– Я ведь говорю, что все здесь знаю, – с довольным видом заявил оборотень. – Прошу, госпожа, карета подана.

Признаться честно, лодка Агате понравилась еще меньше, чем идея переходить реку вброд. Если идти ногами – сохраняется хоть какая-то иллюзия ответственности за свою судьбу. А маленькая, явно неустойчивая, да к тому же ворованная лодка – это настоящее испытание силы духа.

Но капризничать дальше Агата просто постеснялась: и без того уже чувствовала себя неловко. Шагнула в суденышко, осторожно опускаясь на лавку. Лодка просела так сильно, что вода едва не перехлестывала через борта. Рудольф быстро снял сапоги и штаны, сунул ей в руки и, осторожно подталкивая лодку перед собой, пошел в воду. Здесь, действительно, было неглубоко: вода доходила ему до бедер.

Ох и дура же ты, Агата! Сидишь в лодке, как барыня, пока парень мокнет! Зачем ты вообще рот открыла?

Переправа заняла совсем немного времени. Совершенно сухой и ужасно смущенной тигрице Рудик подал руку, лихо прищелкнув мокрыми пятками и даже немного поклонившись. Вышла, тихо вздохнув и оглядываясь. По эту сторону реки начиналась тропинка куда-то вдаль.

Сверилась с картой – просто ради интереса. Ну, и чтобы сделать вид, что она чем-то занята, а вовсе не косится на голый зад и перед морфа. Белья-то он, как она помнила, не носил.

– Судя по всему, впереди у нас таверна, – неуверенно сказала она. – Только вот что странно: зачем она нужна посреди леса?

– Как зачем? – заглянул ей через плечо морф, горячо и щекотно дыша в шею. – Чтобы путники могли переночевать.

– Какие к черту путники? В глухом лесу? Судя по тропинке, здесь только зайцы и патруль шляются, и больше никого. Совершенно бессмысленно тут ставить таверну.

– Предлагаю пойти туда и посмотреть, – отвратительно весело заявил Рудольф. – Я не понял, ты боишься, что ли?

– Вот только не нужно брать меня на слабо, со мной такое работало лет в шесть разве что, – проворчала Агата. – Я бы обошла стороной эту таверну… Но что-то мне подсказывает, что не выйдет. Ладно, малыш, пошли.

Тропинка была еле видна, но из вида не пропадала, а лес снова становился все гуще и дремучее. Сосны сменялись дубами, дубы – разлапистыми елями, а ели – снова вековыми дубами. Где-то квакали лягушки, пели птицы, шуршали в кустах неведомые звери. Отчаянно хотелось есть. Завтрак был давно переварен, ужин предвиделся только в таверне и то – сомнительный.

– Слушай, герой-любовник! Ты свою госпожу обедом кормить собираешься вообще?

– А это входит в мои обязанности, голодная госпожа? – вскинул брови морф.

– А как же. Настоящие оруженосцы для чего нужны, по-твоему?

– Носить неустанно оружие? – предположил Рудик.

– Ох, мой мальчик, как ты глубоко заблуждаешься! Настоящий оруженосец должен своего сюзерена кормить, поить, защищать от диких зверей, стирать его носки…

– Мальчик, значит, твой… Тогда еще тереть спинку, наверное, в купальне…

Агата вздохнула.

– Короче, я голодна. Поймай для меня хотя бы зайца.

Рудольф прислушался к лесу, склонив голову на бок.

– А заяц – это принципиально? Может, оленя лучше? Или перепела?

– Нет, олень это слишком радикально. Я столько не съем. А вот птица – самое оно.

– Слушаюсь и повинуюсь, ненасытная госпожа.

И принялся снова раздеваться, паразит. Что же это делается! Сколько вот так ей придется лицезреть голого мужика, причем неплохо сложенного и практически при любом разоблачении демонстрирующего вполне возбужденное состояние организма? Невольно возникали нескромные мысли – а не проверить ли на практике его готовность “служить госпоже” во всех смыслах? В конце концов, Агата тоже морф, и морф, давно сдерживающий свои инстинкты. К тому же – свежий воздух, здоровая пища, полноценный сон и отсутствие изматывающих тренировок.

Нет-нет, тигрица, даже не думай. Нельзя. То есть можно, но не с Рудиком. Он и без того смотрит на тебя слишком восторженно. Ты уйдешь, а он останется и потом, наверное, будет страдать. Мы в ответе за тех, кого приручили – кажется, еще Экзюпери сказал, да? Ну вот. Не стоит приручать волка, не кончится это добром.

Птица, пойманная Рудиком, куропаткой не была отродясь. Впрочем, Агата вообще затруднялась определить эту местную живность. Ошпарив ее одним только движением левой руки (ну нравилось ей видеть восторг в глазах волка, что поделаешь), содрала перья с кожей. Еще один удар раскаленным паром, можно солить и решительно есть. Пополам разломила, кинув свою половину в рот, бросила парню его скромную долю. Еще бы таких… штучки три, но заморить червячка получилось.

Оставаться на ночь в лесу не хотелось. Уже было совершенно ясно, что нечисти тут водилось немерено: если есть русалки, то, наверное, и леший запросто появится, и какие-нибудь людоеды, и дорога из желтого кирпича. Поэтому Агата с Рудиком, как только солнце начало неуклонно скатываться за верхушки деревьев, не сговариваясь, ускорили шаг. Судя по заколдованной карте, постоялый двор был уже близко.

Странное это оказалось место: большой двухэтажный дом прямо посреди чащи – с застекленными (о чудо!) окнами и каменным подклетом. В окнах горел свет, слышалось разудалое пение.

Называлась эта постройка “Волк и осел”.

– О! – обрадовался Рудик. – Чур, я волк!

– Серый, ушастый и с хвостом? – прищурилась Агата. – Мне б твою самоуверенность!

И пока морф искал ответ поязвительнее, тигрица ловко взбежала по ступенькам крыльца и открыла дверь.

Пахло здесь вкусно, а вот контингент был… самый что ни на есть разбойничий. Замерла на пороге, судорожно подсчитывая количество голов, в смысле – рож. На тридцати с чем-то сбилась и решила, что нет, в лесу безопаснее, но улизнуть не успела. Рудик нетерпеливо толкнул ее между лопаток, затаскивая в здание, и только потом догадался оглядеться. Его гулкий вздох в наступившей вдруг тишине прозвучал очень громко. Агата на всякий случай подергала мягко затворившуюся за спиной дверь: она не поддавалась. Пришлось улыбаться во всю свою белоснежную челюсть и громко здороваться.

– Вечер в радость, господа, эль в сладость, – брякнула она. – Это ведь постоялый двор?

– Он самый, заходи, красавица, – улыбнулся лысый толстяк за барной стойкой, демонстрируя отсутствие передних зубов. – Не бойся, не обидим.

– Только пощупаем немного, – вполголоса добавил кто-то из угла.

Рудольф демонстративно принялся за стриптиз, явно намереваясь оборачиваться.

– Братцы, тож ж оборотень! – крикнул кто-то… И все вокруг вскочили.

Агата только глазами хлопала, а ее оруженосца уже скрутили в бараний рог, пару раз пнули под ребра, опутали веревками как колбасу и уложили в уголок отдыхать. Однако тут налицо командная работа!

– А вы, барышня, тоже буянить будете?

– Нет, – горячо ответила Агата. – Я буду ужинать и спать!

– Ну так проходите, присаживайтесь. Что желаете?

Пришлось осторожно опуститься за предложенный столик в углу. Посетители смотрели на Агату так жадно, что она ощущала себя частью меню. Сохранять невозмутимость было очень сложно, и тигрица нервно плеснула в большую кружку чего-то алкогольного из кувшина и лихо опрокинула это в себя.

Ох!

Закашлялась, из глаз потекли слезы. Да это же самогон!

Зато сразу сделалось тепло, даже жарко и очень весело. И предложенное жаркое показалось невероятно вкусным.

Осмелевшая Агата даже крикнула бармену, или кто он тут:

– Вы бы моего оруженосца покормили, а то бедняга даже топор за мной таскать не сможет!

Все почему-то засмеялись: не то им казалось, что кормить практически уже покойника не было смысла, не то над топором.

Постепенно в таверне снова зашумели, начали спорить и даже петь. Перед глазами у Агаты плыли цветные пятна, в ушах гудело. Она вдруг услышала знакомое имя “Жозеф Лур”, встрепенулась, немного послушала, качнулась на стуле и заявила:

– Э, нет-нет, все было совсем не так! Слушайте сюда! Жила была девочка в деревне возле леса. Бабушка сшила ей красную шапочку, и до того девочка ее любила, что носила и зимой и летом…