Пентхауз на Патриарших получит фальшивая племянница. Ах, какой пассаж! На козьей мордочке Вики восторг быстро сменится озабоченностью. Эта безмозглая шлюшка начнёт лихорадочно переваривать информацию и просчитывать выгоду: зачем ей нищий жених, в шоу-бизнесе ему быстро найдётся замена, ведь она теперь и сама богата, шикарную квартирку можно обменять на несколько небольших, сдавать внаём и жить припеваючи, не утруждаясь. В общем, любовница даст Игорю отставку. Это покажется ему ещё большим сюрпризом, чем лишение наследства, сгоряча он схватит сучку за горло, но тут со второго этажа спустится бритоголовый амбал, служившей мне верой и правдой, и встанет за спиной новой собственницы. Придётся ретироваться и настроиться на продолжение битвы за театральный Олимп.

Звягина утомилась думать последовательно, расслабилась и закрыла глаза, довольная собой. Если бы кто-то сказал, что ею движет банальное чувство мести, она бы не поверила.

Нотариус, вызванный Архиповной, приходил дважды, но больная не могла сосредоточиться. Она думала то так, то эдак, то опять так, пытаясь собрать в горсть разбитые жизнью полки, ловя за хвост ускользающую мысль. Легкомысленно махнула рукой: позже, ещё успеется.

Есть отказалась и даже любимый зелёный чай только прихлебнула.

– Может, ягод каких с рынка принесть? – не отставала сердобольная Архиповна.

– Не суетись. Настала пора платить по долгам. Сокрушаться не о чем – всё происходит по нашей воле. Вот жизни жаль, жизнь коротковата…

К вечеру заметалась в горячке. В моменты просветления остро чувствовала, как не хватает верного друга Петечки. Он бы пожалел, и дела привёл в должный порядок, и завещание составил. Если б знал, что я вспоминаю о нём с такой нежностью! Да, променяла бесценное на фаллос, но куда денешься? Здоровые чувствуют иначе.

Снова приходили врач, потом Алёна, секретарь Фонда, опять врач, медсестра установила капельницу – никто долго не задерживался. Уже за-полночь приехал Игорь. Ужаснулся бессвязному докладу домработницы, вихрем влетел в спальню к обожаемой жене.

– Господи, спаси!

Пристроился на краю широкой кровати. Нежно целовал горячий лоб, руки в коричневых старческих пятнах, пальцы в кольцах – каждый пальчик, каждое кольцо в отдельности … Та, которая звалась его женой, была совсем близко, и нити судьбы, соединявшие их столько лет, ещё держались.

– Любимая, скажи что-нибудь!

Кира не откликалась: слова лишились смысла, тем более не давали утешения, они просто шелестели, как газетная бумага. Человек вернулся – время не возвращается. Сначала ушли юность, мечты, потом здоровье. Когда есть будущее – всё нужно, всё важно, между тем в жизни, кроме любви, мало что значимо, а после жизни – тем более. То, что она делала, на что тратила себя безжалостно, вдруг стало ненужным. Этому блудливому мальчику тоже. Но ведь и он смертен. Было ли ей жаль его? Нет. Жаль себя – так мы устроены.

Звягина долго оставалась неподвижной, и Игорь задремал. Проснулся от того, что больная задышала тяжело, с клёкотом и хрипами, казалось, пытается что-то сказать.

– Воды дать? Родная, посмотри на меня! – отчаянно молил он, но ваятельница его судьбы глаз не открыла. К утру впала в забытье и больше не очнулась. Сознание покинуло её, отделив дух от плоти.

Игорь ещё долго стискивал остывающую руку покойной и рыдал в голос, по мнению Архиповны, слишком громко, по-театральному. Ещё бы, такое богатство свалилось, а сам-то ничтожество и крутит им ушлая девка, которая станет тут всем распоряжаться, а её, четверть века служившую Кире Анатольевне верой и правдой, уволит.

Наконец муж, утерев слёзы белоснежным платком (Кира приучила ежедневно менять платки и носки), отправился отдавать необходимые распоряжения. Первой явилась полиция, за нею похоронные агенты и санитары из морга. Щепетильная к своему телу, Звягина при жизни предпочитала врачей-мужчин, они менее любопытны и о некоторых женских ощущениях даже не догадываются. А тут два молодых бугая сунули покойницу в пластиковый мешок прямо в задравшейся ночной рубашке. Голый живот с редкой растительностью, похожий на перезрелую грушу, дряблые икры с синими венами вызывали неловкость. Окоченевшие руки-ноги, раскинутые в разные стороны, мешали застегнуть молнию.

Почтение, которое Игорь испытывал к живому образу, уходило, но не сразу. Он протянул санитару крупную купюру:

– Вы поаккуратнее… народная артистка всё-таки…

– Не переживайте, – успокоил санитар, запихивая деньги в карман несвежего халата и отвратительно осклабился. – Мёртвые не испытывают ни боли, ни стыда.

Тенор отвёл глаза, которые притягивала внутренность мешка, и сказал строго:

– Боли – может быть, а вот стыда… не уверен.

В зале прощания, которое устроило министерство культуры, народу набилось битком. Штатные и записные глашатаи произносили речи, как это бывает, когда уходят в иной мир знаменитости, сделавшие эпоху. Несли цветы, с разной степенью умения пряча любопытство за скорбной миной. Кто-то остался Звягиной обязан, кто-то сочувствовал, кто-то рад был лицезреть почившего врага.

Доброжелателей можно было пересчитать по пальцам. Умных ценят только умные. Дураки, которых в разы больше и которые, конечно же, дураками себя не считают, чувствуют смутно, а то и явно, что находятся на ступеньку ниже. Это требует реванша. Лучшей услады, чем мёртвый соперник, придумать трудно.

Вдовец держался строго и сдержано, понимая, что в его страдания никто не поверит, уже и шепоток слышался: «повезло молодому муженьку».

Он только плотнее сжимал губы. Его не заботили ни слова, ни зависть, ни неясная мимика Вики. За годы, прожитые рядом с Кирой, он научился анализировать. У неё было всё: деньги, положение, звания, слава, а продолжала вкалывать, как проклятая, крепко держа знамя первенства. И его учила тому же. Думала, всех зрит насквозь. Жаль, что не видит продолжения. А может, и хорошо. Правда нужна как потребность души, как инструмент, способный сделать жизнь лучше, в конце концов как горькое лекарство, но в качестве принципа правда вредна, а то и смертоносна.

Следующие полгода Туманов ничего не изменил в правилах жизни. Единственно, Виктория, уже не таясь, всюду его сопровождала, но пока помалкивала и новых требований не выставляла. На всякий случай. При очевидной молодости, жизненный опыт у неё имелся в достатке.

К нотариусу тоже поехали вместе. В небольшой комнатке собралось человек десять: представители Фонда и администрации театра, мелкий чиновник от культуры, какие-то провинциальные дамы, возможно дальняя родня. Все на что-то рассчитывали, ведь покойница слыла не бедной.

Законник всех поприветствовал, надел золочёные очёчки, открыл папку. Публика перестала кашлять. Выяснилось, что за время, отведенное на принятие наследства, завещание Звягиной не обнаружилось, сын, давно живший за границей, с матерью не общался и прав не заявил, иные прямые родственники отсутствовали, это означало, что всё движимое и недвижимое имущество наследует нынешний супруг покойной. Вика громко и победно заржала: наконец-то её мечта сбылась – любовник стал богат и свободен одновременно. Нотариус с осуждением посмотрел поверх стёкол на невоспитанную гостью и снова наступила тишина.

Внушительность суммы в валюте и ценных бумагах Игоря удивила, поскольку при жизни певицы интересоваться этим не имел нужды. Теперь он богат, как Крез, плюс статус ведущего солиста первого театра страны. И всего-то в сорок лет! По нынешним меркам – возраст молодости.

Когда-то Кира обронила: – Вначале был конец.

Повод забылся, а фраза запомнилась. Так что всё ещё впереди.

После подписания документов, наследник размашистым шагом направился к автомобильной стоянке, Вика, едва поспевая, семенила за ним. Болтала возбуждённо, безумолку:

– Такие вот пироги с котятами! Не зря столько лет трахал старуху. А ведь наверняка она нас подозревала и собиралась оставить с носом. Где же её знаменитые прогнозы и расчёты? Бедняга. Хотя сочувствия не испытываю, зависть – да, красиво жила, но зависть – двигатель прогресса. Шале надо продать. Как в ссылку таскались туда на свидания. Терпеть не могу подмосковных дач – комары, паучки. Когда мы занимались сексом в прошлый раз, какая-то мелкая пакость пробежала по голой ноге, словно по мебели. Должна понимать, что шуршит лапками по живому, не-ет, лезет! Бр-р. Купим виллу в Ницце или Сан-Тропе. Обожаю Францию. И свадьбу справим там. Не возражаешь?