Мантилио, мгновенно сорвавшись с места, галопом понесся по площади.
— Стой! — кинулись наперерез темные конные фигуры. — Стой!.. Стрелять будем!..
Но Мишка, пригнувшись и наклоняясь то вправо, то влево, гнал и гнал Мантилио, сам не зная куда. Скоро колеса бочки запрыгали по ухабам, и только парень, отдышавшись, собрался было оглядеться, чтобы сориентироваться, как позади послышался конский топот и голос Прохора:
— Эта сволочь далеко не уйдет... Колокольчик-то вон брякает...
...Мантилио, звеня колокольчиком, вновь поскакал по темной улице мимо наглухо закрытых домов. Жеребец, очевидно, вспомнил молодость и летел так, будто принимал участие в скачках.
«Сидеть бы мне сейчас верхом! — промелькнуло у Мишки.— Свернул бы в любой проулок... А бочка застрянет... Точно застрянет... И что с колокольчиком делать?.. Как снять?..»
Погоня между тем приближалась.
— Остановись! — кричал ротмистр. — Хуже будет!..
И как предупреждение, над Мишкиной головой просвистели пули.
«Спрыгнуть, что ли? — лихорадочно подумал парень. И через какой-нибудь забор... Но ведь тогда Мантилио заберет Прохор...»
— Кому говорю?.. Стой! — продолжал кричать Прохор. — Все равно не уйдешь!..
Мишка чувствовал, как Мантилио тяжело дышит, как у него вздымаются бока. Вдруг жеребец сделал резкий рывок, погоня начала отставать, но впереди неожиданно показались силуэты всадников. Быстро приближаясь, они увеличивались в размерах.
— Все! — зажмуривая глаза, сказал сам себе парень: Каюк! — и отпустил вожжи.
Мантилио, врезавшись в группу раздавшихся в обе стороны незнакомых кавалеристов, замер. Колокольчик на его дуге, тихо звякнув два раза, смолк.
— Да, никак, это пожарная бочка? — слышал Мишка знакомый-презнакомый голос.
Открыв глаза, он увидел перед собой верхом на коне... Васильева. И хотя было темно, Мишка успел приметить на фуражке у бывшего кочегара паровой машины красную ленточку.
— Дяденька Федорыч!.. Ты?! — прошептал Мишка... и всхлипнул.
— Миша?!.
В это время к ним подскакали Прохор и три казака.
— Какого подразделения? Кто старший? — придерживая лошадь, спросил Прохор Побирский. — Почему не покинули, согласно приказу, город?
— Какого подразделения? — переспросил Васильев, всматриваясь в Прохора и поднимаясь в седле.
— А-а? — побелел Прохор.
— Бойцы Красной Армии, — беря под козырек, доложил Васильев.
— Назад! — крикнул Прохор своим сопровождающим, но было уже поздно.
XXVIII. НАКАЗ ТОВАРИЩА ЛЕНИНА ВЫПОЛНИМ
Вслед за разведчиками рано утром в город начали входить основные силы красных. Первыми со стороны Московского тракта в походном строю «справа по три» показались кавалеристы. В гривы их коней были вплетены алые ленты. И улицы сразу ожили.
Затем с Уральских гор в шинельных скатках с подвешенными через плечо на боевых ремнях винтовками спустились пехотные роты. А чуть позднее по булыжным мостовым загрохотали коваными колесами артиллерийские батареи, темно-зеленые орудия в трехпарных упряжках.
Перед одной из рот шел низенький веселый гармонист и, подмигивая толпившимся на тротуарах девушкам, на ходу сочинял веселые частушки:
Ой, яблочко Покатилося.
А Советская власть
Возвратилася!
Эх, Колчак удалой,
Очи ясные!
Удирай поскорей —
Едут красные.
Эх, шпоры мои,
Шпоры гнутые!
Мы разбили Колчака,
Как и Дутова...
И вся рота с озорным присвистом вторила своему запевале...
Часам к десяти на Кафедральной площади собрались толпы горожан и жителей заводского поселка с самодельными красными флагами. Все они были празднично одеты. Мишка, Люся и Юрий пробрались к самому постаменту, с которого выступал молодой чернобровый начальник дивизии, освободившей город.
— Товарищи! — звучал его голос.— Наши звездоносцы, лихая конница, славная пехота, грозная артиллерия прошли тысячеверстные переходы. Еще один-два натиска — победа будет за нами. Наказ товарища Ленина освободить Урал мы выполним!
«Неужели миновал этот страшный год?» — подумал Мишка.
Давно ли умерла у него мать, давно ли ездил он на санях с матросами, познакомился с Геннадием Сидоровичем, стал кучером у пожарных, служил у Побирских, помогал Корытке и Леве Похлебаеву...
Начдива сменил высокий худой рабочий. Он сказал о тех, кто отдал жизнь за освобождение Урала от колчаковских палачей. И все находившиеся на площади сняли шапки, фуражки, картузы и до конца митинга не надевали их...
Когда ребята, возвращаясь домой, свернули к Вознесенскому проспекту, то около углового дома встретили дядю Колю и Геннадия Сидоровича.
— В политотдел дивизии, слышь, кличут, — сказал дядя Коля, — а зачем, не ведаем...
...Пожар в пристанционном районе удалось погасить только к утру. Забрав у пожарных лошадей, последние отряды казаков-дулеповцев скрылись из города. Угнали они с собой и паровую машину. Фалеев и кузнец Шевич, пытавшиеся помешать им, были тяжело ранены.
На помощь пожарным пришли железнодорожники: они расцепили горящие составы и откатили вагоны в разные стороны. Воду, пока к водонапорной башне не протянули отремонтированные основные рукава, таскали из колодцев. В ход были пущены все подручные средства: ведра, бачки, кадки. Красные разведчики, первыми прискакавшие к вокзалу, тоже помогали тушить пожар. Лошадей их впрягли в пароконные бочки...
— Дядя Коля, дяденька Сидорыч! — робко произнес Мишка. — Возьмите и меня в политотдел.
— Как, — обратился Геннадий Сидорович к дяде Коле, — возьмем?..
Штаб дивизии и политотдел разместились на Главном проспекте в кирпичном здании телеграфа, над крышей которого развевался красный флаг, а перед входом стояли оседланные кавалерийские лошади и пулеметная тачанка. Юрий и Люся остались ждать Мишку в маленьком скверике, а он вместе с дядей Колей и Геннадием Сидоровичем поднялся по лестнице с дубовыми перилами на верхний этаж, где находилась, как пояснил часовой, комната товарища Южакова, к которому пожарных и вызывали.
После того, как Фалеева увезли с вокзала в госпиталь, команда второй части попросила дядю Колю взять на себя обязанности брандмейстера. Дядя Коля пытался было сослаться на возраст, но его и слушать не стали.
— Ведь не чужие, старый, просят, — пристыдил друга Геннадий Сидорович, — грех отказываться-то.
И дядя Коля согласился.
В комнате у Южакова уже были Ананьев, густоусый брандмейстер заводского поселка Григорий Ефимович и какой-то незнакомый сухонький старичок.
— Будет все подсчитано, товарищ Южаков, — говорил этот старичок, — Конечно, ущерб, нанесенный поджигателями, сами понимаете, колоссальный...
— Вот почему я и прошу дать точные цифры,— перебил его Южаков,— и как можно скорее. Их надо отослать в специальную комиссию Всероссийского совета народного хозяйства...
— Ясно, ясно, товарищ Южаков, — заверил, вставая со стула старичок. — Вопросик один, сугубо личный, разрешите?
— Да, я вас слушаю.
— Мне передавали, что вы... из казаков...
— Правильно передавали,— улыбнулся Южаков. — И дед мой, и отец были приписаны к Оренбургскому казачьему войску... А что?
— Странно, — развел руками старичок. — Я думал, все казаки воюют за белых... Кроме того, вы не похожи на их брата: без усов, без бороды, без чуба.
— Казаки, Георгий Михайлович, разные бывают, — пояснил Южаков, поправляя портупею, — и красные, и белые... Ну, а усы и бороду я давно сбрил...
— Тогда будьте здоровы,— смутился старичок. — Всю статистику я сделаю, обещаю... Прошу извинить за излишнее любопытство.
Сказав это, он исчез за дверью, а Южаков, улыбнувшись еще раз, обратился к пожарным.
— С Георгием Михайловичем мы договорились. Теперь о ваших нуждах... В городе, товарищи, создается временный ревком. Ему вы и будете подчиняться... Но мне доложили, что пожарных лошадей увели колчаковцы... Поэтому вам требуется помощь уже сегодня...