— Мирцея?
— Наша жрица, — пояснил Касс.
— Ах да… — Девушка встала, смущенно расправила смятое покрывало и одернула платье. — Мне нужно умыться и причесаться.
— Подожди здесь.
Касс знал, что не обязан никому прислуживать, но ему все равно хотелось угодить Летиции. Она могла помочь ему вырваться из беспросветного мрака, нескончаемой череды страданий, на которые он себя обрек. Ее душа пылала так ярко, что юноша был не прочь хоть немного погреться в исходившем от нее свете. Он принес Летиции все, о чем она просила — чашу с водой и чистое полотенце; затем предложил воспользоваться его расческой.
— Отведи меня, — сказала девушка, покончив с утренним туалетом.
Мирцея ждала их в большом зале, сидя у вогнутого зеркала и раскуривая благовония. На жрице было платье из некрашеного льна и черный бархатный жилет, волосы лежали на плечах золотистой копной, а на шее сверкало ожерелье из красного жемчуга, похожее на застывшие капельки крови. Она благодарно кивнула Кассу и велела оставить их с Летицией наедине. Госпожа ди Рейз проводила юношу долгим взглядом и обернулась к жрице.
— Смотри, — произнесла Мирцея, чуть отодвигаясь назад.
Летиции пришлось наклониться, чтобы взглянуть в зеркало. Размытые отражения метались на его поверхности, хотя они с Мирцеей не двигались, а с потолка лился ровный свет. Так продолжалось несколько секунд, а затем госпоже ди Рейз показалось, что она увидела нечто смутно знакомое, и девушка протянула руку к зеркалу, коснулась его дрожащими пальцами — и ощутила, как их ласкают мягкие как бархат крылья, покрытые пыльцой. Она резко отдернула руку и испуганно взглянула на жрицу. Мирцея улыбалась.
— Мотыльки…
— Подобно Эрис, ты родилась ведьмой, Летиция ди Рейз, — мягко произнесла жрица, — и обладаешь особыми привилегиями. Ты вольна вернуться в мир людей, если захочешь. Мы этого не можем. Мы все оказались здесь, потому что возжелали силы — и она была дарована нам в обмен на человеческое счастье: жить среди людей, любить и подарить жизнь. Каждый человек является единицей общества, ощущает себя частью единого целого. Мы, ведьмы, несмотря на Гильдию и ковены, всегда сами по себе.
— Я не понимаю.
Мирцея указала рукой на подушки, сложенные подле алтаря. Летиция села на одну из них, жрица последовала ее примеру. Теперь их лица оказались на одном уровне. Таким образом Мирцея показывала, что они равны, пусть даже она много лет правила ковеном, а Летиция явилась сюда только вчера.
— Мою силу измеряли метарами. Мне сказали, что я слабая ведьма.
— Пробуждение темного искусства сопровождается определенными событиями — Вспышкой, как некоторые это называют. Твоя сила еще спит. Она запечатана. Но она была с тобой всегда, Летиция ди Рейз. Там, во внешнем мире, — Мирцея на миг сомкнула веки, как будто вспоминая, — у меня есть ребенок. Не чудовище. Я стала матерью раньше, чем ведьмой.
Летиция не подозревала, что такое возможно. Это еще раз доказывало, что магия не была навязана ведьмам — они сами стремились к могуществу и добровольно приносили жертвы.
— Ты сказала, я могу вернуться.
— Да. Твоя кровь не заражена.
— Но я… — Летиция смутилась. — Я думала, что стала ведьмой, потому что испила воды Лете… — Она вкратце поведала Мирцее о случившемся в некрополе. — И я бегала волчицей. Не человеком. Ланн знает, он видел меня.
— Ланн? — переспросила Мирцея.
Девушку словно ударили, хлесткой пощечиной привели в сознание — и только сейчас госпожа ди Рейз поняла истинное значение сказанного. Твоя кровь не заражена. Ее захлестнули чувства, она едва не расплакалась от радости, позабыв обо всем, что привело ее сюда. Она думала, что пути назад нет, но он существует. Она сможет вернуться к Ланну, стать его королевой, если пожелает, обосноваться во дворце и каждый день надевать новое платье; она привезет из Сильдер Рока отца и Вилл и поселит их рядом с собой. Ей не нужно больше убегать, не нужно бояться близости с любимым, ведь все те ужасы, что она себе воображала, не выйдут из ее чрева. Вот что такое свобода…
А затем совсем иная мысль спустила Летицию с небес на землю. Она ушла из родного дома, чтобы не быть ничьей невестой или женой. Она хотела быть сама по себе, как настоящая ведьма, хозяйка своей жизни, в которой действуют ее личные правила. Получив нужные знания, она сможет стоять по правую руку короля, колдунья в красном, способная движением пальца превращать города в груды искореженного камня. Стоять по правую руку… а рядом с Ланном будет сидеть кто-то другой. Или он может отказаться от всего этого, предоставить ей возможность самой решать, как и где они будут жить, и тогда его сердце и тело будут навеки принадлежать одной Летиции.
Мирцея наблюдала за сменой выражений на лице госпожи ди Рейз. Когда-то жрица потянулась к силе, чтобы спасти свое дитя, прекрасно зная, что цена за это будет непомерной. Так и случилось. Муж погиб, а с ребенком ее разлучили. Сейчас Мирцея уже не решалась отыскать дочь, слишком много воды утекло, девушка вряд ли помнит свою биологическую мать, и, возможно, думает, что живет с настоящими родителями; а может, она ступила на кривую дорожку, развратничает и чистит карманы прохожим. И пусть Мирцея только что говорила о ней с безграничной нежностью, жрицу не слишком заботила судьба дочери. Ребенок был далеким воспоминанием, красным от плача существом в ворохе пеленок, маленьким и безымянным.
— Если в тебе и была волчица, то ее больше нет. Возможно, та сила была привита тебе, как чужеземная болезнь, но она ушла. По твоим жилам течет чистая кровь, но только до тех пор, пока ты не станешь практиковать настоящую магию. — Мирцея взяла госпожу ди Рейз за руку и заглянула ей в глаза. — Хочешь ли ты этого? Стать одной из нас. И даже если ты откажешься, твой приход сюда не будет напрасным. Правильный выбор очень важен. Если в том мире, что ты покинула, тебя кто-то ждет — вернись к нему. Запомни: смертные не могут владеть оружием богов.
По ту сторону зеркала метались бабочки. Они отчаянно бились крыльями о твердую поверхность, силясь найти выход из холодной черной тюрьмы. Мирцея, перехватив взгляд Летиции, поднесла ее руку к зеркалу, провела ее пальцем вертикальную черту: и гладь зеркала разверзлась, как живая ткань, мотыльки вырвались на свободу, какое-то время порхали вокруг женщин, а затем обсели потолок в своем вечном стремлении к свету.
Летиция долго не сводила с бабочек изумленного взора. Волшебство было реально — его можно было увидеть и потрогать рукой. Мирцея наблюдала за девушкой с необъяснимой лаской в глазах.
— Почему ты так беспокоишься обо мне? — спросила Летиция чуть погодя. — Разве ты не должна обучать тех, кто стремится к силе?
— В тебе есть свет. Мягкий, немного приглушенный, удивительно не сочетающийся с твоей природной неусидчивостью. Ты беспокойная девушка, но горишь ярко и ровно. Это красиво. Это успокаивает — словно знание, что в конце пути нас всех ждет вечное лето. Магия обволакивает тебя, и она… поет. — Мирцея выждала паузу, ожидая какой-то реакции. Госпожа ди Рейз передернула плечами. В ее понимании огонь, что не сжигает, вовсе не являлся огнем. — Но колдовство — это темное пламя. Оно изменяет. Оно порочит. Не став ведьмой, ты ничего не утратишь: маленькие приятности, обусловленные твоим даром, останутся с тобой. — Жрица кивнула на зеркало. — Ты встречалась с Тотом? Он один из зазеркального народца. Мы зовем их фейри. Обычные люди его не видят. — Заметив, что девушка пребывает в полном замешательстве, Мирцея добавила: — Подумай, хочешь ли ты измениться навсегда. Времени предостаточно. А пока что возьми это.
Жрица выудила из внутреннего кармана жилета замшевый мешочек и достала из него тусклый камешек. Смочив камешек в воде из чугунного котелка, расположенного слева от алтаря, жрица протянула его девушке.
— Подержи во рту.
Госпожа ди Рейз подозрительно осмотрела предмет, оказавшийся кусочком кварца. Решив, что большой беды не будет, если положить его в рот, она поднесла камешек к губам. Мирцея остановила ее руку.
