Научный взгляд на мир требует выхода за пределы частной точки зрения и стремления увидеть действительность объективно, независимо от наших желаний и воли. Ученый должен игнорировать свои амбиции, жажду во что бы то ни стало отстоять правоту собственной гипотезы, он обязан здраво и критически отнестись к результатам эксперимента, выяснять истину, независимо от того, нравится она ему или нет. Точно так же исследователь общественной жизни, по идее, должен отрешиться от своих социально-групповых, этнических и религиозных установок, от политических симпатий и антипатий, чтобы увидеть общество и историю "такими, как они есть". Общезначимая Истина может явиться только тому, кто преодолел естественный эгоцентризм, свойственный обывателю. Очевидно, что абсолютное большинство людей не только не могут, но и не хотят игнорировать собственные убеждения и предрассудки. Поэтому наука с ее бесстрастным описанием оказывается для них сферой действия чудаков "не от мира сего". Впрочем, каждый ученый является в то же время и обывателем "человеком повседневности", поэтому и в среде самих ученых строгое требование "объективности" не выполняется никогда. Стоит заметить, что постмодернистский отказ от понятия истины применительно к науке очень сближает ее с обыденным сознанием, для которого вполне нормально, что "каждый кулик свое болото хвалит".

В отличие от обыденной жизни "высокая наука" сама по себе не содержит прагматической цели. Она осуществляет познание, которое в рамках исследования выглядит самоценным. Астронома интересуют процессы в далеких туманностях, энтомолога - строение насекомых, математика - решение теорем. Сделать открытие ранее неизвестного закона - высшее достижение науки, ибо она стремится ни к чему иному, как

410

к выяснению закономерностей мирозданья и выражению их на внятном понятийном языке или с помощью математического аппарата. От одной взятой познавательной вершины ученый-теоретик движется к новой, не задаваясь специально вопросом о том, как, где и когда его открытие может принести прагматический эффект, непосредственную пользу. Другой вопрос, что в современной науке возникли прикладные пласты, которые подхватывают открытие и начинают то так, то эдак применять его к человеческим интересам. Но если сосредоточиться на самих открытиях, окажется, что их сугубая непрагматичность, оторванность от обыденного целеполагания делает их в значительной степени чуждыми повседневному сознанию. У человека, погруженного в обыденность, нет ни интереса, ни времени для внедрения в объективные характеристики Вселенной, он заботится о своей судьбе, и его трудно упрекать за это.

Очень важный момент, который мы хотим осветить, состоит в том, что наука, отнюдь не игнорирующая коммуникацию, говорит на другом языке, чем обычные люди (не ученые). Причем у каждой науки свой специфический язык, нередко включающий множество современных иностранных и древних латинских слов. Его надо изучать так же, как изучают язык другой страны, и без такого изучения оказывается невозможно понять ни одной страницы, а порой - ни одной строки. Откройте монографию по лингвистике, потом по психологии, еще дальше - по современной теоретической физике или химии. Кроме формул, которые тоже являются языком, там присутствует совершенно незнакомый для других специалистов понятийный аппарат, а уж для профанов - это просто абракадабра. В этом смысле наука эзотерична, она позволяет понять себя только тем, кто прошел своеобразную инициацию - сдал экзамены, проверил себя на способность ориентироваться в уникальном категориальном мире. "Высокая наука" не может быть прямо востребована неподготовленным человеком, он, что называется, обломает об нее зубы, если примется грызть ее гранит. "Средний человек" глух и нем в разговоре с ученым на его наречии, ибо он не в силах ни услышать, ни ответить.

411

Все сказанное нами ярко демонстрирует, что наука может быть востребована повседневностью только в своих адаптированных, редуцированных и специфически преобразованных формах. Таких, которые делают ее пригодной для "среднего человека" с его нуждами. Потребность в науке чаще всего является косвенной, неявной, приобретшей облик прагматического запроса. Хотя в качестве познавательной интенции эта потребность может быть индуцирована, например, школьным обучением, занятиями научного кружка или непосредственным знакомством с учеными.

Каковы же основные формы, в которых в современном мире наука востребуется "человеком повседневности" и прагматизированным обществом?

Прежде всего это форма профессиональной деятельности. Хотя обыватель нередко и считает ученых дармоедами, он все же не может не признать, что их работа раньше или позже приносит немалые удобства и возможность снизить ту неопределенность, которая столь характерна для человеческой жизни. Результаты профессиональных усилий ученых, пройдя через сито прикладных разработок и рынка, воплощаются в телевизорах и холодильниках, стиральных машинах и скоростных лайнерах, не говоря уж о лекарствах, компьютерах, новых материалах. Человеку повседневности остается только нажимать кнопки, следовать рецепту, надевать и носить. Ему не надо морочить себе голову математическими расчетами, знанием свойств вещей, всей той сложной системой представлений, которой владеют ученые и ради постижения которой они учатся много лет. В сущности современный "средний человек" может позволить себе оставаться неучем, что и происходит во многих странах, где качество образования падает. Обыватель надеется на калькулятор, компьютер и ученых-профессионалов, которые, следуя логике разделения труда, заботятся о приращении познания.

В связи с тем, что современный мир является рыночным, то, следуя законам рынка, он чаще всего требует от науки реализации именно ее прикладных возможностей. Поэтому

412

фундаментальные исследования нередко оказываются потеснены, отодвинуты на задний план. Если в древности и даже в начале нового времени наука несла в себе черты сакральности - включала в себя высший мировоззренческий уровень и потому не могла сделаться просто машиной для производства удобных вещиц, то в наши дни наука не только четко отделилась от философии, но и раскололась внутри себя. "Теоретики" и "прикладники" в рамках одной и той же дисциплины не всегда понимают друг друга.