Черный струящийся шелк облегал изящный силуэт, по земле тянулся длинный вуалевый шлейф. В руках Морвена держала свечу, озарявшую ее тонкое лицо, и в этот момент она была несказанно хороша. В волосах вспыхивали оранжевые огоньки. Шадрен сделал несколько шагов навстречу ведьме и произнес пересохшими губами:

— Ты такая красивая. — Она не вздрогнула, так как ожидала увидеть его здесь. Перехватив его взгляд, Морвена зарделась и смущенно опустила глаза. Как мало ей понадобилось времени, чтобы начать кокетничать, отметил экзалтор, но, в конце концов, она не слепая и не могла не заметить, как изменилась. — Но это…

Кто-то двигался за пределами его зрения: звук исходил из стен. Шаги сопровождались шуршанием и влажными шлепками. Это русалочий хвост в агонии бил по земле. Морвена наказала их до выяснения обстоятельств, соблазнительницу и поэта, хотя тот не сделал Шадрену ничего дурного. Кого еще казнили из-за него? Экзалтора удивила ее жестокость.

— Зачем?

Морвена приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки — и что-то во взгляде Шадрена, в тоне его голоса ей определенно не понравилось. Она почти не жила среди людей, держалась особняком, и легко переняла здешние нравы.

— Я должна это делать. Чтобы соблюдать порядок. — Ведьма понимала, что занимает высокое положение, что ей не пристало перед ним оправдываться, пусть даже она и питает к Шадрену самые теплые чувства, так похожие на то, что в человеческом мире называют любовью. — Не ходи один.

— Почему нет? — И Шадрен задал вопрос, который ему следовало задать сразу, как только он пришел в сознание: — Что со мной будет?

Ведьма молчала, пряча глаза, и нервно дергала себя за волосы. Так продолжалось около минуты, но Шадрен был терпелив. Наконец она сказала:

— Ты можешь уйти. — Она с надеждой посмотрела на него: — Ты можешь остаться.

— Неужели я могу вернуться в Гильдию? Вы отпустите меня?

Ее лицо исказилось от боли.

— А ты хочешь этого?

— Мне поручили найти тебя. — Шадрен не собирался ее обманывать. Морвена притащила его в Альдолис и оставила при себе — ее намерения относительно экзалтора трудно было расценить превратно. Он почти не знал ее, но был уверен, что плести интриги и строить коварные планы, подобно гильдейской Паучихе, она не умеет. — Вернуться ни с чем? Без ружья и маски, но с информацией о темном городе, о котором они знают лишь понаслышке? Ты готова пойти на такой риск?

Она покачала головой.

— Здесь нет никакого риска. Я отпущу тебя. Никто не станет тебя преследовать. Если, — Морвена понизила голос и закончила полушепотом, — это то, чего ты хочешь.

Ему нечего было ответить. Он не шпион, так что в Гильдию дорога закрыта. Снова скитаться по ледяным пустошам? А потом, если хватит сил вернуться в мир людей, жить в страхе до конца своих лет? Кто придет за ним, кто охотится на охотников? Он не желал знать. Так что оставалось — обосноваться здесь, среди чудовищ? Но и узником Шадрен быть не хотел.

Морвена направилась в конец зала, освещая себе путь. Шадрен поплелся следом, поглядывая по сторонам. Не все ниши были заполнены, и это немного утихомирило его совесть. Ведьма остановилась, водрузив свечу на каменный пьедестал, раздернула занавески: желтое сияние озарило альков в форме полукруга. На стенах висели портреты, если их можно было так назвать: каждая картина состояла из размытых очертаний головы и шеи, закрашенных черной краской, и нескольких белых мазков — волос. На месте глаз сияли алмазы.

— Тех, кто мог представлять угрозу, — заговорила Морвена, разглядывая портреты, — она прогнала и обозвала монстрами. Удобно, не так ли?

— Кто они?

— Я знала их когда-то. Или могла знать. Это место поклонения, хочешь спросить ты? Нет. Я не воздаю им молитвы. Они их все равно не услышат.

— Как ты их различаешь? — поинтересовался Шадрен.

— Нужно долго смотреть. Со временем они начинают двигаться. Шевелить ртом, моргать глазами. Еще позже — говорить. Иногда я слышу… — ее руки, висевшие вдоль тела, сжались в кулаки, — как они плачут.

Морвена боялась одиночества и ненавидела его. Шадрен тоже зачастую путешествовал один, по долгу службы, и тем не менее это никогда его не тяготило. В Гильдии были другие экзалторы, где-то его ждала Идрис. После смерти любимой в его сердце образовалась пустота, но Шадрен не стремился ее заполнить и не искал новых привязанностей. С него было достаточно страсти и тоски.

В тот раз он поцеловал Морвену исключительно по ее просьбе, он не любил ее, и, более того, не хотел любить. Экзалтор не мог отрицать, что испытывает к ней влечение, пусть даже чисто физического характера, но было бы нечестно просто уложить ее в постель, а потом делать вид, что ничего не случилось. Она заслуживала лучшего.

Шадрен не собирался ничего предпринимать, но когда ведьма упала на колени, всхлипывая и зажимая рот ладонью, его сердце отозвалось болью, и ему было тяжело устоять. Он присел рядом и коснулся ее локтя, ожидая, что она позволит себя обнять и утешить, но вместо этого Морвена отшатнулась и сквозь пелену слез взглянула на него, как на врага. Ее грудь, прикрытая черным шелком, судорожно вздымалась.

— Не прикасайся ко мне, — обреченно произнесла она. — Это убьет тебя. — Ведьма вскинула руку и продемонстрировала ему шелковые паутинки между пальцев. — Ты не знаешь, кто я такая. Что я такое.

Шадрен встал на ноги. Он запутался: сначала она звала его, а теперь отталкивала. Похоже, что Морвена сама не знала, чего хочет. Но экзалтор понимал: дай ей время, не делай никаких шагов к сближению, и она сама к нему явится — если, конечно, он будет еще жив. Он с минуту гадал, сможет ли самостоятельно добраться до своей комнаты на верхних этажах, а затем направился к выходу. Ведьма окликнула его, не поднимаясь с колен, и Шадрен испытал приступ мучительного удовольствия: это сработало. Его напускное равнодушие зародило в ее душе страх, что он может уйти или, того хуже, не ответить на ее притязания. Он медленно обернулся.

Морвена шмыгнула носом и вытерла мокрое лицо. Простерла руку в направлении окна, где виднелся клочок ржавого неба. Шадрен затаил дыхание.

— Будь осторожен. Ты слышишь? Они хотят тебя.

В подтверждение ее слов со стороны окна раздался еле слышный шепот, будто кто-то подглядывал за ними и вполголоса обсуждал увиденное. Спустя несколько секунд тишину разрезал душераздирающий крик, и его поддержали сотни голосов — грубые звериные и тонкие птичьи. Крик прокатился по пустынным улицам подобно лавине и затих где-то вдали. Город превратился в единый организм, и это огромное чудовище хотело лишь одного: его, Шадрена. Он мог дать им многое, прежде чем испустит дух. Он был не из трусливых, но в тот момент его пробрала дрожь.

— Город жаждет, — грустно повторила Морвена. — И я тоже.

Глава 10

(Летиция)

Он боялся к ней прикоснуться, словно девушка состояла из кристаллов песка, а не плоти, и могла запросто рассыпаться; долго стоял, привалившись к стене, и смотрел на нее. Она проспала больше суток, заняв его постель, и ему самому было негде приклонить голову. Конечно, Кассиан мог ответить на любезность и воспользоваться ее комнатой в качестве временного жилища, но юноша не стал этого делать. Вместо этого он бесцельно бродил по лесу, иногда сидел под деревьями, проваливаясь в короткие промежутки сна, и просыпался с затекшими конечностями и пустой головой.

— Как я здесь оказалась?

В ее глазах был животный испуг. Летиция приподнялась на кровати, машинально схватила покрывало и прижала его к груди. Увидев, что полностью одета, она немного успокоилась. Касс слишком устал, чтобы тратить время на объяснения. Сутки назад она разбудила его и что-то говорила несколько часов напролет, но ее рассказ был настолько обрывочным и малоосмысленным, что позднее он попытался собрать его воедино — и не смог. Это было похоже на сон; может, это и было сном.

— Мирцея хочет тебя видеть.