Когда мама приезжала к детям по выходным, тетка её упрекала:

– Перебирайся ко мне. Здесь хоть работы нет, но можно жить огородом. А ещё лучше – подыщем тебе деревенского бобыля.

Софья не соглашалась – ни на огород, ни на бобыля. Тогда Аграфена Петровна подходит к проблеме с другого края. Оставив детей у соседки, она приезжает к племяннице в эту субботу и ловит её возле школы. Требует пригласить себя в гости – обсудить одну важную проблему. Скромница Сонечка стесняется своих хозяев и приглашает гостью к подруге Марине.

У Аграфены Петровны в сумке отыскалась бутылочка водки и закусок на целый стол. Женщины выпили, разговорились.

– А что, Марина, есть у тебя среди знакомых мужики неженатые?

Софья краснеет, а хозяйка меня припоминает:

– Есть тут один сосед. Давно холостой. Жил с матерью. Теперь она умерла, и он в доме один остался. Работает таксистом на своей машине. Не пьет (это я-то? ого!), не курит. Правда, ему за пятьдесят. Но дети взрослые – выучились, определились…

– Ну и пусть, что в годах! – за Софью говорит её тетка. – Главное, чтобы человек был хороший.

Марина решительно встает:

– Так пойдемте к нему, познакомлю…

И вот я у её дома. Собаки нет, калитка открыта. Прохожу чистый дворик, уютную веранду, коридор…

– Проходи сюда, – зовет хозяйка из глубины дома. – Мы на кухне.

Все стены в обоях сверкающих, на них зеркала и картины, все дверные проёмы арочные, ковры на полу… ну, блин хоромы! Загляденье!

Захожу на кухню. За массивным столом на массивных скамьях сидят три дамы. Перед ними закуски холодные. Боже мой! Чего только нет – рулетики из ветчины с сыром, бутерброды с икрой, мясная и сырная нарезка, селедка под шубой, грибки в сметане, соленые огурцы и помидоры… Неужто Марина расстаралась? Только зачем ей это? Наверное, сваха проставляется.

– Вуаля! Вот и я, – ставлю две бутылки на стол.

Сажусь на скамью рядом с Софией – место, видимо, заранее приготовлено. Хозяйка тут же ставит передо мной пустую тарелочку, вилку, нож – все, как в лучших домах Парижа. Аграфена Петровна умелой рукой сворачивает бутылке пробку, разливает в рюмки водку.

Встала памятником с тарой в руке, помолчала немного и говорит:

– Ну, вот что, Софья и Анатолий, вы оба холосты да и молоды – вам ещё жить да жить. Давайте посидите здесь, поговорите да определитесь… За ваше счастье!

Хлопнула водку, и мы все выпили. А тетка не села, лишь закусила скибочкой копченой колбасы и направилась к выходу.

– А я пошла – устала с дороги и весь день на ногах. Хозяева-то меня пустят? – спросила племянницу.

– Да-да, – закивала головой София. – Я их предупредила.

После ухода говорливой тетки в уютной кухне воцарилась молчание. Невеста, вся пунцовая, уткнула взгляд в салатницу. Молчит и Марина и, как ни странно, сочувственно смотрит на меня. Мне надо что-то говорить. Что? – никак не пойму. Как круто однако сосватали!

Хотя, в принципе, не так уж все страшно. Мы будем встречаться с Софией. Заниматься сексом. По субботам будем ездить в деревню к детям. А потом они все переедут ко мне…

Блин! Куда переедут? Мой дом выставлен на продажу. Скоро, уже очень скоро я сам стану бездомным.

Дурацким получается разговор, когда все молчат. Издав усталый вздох, Марина, наконец, вспоминает, кто здесь хозяйка.

– Тамада ушла. Анатолий, у ну-ка, налей нам ещё.

Я смотрю на неё. Хоть Марина и старше Сони на десяток лет, но выглядит привлекательно. Пусть в домашнем уже, но прилично одетая. Белокурые волосы распущены и колышутся при движениях, лицо с тонкими чертами выглядит молодым и сияющим здоровьем, глаза сверкают, а по губам блуждает улыбка.

Я давно её знаю; правда, больше со слов матери – ей соседки на всех доносили. Был у неё муж – почему-то расстались. Двое детей с ней остались. Старшая дочь – ровесница моего сына: вместе играли в детстве на улице. Сын моложе. Но никого из них нет сейчас дома.

После мужа был у Марины сожитель – на все руки мастер. Вот он-то и сделал из её дома и усадьбы конфетку на загляденье. А потом она его выгнала.

Соседки считают Марину хищницей.

– Ей простого слесаря не надо – ей начальника подавай с министерской зарплатой.

Я за это её не осуждаю – имеет право. Если женщина красива, она имеет право на что-то лучшее в жизни.

От красавицы Марины мысли переходят к невзрачной Соне. Худа, угловата, с порывистыми движениями… Да и характер, наверное, нервный. Что-то в ней затаилось от громогласной ухватистой тетки – о це гром-баба!

Мы выпиваем уже втроем. И я снова разливаю. Софья по-прежнему молчит, а Марина вдруг становится хмельной.

– Ой, ёпте, щас напьюсь! Мы ведь одну уже раздавили на троих. Еще две, и что завтра будет – похмелин, обсерин или животоболин?

Вот это сюрприз! Слышал про хищнические устремления Марины, любовался её красотой, но никогда не думал, что она, выпимши, бывает такой вульгарной. Впрочем, и не пил никогда с ней. Но речь её становится неприятной. Лучше бы уж молчала, как Софья.

Впрочем, и Соня заговорила каким-то сиплым голосом.

– Наверное, один раз в жизни можно.

Чувствую себя собакой на сене: пью наравне с девками – они хмелеют, я нет. Наверное мысли о том, что я к Софье просватан, не дают мне расслабиться. Надо бы, надо успокоиться…

Марина втягивает меня в пустой разговор.

– Анатолий, тебе какие женщины нравятся – кругленькие как пончик или воблы сушенные?

Я задумываюсь над её вопросом – как бы не ответить невпопад. Сама-то хозяйка как раз посередке, а Сонечку легко можно отнести к воблам сушеным. И что тут сказать?

– Если честно, не так уж важно, какая фигура. Мне интереснее личность человека. Ведь секс длится минуты, а общаться можно всю жизнь.

Это не очень прозрачный намек, что штукатуру Марине далеко до учителя Сони в интеллектуальном плане. Софья первый раз бросает на меня взгляд. В нем светятся любопытство… и благодарность.

– В Казахстане мы жили в городе, – говорит она. – Там был свой театр. Я любила туда ходить. В Увелке ничего нет.

– Ха-ха, театр! – смеётся совсем захмелевшая Марина. – Ходи в кино.

– Было бы что смотреть – сходила бы с удовольствием.

Интересно, думаю я, это намек на то, как следует начать свои ухаживания?

– Я вас приглашу, как только объявят что-нибудь путное. Давно сам не был.

Марина кивает и хихикает как девчонка:

– И меня прихватите. В кинотеатре у вас же не будет интима. Почему ты шампанского не взял? Все водка и водка… Наливай!

Я налил всем по полрюмочке. Хозяйка говорит тост:

– Пусть этот вечер для вас станет концом одной жизни и началом другой. За вас! Горько!

Мы готовы выпить, но целоваться ещё нет – ни я, ни София. Марина выпила, мы тоже. Она посмотрела на подругу:

– Боишься? Ну, тогда я за тебя.

Тут же обняла меня и смачно поцеловала в губы.

– Ой, сладко! – сказала она, оторвавшись от поцелуя.

У меня сердце защемило. У Софьи на глазах слезы, но она улыбается нам. Может, от счастья?

Марина сама разливает водку по рюмкам.

– А давайте напьемся до свинячьего визга – вот будет дивно!

Я давлюсь колбасой. Софья удивленно вскидывает брови, пытаясь разобраться в таких переменах подруги. После некоторого замешательства она расслабляется и улыбается краешком губ.

Короче, пьем – никто не отказывается, но и хрюкать никто не собирается – даже хозяйка. Самое интересное, что к полуночи мы прикончили обе бутылки. Хмельнее всех оказалась София, но и она высказала твердое желание спать в своей комнате, на своем диване, со своей теткой. Мы вышли её провожать. Марина осталась возле своей калитки, шепнув мне украдкой на ухо: «Ты возвращайся. Буду ждать». А я, трезвый как стёклышко (видимо, сказалась закуска добрая) взял Софью под руку и проводил её до ворот. Тут идти-то десять шагов. Шагнув за калитку, она поворачивается ко мне:

– Спасибо. Был очень приятный вечер.

– И вам спасибо. Я рад, что мы познакомились.