, когда мастер не прижимал меня к себе, я ощутила, как же мне странно рядом с ним. Очень, очень странно.

Страшно. Будто он опаснейший хищник, а я детеныш гхарра, только вчера вставший на неокрепшие копыта. Черную муть, сочившуюся из ауры, я ощущала каждой клеткой.

Раздражающе. Как в первый день знакомства. Надменный, хамоватый сноб, которого вечно хочется поколотить за дурацкие намеки.

Волнительно. Из-за варховых снов и невнятной истории моего лечения. Что он успел увидеть? Потрогать? И, что уж мелочиться, понадкусывать?

И невозможно любопытно. Он словно хранил какой-то секрет, улыбался одними глазами. Посмеивался, что я не в теме. И утаивал от меня самые интересные факты.

– Еще мне снилось… кое-что. Неправдоподобное, – призналась Рэдхэйвену, горестно вздыхая. – Поэтому я поначалу не поверила Вейну.

– Так уж и неправдоподобное? – ухмылка тронула его губы. Красивые, но, как выяснилось, опасные.

– Слушайте, я и без вас запуталась! – всплеснула руками, делая шаг к мужчине. – Что было… Чего не было… Где реальное, а где просто сон. Дурной.

– Очень дурной? – осторожно уточнил гад, смущая меня все сильнее. – Или местами все-таки ничего?

– Кош-мар-ный, – по слогам процедила, не отрывая глаз от клубящейся черноты зрачков.

– И почему не поверили своему приятелю?

Он смотрел так пристально, так прожигающе остро, что мурашки поползли по пояснице вниз. Туда, где им было совсем не место.

– Потому что глаза у того мужчины, который мне приснился, были черными, как сама Тьма, – выпалила, чувствуя, как щеки начинает лихорадить. – А в парке я запомнила золотые.

– Можно еще вопрос? – он довольно ухмыльнулся.

Квахар самовлюбленный! Я же сказала, что кошмарный сон был. Кош-мар-ный. А не такой, какой он себе вообразил.

– Давайте сюда свой вопрос, – буркнула, предполагая подвох. И мастер оправдал мои ожидания с лихвой.

– Когда вы делали ставку на моем занятии…

– Я не собиралась ставить!

– Тем не менее, в блокнот вы себя вписали… Триста йоргенов – крупная сумма для девицы из Аквелука. Вы рискнули лишиться карманных денег на пару недель, – он ухмылялся уже в открытую. – Или не рисковали?

– Вы намекаете, что я знала ответ? – возмутилась со смесью ужаса и обиды.

Не лучше ли нам разойтись в разные стороны и оставить все как есть? Сбежать от неприличной правды. До своей спальни я как-нибудь и сама доползу. Не нужны мне такие помощники, от которых только хуже делается.

– Спрашиваю. Знали?

– Возможно.

– И много заработали? – а улыбка у него красивая, когда открытая и не язвительная. – Судя по распределению голосов, коэффициент должен быть хороший.

– Пока нисколько, сир, – сдвинула брови сурово.

– В чем же загвоздка? – мастер чуть подтолкнул меня к стене, взял за плечи и настойчиво «помог» опереться.

Хорошая, в целом, идея, потому что мир вокруг не останавливал вращение, а ноги непослушно подгибались в коленях.

– Так проверить никому до сих пор не удалось, – просипела негромко, ощущая на плечах теплые лапы. – Хотя, видит Варх, Килира с Летисией все утро стараются…

– Я заметил, – он хрипло закашлялся, отвернув от меня лицо.

Внутренности защекотало рвущимся наружу смехом. Как же неловко-то!

– Вот если бы вы пришли на следующее занятие без рубашки… – проворчала, всеми силами стараясь не рассмеяться на весь коридор. – Тогда я вернула бы свои деньги. Под вашим, между прочим, давлением потраченные! Вы не ошиблись, это мои карманные на две недели.

– Королевский образовательный совет не одобрит такого подхода к преподаванию.

– Целитель из вас тоже вышел сомнительный, – буркнула шепотом.

– Я что-нибудь придумаю, – с серьезным видом пообещал хитанец, оказавшийся ко мне непростительно близко. Тяжелый черный взгляд упал на мою нижнюю губу, и голос мужчины резко подсел. – Мисс Ламберт, мне, вероятно, стоит успокоить вас, что в те семь ночей ничего предосудительного… Разве что самую малость. Я все ж не мраморная статуя и не деревянный истукан.

А похож, будто и впрямь каменный. По ощущениям. Мы ведь шли куда-то. В спальное крыло, точно. Но почему-то застряли в воздушном переходе между корпусами.

– Кто вас поцарапал? Вот тут, возле уха? – я ткнула пальцем в его щетину, твердо обещая себе, что это первый и последний откровенный разговор между нами.

Скоро я войду в спальню, закрою дверь и все забуду. И мы больше никогда не вернемся к смущающей теме. Мой мир станет прежним – без потрясений, нездоровых фантазий и дразнящих запахами магистров. Только учеба, бытовые плетения и среднестатистический Диккинс. Вот так, и никак иначе.

– Одна непослушная зеленоглазая дикарка, не желавшая выздоравливать.

– Мастер Рэдхэйвен!

– Вы, мисс Ламберт. Вы меня поцарапали, – признал спокойно, без ноток осуждения. – И не только «вот тут, возле уха».

– Кошмар…

– Не волнуйтесь, я живучий.

– Да я не за вас волнуюсь! – я с ужасом посмотрела на свои ногти, из-под которых все первое утро засохшую кровь выковыривала.

Имира Сиятельная… Это что ж надо сделать, чтобы я драться стала? Я же махровый теоретик. Самое мирное создание на факультете.

– Почему вы остались тогда в Аквелуке?

Я очень ясно помнила те желтые глаза по другую строну парка. Бесконечно далекие и равнодушные к чужим бедам.

– Вы не позволили мне уйти, – пожал плечом. – Ни тогда, ни позже.

– Я благодарна вам за спасение, – на мгновение прикрыла веки, ощущая расползающуюся по венам вину. – Мне следовало сразу сказать это.

– Вы были смущены.

Он улыбнулся. Странно очень. Понимающе, покровительственно, как старший брат или дядюшка. Только вот смотрел на меня совсем не по-родственному, и из-за этого сердце подпрыгивало в бодрой анжарской польке.

– Я и сейчас смущена. Именно потому, что ничего не помню, – прошептала доверительно. – А то, что вдруг всплывает в памяти…

– Это просто лечение, мисс Ламберт. Ничего интимного, – успокоил Рэдхэйвен, прокатываясь ладонью от моего плеча к запястью и осторожно сжимая.

Эти его руки… Да просто невозможные руки!

– Л-ладно.

Ничего интимного – это хорошо. Хотя мне ночами все виделось в ином свете. И мой теоретический ум подсказывал, что когда «ничего интимного», люди так не стонут. Глухо, хрипло и задыхаясь в волнах отборной ругани.

– Хотя распространяться об этой… кхм… «экспериментальной методике» все же не стоит. Барьер затянулся, Тьма сдалась. Все.

Он подтолкнул меня дальше по подвесному коридору, соединяющему академические «крылья»-корпуса. В молчании мы добрались до моей спальни, за которой кто-то громко хрустел крекерами. Или новыми туфлями. Лишь бы не Тейкиной каффой – не простит.

– Эйвелин… – мои лопатки снова вмялись в дверь, а ухо заполнилось волнующим шепотом. – Поломка барьера вручную – это не нелепая случайность. Тот, кто это сделал, все еще где-то здесь, трется вокруг вас.