Обратно она вернулась так же быстро, только ступила на дорожку, прошла пару метров, как увидела свет, оставленный на веранде. Мерцающая дорожка словно пролегала где-то вне времени, как короткая дорога Миссис Тодд3.

Вернувшись в дом, Наташа сняла бусы. Вот так засыпать, сидя в неудобной позе, ей приходилось нечасто. Когда она спала, бусины впечатались в грудь и руки, теперь оставили следы на коже.

Приняв прохладный душ, она переоделась в ночную сорочку и вышла на веранду. Все-таки хорошо она придумала обустроить тут спальное место. Сегодняшнее полнолуние забелило комнату мутным светом, прогулка, к сожалению, сбила дремотное состояние. Наташа долго глядела в окно на луну. По привычке она откинула несуществующие волосы на подушку, чтобы ночью не путались, и горько усмехнулась. Тут же вспомнила дневник Рыжика, и усмешка превратилась в улыбку. Ненавидит он девушек с короткой стрижкой.

– Нинка-скотинка.

Вместе с ночью пришел обездвиживающий страх. Как бы Наташа ни гнала его, он возвращался. Вот бы просто нажать кнопку и выключить сознание, а утром открыть глаза и встретить новый день. При солнечном свете этот страх подкрадывался редко, но бывало и такое. К сожалению, с течением времени легче не становилось, хотя Наташа вдохновенно лгала психологу, что он ей помог принять диагноз.

Она и сейчас не верила в слово «ремиссия» и жила скорее по инерции. А ведь вначале думала, что все это быстро закончится, и она снова вольется в привычную жизнь. Да она даже планировала полноценно работать между курсами химии. Наивная камчатская девочка.

После операции Наташа не подозревала, что все только начинается. Прятала голову в песок не просто как страус, а как землеройка. Старалась не читать ничего, связанного с онкологией. Но, как назло, эта информация лилась отовсюду и попадалась в самых неожиданных местах: в ленте, в книгах, в новостях, в случайно подслушанных разговорах. Казалось, все так или иначе столкнулись с этим или пережили потерю. Наташа психовала и бросала смотреть фильм, как только там упоминался рак. А сколько книг закрыла только потому, что у главных героев этому недугу очень уж часто были подвержены родственники! Авторы словно сговорились и принялись косить своих второстепенных персонажей, а иногда и главных.

К сожалению, в очереди к врачу избегать разговоров не получалось. Наташа делала вид, что читает, но не могла сосредоточиться и невольно слушала. Так она и узнала, что на семнадцатый день после первого курса химиотерапии выпадут волосы, а значит, к этому лучше подготовиться заранее. Снимать с головы длинные пряди просто жутко, уж лучше самой обрезать их хотя бы до короткой стрижки. Наташа не могла представить себя с такой прической. Она всю жизнь ходила с длинными волосами и втайне гордилась ими.

Она до последнего оттягивала этот момент. Когда кожа головы заболела, так сильно, будто вся превратилась в ноющий синяк, Наташа поняла, что дальше тянуть нельзя. Кажется, волосы уже собрались от неё уходить, а потому так болезненно расставались с корнями. Лучше самой их остричь, чем увидеть проплешины, а потом оставить скальп на подушке и забить шевелюрой слив в ванной. Это даже хуже, чем линяющая кошка. Пуходёркой дело не спасти.

Она долго расчесывала волосы, глядя на себя в зеркало, они уже не блестели, но казались как никогда красивыми. Наташа швырнула расческу на пол. Почему-то стало стыдно, что ей так жалко волос. Это же волосы! Отрастут в конце концов. Разве об этом нужно переживать? Но именно тот день стал для неё переломным, словно она впервые поняла, какой страшный диагноз ей поставили. Не день операции, не день, когда пришли результаты гистологии, а день вынужденной стрижки. Обычно женщины бегут в парикмахерскую за кардинальными изменениями в надежде на перемены или чтобы их закрепить, у неё же не было выбора. Перемены сами пришли, не спросив, отобрали Никиту, здоровье и волосы.

Она схватила ножницы и отрезала большую прядь у самого виска. Потом, не останавливаясь, кое-как остригла всю голову. Рвано, неаккуратно и безжалостно. Взяла бритву и сбрила все, что осталось, только потом оглядела себя в зеркало. Каким уродливым и нелепым ей показалось собственное отражение. Шишковатая голова, почему-то торчащие уши, хотя она никогда не была лопоухой. Но с лысой головой они смотрелись несуразно. Если и есть женщины, которым идет такая оригинальная прическа, то это не про нее.

Наташа провела по гладкой прохладной коже головы и печально усмехнулась.

– Хорошо хоть не каре.

На второй курс химиотерапии она поехала в косынке. Врач её не узнала, а медсестра едва не выгнала из кабинета, заявив, что нет такой в списке, понаехали тут со своими болячками, а им теперь лечить. Наташа настолько опешила от такого приветствия, что даже не стала спорить. Молча выслушала едкий поток ругательств, а расплакалась уже позже, в одиночестве. Ей досталось и за то, что она «вырастила» свою опухоль, оказывается, холила её и лелеяла, а теперь приперлась отнимать драгоценное время у врачей. Хуже откровенного пренебрежения и обвинений в халатности были только отвлеченные беседы врача и медсестры прямо в кабине во время приема, когда за дверью сидела огромная очередь приехавших на химиотерапию. Так Наташа полчаса слушала о том, как шьются ростовые мягкие куклы и как тяжело их упаковывать в коробку, а в следующий раз узнала, как по выкройкам из старых журналов крючком связать кардиган.

Сначала она пыталась спорить, оказалось, что это бессмысленно и всегда приводит к её истерике, врачу же явно доставляло удовольствие унижать, а потом с барского плеча допускать к химии, будто без этой прелюдии пациенты не могли в полной мере осознать, куда попали. Несколько раз при Наташе обсуждали пациентов, которые уже не придут на прием. Не потому, что они вылечились, а потому, что им больше это не надо. С каким-то изощренным цинизмом они рассказывали об умерших от онкологии в присутствии тех, кто боролся за жизнь.

Каждая поездка на химиотерапию была испытанием в первую очередь из-за химиотерапевта. С медсестрами Наташа сразу нашла общий язык – шоколадный. Они и без того делали свою работу хорошо, но так чаще улыбались. Она приезжала с полной сумкой шоколадок и раздавала их направо и налево. Посоветовал это действенное средство двоюродный брат Костя. О диагнозе знали только он и тетя. Родителям Наташа так и не сказала. Не хотела их волновать. Когда-то, четырнадцать лет назад, Наташа вместе с тетей переехала в Краснодарский край из холодного Камчатского, да так и осталась жить на Кубани. С родителями виделась раз в год, сама к ним летала. В тот раз просто пропустила встречу. Планировала выбраться осенью, подлечив нервы и отрастив волосы.

Костя сильно удивился, что Наташа без его напоминаний не распихивала шоколадки. Про то, что Никита сбежал, поджав хвост, он тоже узнал не сразу. Не мог понять Наташиной скрытности, он-то делился всеми событиями в своей жизни почти сразу же, как они случались. Ему всегда требовалось как минимум три мнения и три точки зрения. Порой он утомлял своей говорливостью и желанием все обсудить, но умудрялся промолчать, когда это действительно было необходимо. Родителям Наташи он не проболтался, принял её нежелание делиться страхом.

К счастью, таких врачей, как химиотерапевт, больше не было. Почти год Наташа буквально жила в больницах и с таким отношением больше не сталкивалась. Да, врачи бывали раздраженные, уставшие, со странным чувством юмора или очень занятые, но в большинстве случаев оставались людьми.

Наташа снова провела ладонями по голове и, ощутив мягкость вьющихся волос, улыбнулась. Ей обещали кудри. В детстве она о них мечтала. И теперь кажется, мечте суждено осуществиться, но какой ценой! Вот уж точно «бойтесь своих желаний».

Ну я и козлиный кобель! Стыдно писать. Опять все повторилось, как с Нинкой, только год спустя. Самое смешное, что и Нинка была не первая. Саня напомнил, что я и раньше постоянно влюблялся в девчонок, а потом быстро остывал. Саня так и сказал про них, «мои разлюбленные». Вот про Саню и про Лилю я и хочу написать. Он ведь тоже в неё влюблен, правда, у него стаж меньше. Мы с ним даже спорили об этом. Он уверяет, что ещё в садике обратил на неё внимание. Черта лысого! Я помню, что он её только в пятом классе заметил. Так что я был первый.