— Ты становишься сентиментален, — заметил Раймунд, внимательно посмотрев на него.

— Нет, я всегда был таким. Просто между Дюбуа и Монсо есть разница. Один убивает за деньги, а другой пытается унять боль потери. Я понимаю обоих, мне приходилось убивать по заказу, и я помню ослепляющую боль утраты, успокоить которую может только смерть того, кто её причинил, и потому знаю, что каждый из них заслуживает соответствующего отношения.

Граф снова просмотрел лежащий перед ним лист, исписанный мелким почерком клерка.

— Но ты всё же думаешь, что за этим стоит де Гобер?

— Монсо — книжник, он, скорее всего, мстил более привычным и доступным для него способом: написал письмо с угрозами, выплеснув в нём свою ненависть, сочинил памфлет, но не думаю, что он решился бы на убийство. И что бы он ни говорил, такое дело ему не по карману. К тому же, он ничего не знает о деталях этого заговора, ни о золотом перстне Дэвре, ни о девице, которая может слишком много знать. Он понятия не имеет, почему и когда был убит Монтефьоре. Я верю, что он иногда выступал посредником между хозяином и исполнителями, но, возможно, тот не до конца ему доверял, потому ограничивался передачей письменных инструкций, которые подлежали немедленному уничтожению, и платы за услуги. Это подтверждается и словами Дюбуа. После того, как его изобличили в убийстве Монтефьоре, он понял, что уже не отвертится. Он всё ещё побаивается де Гобера, но проговорился, что заказ и инструкции исходили от него.

— Слишком уклончиво, — проворчал Раймунд и бросил лист на стол. — К тому же признание получено под пыткой. Других прямых доказательств нет, но есть признание секретаря. Ты же понимаешь, что идти к королю с обвинениями его родича с этим нельзя! Самое большее, что ты сейчас можешь сделать, это доказать невиновность Дэвре, именно этого ты и хотел. Здесь вырисовывается довольно стройная версия, которую можно без труда доказать. Секретарь, который жаждал мести за погибшего сына, нанял Монтефьоре и Дюбуа следить за Делвин-Элидиром и Дэвре, попутно угрожая маркизу письменно и распространяя клевету против него. Монтефьоре совершил покушение и был убит Дюбуа, как опасный свидетель. Монтефьоре мёртв, а оставшихся двоих следует судить, как соучастников и заговорщиков, и пусть король их казнит. Этим все кружащие по городу слухи будут пресечены.

— А де Гобер? Мы оставим его в покое? Где гарантия, что он не попробует повторить попытку убить кого-то из фаворитов короля?

— Этим займусь я. Я сам поговорю с ним и припру к стенке, сообщив, что мне всё известно, и он в наших руках. Нет худа без добра, мой мальчик. Теперь мы сможем контролировать его и использовать в наших целях.

Заметив, что Марк застыл у окна, скрестив руки на груди, и мрачно смотрит на него, граф вздохнул:

— У нас нет шанса отправить его в тюрьму или на эшафот. Дело даже не в том, что у нас недостаточно улик или что он родич короля. Он породнился с королевской семьёй и получил титул из-за того, что полезен Сен-Марко. Его семья очень влиятельна на севере, где у нас слишком шаткое положение, в чём ты сам убедился во время последней поездки. Даже вассалы короля там слишком своенравны и свободолюбивы. Нам нужны сильные союзники в тех местах. Старый маркиз де Гобер верен своим клятвам и является оплотом королевской власти на севере, что было признанно королём Ричардом, наделившим его сына титулом маркиза Сен-Марко. Замены де Гоберам пока нет.

— Есть! Королю следует помириться с Беренгаром, — пожал плечами Марк. — Маршал не держит зла и только и ждёт приглашения в Сен-Марко, чтоб снова предложить ему свою преданную службу. Я говорил с ним об этом несколько дней назад.

— Это будет решать король, — резко ответил граф. — И к тому же не забывай, что Беренгар уже не маршал, он контаррен луара, он воевал на стороне алкорцев. Пусть его к этому вынудили, но для того, чтоб вернуть его ко двору, понадобиться время и добрая воля Жоана. А де Гоберы уже сейчас здесь и они наши союзники. Лучше пожертвовать этим Монсо, чем создавать очередные проблемы на севере. Потому мы будем придерживаться той версии, которую изложил я. Если тебе так трудно переступить через свои убеждения, я велю Рене подготовить документы для суда и представить их королю.

— Как вам будет угодно, — устало пожал плечами Марк.

— Хорошо, — удовлетворённо кивнул Раймунд. — кстати, это позволит ему реабилитироваться после столь грубой ошибки в первоначальных выводах по этому делу.

Ничего больше не сказав, Марк поклонился графу и вышел из его кабинета. Он спустился по крутым ступеням винтовой лестницы и подошёл к двери своего кабинета. Ему сложно было сосредоточиться на других делах, в голове до сих пор крутились мысли о погибшем под стенами цитадели оруженосце, его обманутом отце, мерзавце де Гобере и графе Раймунде, который превыше всего ставит интересы королевства.

Открыв дверь, он вошёл в свой кабинет и замер у порога, увидев, что за его столом снова кто-то сидит, но на сей раз это был не Эдам. Там устроился король, со скучающим видом перебиравший сваленные на столе бумаги. Заметив его, Жоан тут же изобразил на лице суровое недовольство, отчего стал похож на капризного ребёнка.

— Уже утро, Марк, — сообщил он. — Ты готов представить мне доказательства невиновности Дэвре?

— Да, мой король, — де Сегюр прошёл к столу и сел на стул рядом.

Он устало потёр лоб, собираясь с мыслями. У него совсем вылетело из головы, что король ждёт его доклада по этому делу, но это значило, что ему придётся изложить ту версию, которую одобрил граф Раймунд, и тем самым подвести под приговор несчастного Монсо. Или всё же рискнуть и рассказать королю правду?

— Почему ты молчишь? — спросил Жоан, поигрывая бронзовым ножом для резки бумаги.

— Я думаю, что из известного мне уместно сообщить вам, мой повелитель, — честно признался барон.

Король помрачнел ещё больше.

— Рассказывай всё как есть! — приказал он. — Я сам решу, что важно, а что нет.

— Как прикажете, ваше величество, — слабо улыбнулся Марк, увидев в этом возможность обойти волю Раймунда.

Он рассказал Жоану всё, что узнал, с самого начала, до того момента, как закончил долгий и не слишком удачный допрос Монсо, а потом сообщил, что по мнению графа Раймунда именно версия, изложенная секретарём де Гобера, выглядит наиболее убедительной, что и будет изложено в докладе барона де Грамона.

Король больше не выглядел суровым, скорее, он был озабочен и сидел, выписывая пером на полях какого-то документа вензеля с затейливыми завитушками. После того, как Марк замолчал, он поднял на него вопросительный взгляд.

— А ты уверен, что за всем этим стоит де Гобер?

— Да, — кивнул Марк.

— Ты ж понимаешь, что твоего убеждения в таком деле мало? Нет ни одной улики, прямо указывающей на него. Показания Дюбуа получены под пыткой и потому на суде могут быть подвергнуты сомнению.

— Я всё понимаю, мой король, именно поэтому вы получите доклад де Грамона и сами решите, какая из двух версий подлежит рассмотрению вашими судьями. В любом случае, я считаю, что вы должны знать всё, чтоб вынести правильное решение.

— Иногда приходится выносить решения, которые заведомо несправедливы, но нужны.

— Я понимаю, — заверил его Марк.

Жоан положил перо на подставку возле чернильницы и задумчиво посмотрел на изрисованный завитушками лист.

— С другой стороны, и твоя версия выглядит убедительно. Де Гобер последнее время вьётся вокруг меня, как пчела возле мёда. Он без конца лезет к нам со своими суждениями по любому поводу и дурацкими советами, и даже пытается оттирать от меня моих друзей. Его настойчивость становится утомительной, а теперь выходит, что он осмелился поднять руку на Айолина. А если он попытается снова?

— Граф Раймунд обещал позаботиться о том, чтоб этого не случилось.

— Ну, да… наш добрый граф и в этом увидел возможность для себя. Всё это так сложно, Марк… — неожиданно голос короля прозвучал жалобно. — Если б я обладал такой же твёрдостью, как Арман, или имел столь же расплывчатые принципы, как мой отец, всё было бы проще. А я теперь буду мучиться, соображая, как накормить волка и сохранить овцу.