На всякий случай Максим заклинил щеколду, открывающую калитку во двор, и расставил вдоль уличного забора пустые бутылки, в которые положил камешки. Это примитивная сигнализация, но и она могла сработать от нежелательного гостя. Сунул под кровать заряженное ружье и несколько раз отрепетировал движение, чтобы быстро его вынуть и направить ствол в сторону двери.

Наступила ночь. Перед тем как лечь спать, Максим, Маша и Илья долго вслушивались в ночные звуки. Не считая брешущих собак, стрекочущих сверчков и тарахтящего за деревней трактора, других звуков не доносилось. Дороги, идущие в разные стороны от села, оставались пусты. Это успокаивало и позволяло надеяться, что сегодняшняя ночь пройдет нормально.

Илья Витальевич ушел чуть раньше, сославшись на сильную усталость. Максим с Машей просидели еще час после его ухода, разговаривая ни о чем: кто где учился, что смотрел, слушал, чем интересовался. Маша оказалась разносторонней девушкой с музыкальным уклоном, хорошо танцевала и умела петь. Максиму, кроме рейтингов в онлайновых играх, и похвастаться было нечем.

Сон постепенно сморил и их. Прежде чем пойти спать, они увидели, как замер огонек фар трактора, культивирующего поля возле деревни.

– Наверное, солярка закончилась, – решил Максим.

Они разошлись по местам своей ночевки. Илья Витальевич храпел. Перед сном Максим еще раз потренировался доставать ружье. Уверенность, что у него все получится, успокоила. Максим крепко заснул.

– Па-а-ап! Папа! – раздалось в ночи. – Макси-и-им!

Илья всхрапнул и проснулся.

– А? Что? – не понял он спросонья.

Максим тоже проснулся, еще не понимая, что его разбудило. Он даже и не вспомнил о том, что под кроватью лежит ружье.

– Папа, это я, Маша. Откройте скорее дверь, там опять началось, – чуть не плача, произнесла девушка.

Максим вскочил раньше Ильи Витальевича, подбежал к двери и открыл ее. Маша мгновенно юркнула внутрь.

– Включите свет скорее! – истерично попросила она.

– Дочь, дочь, успокойся. – Илья Витальевич в темноте обнял ее.

Максим нащупал выключатель и включил свет. В боковом зрении появились знакомые черные силуэты и давящее чувство тревоги, не покидающее за точкой Лагранжа. Граница тьмы оказалась подвижной. Все переживания насчет обороны деревни теперь выглядели совершенно ненужными. Защищать нечего и незачем. Маша в объятиях отца кое-как успокоилась. Максим поставил на старенькую газовую плиту чайник. Руки слегка тряслись. Испуг среди ночи всегда сильнее, чем днем.

– Ща чабреца бахнем и подумаем, что делать дальше, – произнес он вслух, в первую очередь, чтобы успокоить самого себя.

– Уезжать надо, – шмыгая носом, произнесла Маша.

– А бабуля там как? – поинтересовался отец.

– Спит. Я не стала ее будить, – дочь вытерла тыльной стороной ладоней слезы. – Она же все равно не поедет с нами.

– Да куда ехать-то? – Максим пожал плечами. – Искать другую точку? А что, если они все закрылись, как эта? Мы же ничего не знаем про то, что происходит. Связи нет, телевидение не работает, радио тоже. До компьютера не добраться из-за дремучих колхозников.

– Мне в машине… в движении… спокойнее, – разрывая фразы из-за недавнего плача, произнесла Маша.

Отец нежно обнял ее и погладил по спине.

– Хорошо, дочь, мы с Максимом решим, как нам лучше поступить, – Илья посмотрел на него. – Наверное, будет хорошей идеей убраться отсюда.

Максим не стал спорить, потому что в этом момент услышал дикие крики, присущие моменту, после которого тьма делала свое темное дело. Внезапно они оборвались, а через секундное затишье раздались уже крики на два голоса, один из них приближался. Максим схватил ружье, выключил свет и выглянул в приоткрытую дверь. Кричали в соседнем дворе. Мужчина попытался перескочить через забор во двор к бабе Але, но не успел. Штакетник под его массой подломился, но тот не упал на землю – исчез раньше. Черная тьма, намного чернее ночи, повисла на заборе, будто давала понять, что теперь соседний двор принадлежит ей.

Максим закрыл дверь и включил свет. Маша смотрела на него испуганными глазами, умоляя взглядом что-нибудь сделать, чтобы избавиться от страха.

– Наверное, вы правы, – подумав, решил Максим. – Будет лучше уехать отсюда. Давайте позавтракаем, – он посмотрел на старинные часы, висящие на стене летней кухни. Они показывали начало третьего ночи. – Или поужинаем второй раз.

Маша готова была на все, лишь бы знать, что сейчас они покинут опасное место. А крики по деревне множились. Участился шум проносящихся по улице машин. Как и везде, народ бессознательно спешил куда-нибудь уехать, надеясь на удачу.

Максим сидел напротив двери в баню. Неожиданно она приоткрылась, обнажив узкую щель в темное помещение. Чувства сразу же дрогнули, предвосхитив появление в ней чего-нибудь пугающего. Сердце заколотилось чаще, а глаза впились в темную полосу в ожидании. Тьма не заставила себя ждать. Чернота сгустилась и колыхнулась, намекая на то, что за ней уже кто-то есть. Грудь сдавило от страха так, что сердцу стало негде биться, а легким не хватило места, чтобы расправиться на вдохе.

– Максим! – вскрикнула Маша, заметив его остановившийся, испуганный взгляд.

Она обернулась и увидела, что дверь бани приоткрыта, поднялась и захлопнула ее. Максим тряхнул головой.

– Надо же, а… Как гипноз, – он потер ломящую нудной болью грудь. Сделал хороший глоток чая и сразу же почувствовал, как стало отпускать. – Знаете, надо научиться смотреть не фиксируясь. Как только зацепишься взглядом – все, тьма берет под контроль.

– Этому надо учиться, – заметил Илья. – Что делать с бабулей?

– Не взять ее некрасиво, но и взять было бы странно, – поразмышлял Максим. – Ей вряд ли понравится трястись с чужими людьми по проселкам.

– Надо ее спросить, – предложила Маша. – Только я одна не пойду.

– Конечно, вместе пойдем, – успокоил ее отец.

Закончив с внезапной ночной трапезой, они все вместе вышли во двор. Деревня шумела. Крики неконтролируемого страха слились с шумом моторов и лаем собак. Народ в панике разбегался. Страхоапокалипсис задержался здесь на несколько дней, дав людям фору, которую они не использовали, понадеявшись, что их не затронет.

Баба Аля спала, ни сном ни духом не ведая о начавшейся беде.

– Что делать? – неуверенным голосом спросила Маша. – Так жалко ее будить…

В углу комнаты за кроватью уже притаилась чернота. Максим усилием воли переводил взгляд, чтобы не зацепиться за нее.

– Давайте дождемся утра, – предложил он. – Мы же знаем, как можно продержаться, а бабуля нет. Стремно получится, если мы оставим ее, ничего не сказав.

– Я согласен с Максимом, – произнес Илья Витальевич. – Это будет ужасно некрасиво, у нас даже нет серьезного повода куда-то ехать.

– Ну, тогда давайте сядем на кухне и включим свет, чтобы не так страшно. – Маша тоже была вынуждена принять точку зрения мужчин.

Они сели на кухне, включили свет и открыли окно на улицу. В кухне еще стояла дневная жара. Вместе с прохладным воздухом в дом долетали крики людей, не справившихся со своими чувствами. Приблизился тарахтящий шум дизельного двигателя. Показался трактор с телегой, груженой барахлом. Неожиданно он прибавил скорости, разогнался и на всем ходу влетел в электрическую опору. Свет в доме моргнул и потух. С улицы раздался крик и тут же смолк.

– Ну вот и посидели со светом, – вздохнул Максим.

Из спальни донеслись шаркающие шаги.

– Ребята, а вы чего тут? – спросила из темноты баба Аля.

Она безрезультатно пощелкала выключателем света.

– Тетя Аля, вы только не пугайтесь, – начал издалека Илья Витальевич. – Сегодня ночью в вашей деревне началось то же, что и везде. У вас есть свечки?

– А? Свечки? Да, есть.

Бабуля на ощупь прошла вдоль стены до кухонного шкафа, открыла его, пошебуршала, и через полминуты чиркнула спичкой. От нее подожгла большую парафиновую свечу и протянула Максиму. Он принял ее и поставил в глубокую кружку. По кухне забегали подвижные тени, падающие от трепыхающегося пламени.