– Вот, Неть-батюшка, твоя долюшка. Ты мне помог, и я в долгу у тебя не останусь. Если буду опять в беде, ты, уж, пожалуйста, не отвернись от меня, горемычного, – с этими словами Кыш разжал руки, и корзина с тихим плеском опустилась в воду.
Кыш еще некоторое время полежал на мостках, наблюдая как корзина потихоньку уплывает от него все дальше и дальше. Мальчику было немного тревожно – что ждет его впереди? Какие еще беды и горести поджидают? А если не заглядывать слишком далеко, то найдет ли он, что ему есть и где спать сегодня?.. Вдруг среди невеселых мыслей мальчика мелькнуло доброе лицо Эдны приговаривающей «будет вечер – будет и ужин». «И, правда», – подумал мальчик, – «Чего это я? Доживем – увидим…» Мальчик легко вскочил и быстро перейдя через мостки, снова принял влево, чтобы сойти со столичного тракта.
Как только он вернулся в лес, совсем рядом раздалось пение молотянки. Эта маленькая птичка, с совершенно непримечательной внешностью, умела так весело и задорно выводить трели, что Кыш счел ее радостное чириканье благоприятным знаком и еще больше ободрился. Конечно, он всего лишь несчастный сирота без роду (зато с родовым проклятьем!), но сейчас солнце ярко светит, желудок полон, а легкая и красивая песня молотянки отвлекает от худых мыслей. Кыш почувствовал, что его жизнь потихонечку налаживается.
Глава 4. Встреча.
К вечеру приятные ощущения, конечно, несколько поблекли. Кыш давно чувствовал себя уставшим и голодным. Последнее было очередной раз подтверждено недовольным бурчанием живота.
– Ну, хватит уже! – рассердился Кыш, – Урчи не урчи, а кормить тебя мне пока нечем.
Но на всякий случай начал внимательнее оглядываться по сторонам – вдруг опять попадется белоника? Днем мальчику встретились пару полянок, щедро усыпанных сладковатой белой ягодой, и он немного подкрепился. "Хорошо бы, конечно, найти рыжуху", размечтался Кыш. Паренек любил ее толстые сочные и сытные стручки, но, для нее еще явно было рановато. Вот если бы он сбежал луну или полтора спустя, то, конечно, в лесу было бы полным-полно рыжухи, ну а сейчас чего нет – того нет. Белоники, кстати, тоже больше было не видно. Кыш оглянулся и отметил, что, похоже, лес стал гуще, значит, эти места более сырые и тёмные, а белоника, сладкое дитя солнца, не любит мрачные подлески..
Кыш вспомнил, как однажды кто-то пришлый рассказывал княжьей дворне о целебной заморской лечёбе – когда больному надлежало как-можно дольше воздерживаться от еды. Будто таким способом можно было вылечить все – и огневуху, и полоскуху, и пятнистую потницу, и, кажется, даже страшную зеленцовую хворь. Только вот голодать в борьбе с последней надо было долго. Дней так сорок. Кыш тогда, даром, что был совсем еще мал, и то про себя посмеялся: «Ага! Как же сорок дней! И так, и так помрешь – не от зеленцовки, так от голода!»
Но сейчас мальчик был рад любой возможности отвлечься от сосущего чувства голода, поэтому принялся, в надежде уговорить пустой живот, рассуждать в слух о том, какая прекрасная возможность выпала ему сегодня:
– Ну, посуди, вдруг я вчера заразился огневухой или, положим, почесухой, и сам про это еще не знаю? – в этот момент ему внезапно стало горячо и страшно захотелось почесаться, но Кыш продолжил и странные ощущения вроде бы пропали, – Был бы дома, уже небось бы валялся на сеновале в бреду… А так вот иду себе как ни в чем небывало… Хорошо, кстати, иду! – обнадежил себя Кыш, – Поди уже треть-то точно прошел!
Меж тем день все очевиднее клонился к вечеру. Лучи низкого солнца еще проникали через листву, но становились все мягче и тоньше, распыляясь в воздухе над дорогой золотой дымкой. Гомон дневных птиц тоже потихоньку становился тише – многие из них возвращались к своим гнездам, чтобы приготовится к наступающей ночи.
Солнце почти уже скрылось и идти стало не так приятно… Сгущающиеся сумерки делали дорогу менее видимой, Кыш пару раз даже споткнулся о корни. Где-то начала ухать ночная глазунья (крупная, судя по звуку) и в лесу как-то сразу стало мрачно и неуютно.
Если днем Кышу казалось, что он может идти хоть всю ночь на пролет, то сейчас мальчик уже не был в этом уверен. Следовало срочно подумать о ночлеге. Кыш не особо надеялся на свои навыки выживания в дикой природе – честно сказать, так близко эту самую дикую природу, до этого дня он даже не видел. Конечно, когда наступало время сбора ягод, стручков или грибней, то многие из дворни, в первую очередь, дети и молодежь, отправлялись в княжьи леса, но Кыша туда брали редко – считали, что с ним или сбор не задастся, или все собранное, по возвращению на двор, окажется поражено лесной плесневкой или безнадежно попорчено синим слизнем. А тогда ни сладких наливок, ни варений, ни солений на зиму не будет ни у князя, ни у его холопов! Конечно, мальчик бывал в лесу – поэтому знал и лесных духов, и зверье, умел отличить съедобные растения от ложных или ядовитых, – но вот так, чтобы с ночевкой – такого, конечно, никогда не было. Поэтому, чем темнее становилось, тем менее уверенно он себя чувствовал.
Кыш решил, что пока будет возможность, он будет идти, а заодно приглядывать какое-нибудь разлапистое дерево – возможно у него получится, привязавшись поясом к высокой широкой ветке, более-менее сносно провести ночь. Ночевать на земле Кыш не собирался – мало-ли какие ночные хищники живут поблизости? Конечно, их можно было бы отпугнуть костром, но Кыш был не уверен, что готов привлекать внимание к своей одинокой персоне огнем. Кыш вздохнул, вот если бы он был сейчас не один, если бы у него был товарищ или друг, тогда, конечно, другое дело…
Эти мысли мальчика были прерваны каким-то странным звуком. Кыш замер и прислушался. Да-да, звуки доносились с той же стороны дороги, по которой двигался и Кыш, только он никак не мог понять, что это за звуки? Погодите, погодите… Не может быть! Кыш с удивлением понял, что слышит треск дерева и звуки песни – кто-то рубил дрова и напевал приятным мелодичным голосом про любовь голубоглазой принцессы и прохожего словоплета. Кыш сразу узнал эту песню – ее пели не только заезжавшие в княжество артисты, но и романтичные дворовые девушки – пели и утирали украдкой слезы, уж больно текст у песни был жалостливый – ну, а какие шансы у нищего словоплета-менестреля супротив надменного сына соседнего короля? Удивительно, но в голосе лесного певца грусти не слышалось, наоборот, в нем сквозила какая-то радость и удовлетворение. Кыш, как завороженный, пошел, стараясь не шуметь, на голос.
Не пройдя и пятидесяти шагов, мальчик остановился перед кустом цветущей лесной молости, попытался разглядеть, что происходит на небольшой полянке расположенной прямо за гигантскими ароматными лопухами. Лопухи, конечно, прилично закрывали обзор, но Кышу удалось разглядеть ярко горевший костер, небольшой шалаш, покрытый ветхой, разрисованной странными символами тканью, и хозяина всего этого добра – человека, который, стоя спиной к Кышу и напевая уже известную нам песню, рубил упавшее дерево недалеко от костра.
Кышу казалось, что он подкрался к стоянке певца очень аккуратно, и его присутствие для последнего является тайной. Однако, оказалось, что это не так. Исполнитель обернулся (стало видно, что он немногим старше Кыша, но уже вполне может считаться мужчиной, а не подростком) и отчетливо произнес обращаясь к кустам:
– Поможешь? Или так и будешь стоять столбом?
Кыш торопливо вышел из-за своего ненадежного укрытия и поднял руку в знак приветствия.
– Хочешь погреться у моего огня – тогда бери инструмент, да заканчивай с деревом, – юноша бросил к ногам Кыша топор, – А я пока займусь ужином. Кстати, меня кличут Гутом. Запомнишь?
Мальчик поднял топор и буркнул:
– Кыш.
– Что? – не понял или не расслышал новый знакомый.
– Кыш – это мое имя.
Глава 5. Гут.
Кыш протянул руки к огню и блаженно зажмурился. Как хорошо чувствовать себя сытым и находится в безопасности. Понятно, безопасность – штука довольно относительная, ведь если кто-то или что-то нападет на их небольшой лагерь, они вряд ли смогут достойно постоять за себя, но думать о плохом сейчас совершенно не хотелось. Тепло огня, сытная похлебка и дружеское отношение Гута как-бы обещали, что все будет хорошо. Кыш, глядя на нового друга, доедающего остатки ужина, поймал себя на том, что хотел бы как можно дольше сидеть вот так, слушая потрескивание дров и наблюдая за всполохами огня.
