Еще круче поменялась жизнь здесь у нас, в Энске. Ты, наверное, заметила, когда въезжала в город, что на бывших совхозных полях в районе кладбища вырос целый поселок из кирпичных «замков»? Так вот, отец вместе с Олегом создал юридическую контору, которая проводила все сделки по этому строительству, да и много чем еще занималась. У отца – связи и опыт, у Олега – доступ к информации, в общем, дело пошло. Появились деньги, как видишь, перестроили дом, все удобства, второй этаж, гараж в цоколе – короче говоря, раньше нам и не снилась такая жизнь.
Мама ушла на пенсию, я, конечно, продолжала работать, но уже так просто, чтобы форму не терять, зарплату тратила что называется, на шпильки и шляпки. Пару лет проболталась в Москве – был в моей жизни такой период, бурный роман, который закончился так же, как обыкновенно заканчиваются все бурные романы. Пришлось вернуться домой, и не успела я, как говориться, осушить слезы и утереть сопли, как начались у нас серьезные неприятности.
Не буду утомлять тебя деталями юридического бизнеса – разборки на этой почве закончились тем, что в отца стреляли. Ранение было пустяковое, но случился инсульт, после которого папа так и не смог до конца восстановиться. От дел отец, конечно же, отошел, и все легло на плечи Олега. Он сумел перевести контору в Москву: там, разумеется, конкуренция выше, доходы гораздо ниже, но зато спокойнее – если, конечно, не зарываться. Там, в Москве, он наконец-то женился.
А я осталась с родителями, устроилась на работу в нашу «красную» школу, чтобы быть под рукой у мамы – папа большую часть времени проводил в инвалидном кресле и нуждался в уходе. Но постепенно мы сумели приспособиться к новому образу жизни, и я стала надеяться, что папа все-таки сможет подняться на ноги: он стал делать гимнастику, начал снова читать газеты – словом, интерес к жизни стал возвращаться.
И вот тогда мы взяли щенка овчарки. Ты, наверное, помнишь, что наш отец всегда любил собак. Раньше он выбирал охотничьих: вы с Лариской любили воображать, прогуливаясь с Муратом на поводке, – две «дамы» и спаниель! Но жизнь изменилась, и пришлось завести сторожевую собаку. Так у нас появился Дик, громадный черный ротвейлер. Это был настоящий четвероногий охранник, честный и неподкупный. Его застрелили тогда же, когда ранили папу. Ну вот, чтобы папу как-то развлечь, мы с мамой купили Рекса.
Щенок был достаточно взрослый и, к сожалению, оказался довольно бестолковым, что для немецкой овчарки большая редкость. Серьезно заниматься с ним было некому, и слушался он плохо. Однажды – это было в начале марта – Рекс каким-то образом сорвался с привязи и выбежал на улицу. Мама, едва успев накинуть шубу, бросилась за ним, опасаясь, что глупый пес попадет под машину. А в результате сама оказалась под колесами – была гололедица, затормозить водитель не успел. Во всяком случае, так посчитала милиция, потому что его самого так и не нашли.
Дело закрыли как несчастный случай, поскольку следы тормозного пути свидетельствовали о том, что мама выбежала на проезжую часть прямо перед машиной, и ничего уже невозможно было сделать, чтобы избежать столкновения. Конечно, водитель не имел права покидать место аварии, но никто его особенно не разыскивал за неоказание помощи пострадавшей, потому что, по словам медиков, мама умерла мгновенно, ударившись виском о валявшийся у дороги огромный кусок льда…
А я в то время, когда это случилось, ничего не подозревая, вела урок в классе на втором этаже и, только услышав сирену «скорой помощи», подошла к окну – дом-то наш рядом, подумала, вдруг опять что-нибудь с папой. Как выскочила на улицу – не помню, помню – увидела маму, кровь на ее «чернобурке» – знаешь, она всю жизнь мечтала о такой шубе, и отец купил ей, как только у него появилась такая возможность – и сама чуть не потеряла сознание.
Когда пришла в себя, бросилась в дом, к отцу, а он там, как обычно, сидит в кресле у окна, лицо покраснело, только треугольник вокруг рта совершенно бледный. Я – за врачом, благо скорая рядом, тот сразу сделал отцу укол и сказал, что надо срочно в больницу. Потом, когда папу уже положили на носилки, я наклонилась к нему, чтобы поцеловать, а он прошептал что-то, как мне показалось, какое-то имя, но я не смогла разобрать, расслышала только конец фразы: «… он! Это он убил ее…» Больше я отца живым не видела.
Я, конечно, рассказала обо всем Олегу, и он пытался добиться расследования: все-таки отец столько лет проработал в прокуратуре. Но в милиции все были уверены, что это просто несчастный случай, потому что ничего общего с тем предыдущим покушением на папу, когда он был ранен, не обнаружили…
Алла умолкла, молчала и я. По сравнению с только что услышанным наши с Данькой семейные неурядицы показались мне детсадовскими разборками в песочнице, было только не очень понятно, что Аллочка имела в виду, когда говорила, как она рада моему приезду: чем я-то могла помочь ей в такой ситуации? Наверняка здесь, в Энске, у нее есть гораздо более близкие подруги, да и друзья тоже должны быть – несмотря на все несчастья, свалившиеся на ее голову, Алла не производила впечатления женщины, обделенной мужским вниманием. Поэтому, выразив положенные соболезнования, я осторожно поинтересовалась, чем могу помочь?
Алла коротко взглянула на меня, повертела в руках бокал, потом сделала приличный глоток вина и сказала: «Мне кажется, ты могла бы узнать, кто сбил маму. И, пожалуйста, не отказывайся, Варька! Ты же сама сказала, что ты хочешь провести здесь отпуск. Твои родители родом из этого города, да ты и сама жила здесь, у тебя масса знакомых всех возрастов, и потом, самое главное – у тебя же дар!».
Так я и знала! Это Лариска вбила в голову младшей сестре свои бредни насчет моей необыкновенной интуиции! Когда-то давно, еще в студенческие годы Лариса проводила у нас, в Москве, зимние каникулы. Мама достала нам билеты в «Современник», а моя однокурсница, у которой бабушка работала билетершей – контрамарки в Театр Сатиры, и мы со всем пылом юности восторгались Андреем Мироновым, ночь не спали после спектакля «Валентин и Валентина», где в то время блистала Марина Неелова. Днем мы ездили кататься на лыжах в Серебряный Бор, а вечерами нас манил центр города, освещенные улицы, большие магазины. А сколько было разговоров! Сейчас даже и представить себе трудно, о чем можно разговаривать ночь напролет? Тогда в этом не было ничего особенного: жизнь, любовь и работа – все это было впереди, в светлом и прекрасном, как нам казалось в двадцать лет, будущем!
Каникулы подходили к концу, когда однажды под утро мне приснился странный сон: как будто прихожу я к Винокуровым, Ларискина мама открывает мне дверь, и вдруг лицо Анны Сергеевны стремительно краснеет, и она падает навзничь! Все это я видела так ясно, словно наяву, и от этого было очень страшно. Недолго думая, я разбудила Лариску и стала рассказывать, что мне приснилось, но, похоже, мой вид оказался красноречивее пересказа, потому что подружка моя, не дослушав, быстренько начала собираться домой. А вечером она позвонила из Энска и сказала, что вернулась очень вовремя: у Анны Сергеевны случился гипертонический криз, а дома никого – Вадим Петрович уехал в командировку, Олег проводил каникулы на Алтае, а младшая, Аллочка, была в школе. Лариска вызвала скорую, и все обошлось, потому что вообще-то ее мама была очень здоровой женщиной, несмотря на то, что на войне прошла, как говорится, огонь и воду – служила переводчицей во фронтовой разведке. И что стало причиной такого скачка давления, мы так никогда и не узнали…
С тех пор Лариса не раз приставала ко мне с расспросами о снах и предчувствиях, пока однажды не стала невольной свидетельницей очередной моей перепалки с мамой на тему «севастопольских рассказов», которых я терпеть не могла. При одном только упоминании о Севастополе у меня на мгновение останавливалось сердце, начинала кружиться голова, и потом я с трудом могла разобрать слова сквозь стук в ушах. Правда, все это быстро проходило, но ощущение оставалось тягостное, поэтому, когда в тот раз мама только успела произнести: «Когда мы жили в Севастополе…», в ответ я взорвалась упреками: «Как ты могла?! Как ты могла тащить с собой на Госпитальный спуск годовалого ребенка? В эту толпу, изнемогавшую от горя и отчаяния! Зачем ты вообще пошла на берег? Ведь папа был в море в тот день!»
