Он с трудом полз по узкой, тесной норе, путаясь в свисающих с потолка длинных тонких корнях и отфыркиваясь от паутины, падающей на нос. Он уже устал, дышать было трудно. Порой ему казалось, что стены вокруг него сжимаются, и он вот-вот застрянет здесь в темноте и отчаянии, но нет, он двигался дальше, перебирая лапами и с трудом протискивая всё дальшесвоё гибкое тело. «Сколько же я уже ползу, — размышлял он, — сутки или целую вечность? И сколько уже прополз? Десяток километров или чёртову уйму парсеков? И зачем всё это? Может, он опять подшутил надо мной, всё ещё считая меня несмышлёным лисёнком? Может, лучше развернуться и ползти назад?» Но он знал, что развернуться он просто не сможет, и в любом случае, цель его подземного путешествия могла быть куда ближе, чем вход в эту тайную нору.

И, наконец, вдалеке забрезжил свет и в нос ударил свежий воздух, волной налетевший оттуда, где слышался приглушённый птичий пересвист, запутавшийся в мерном шелесте листвы. Он ринулся вперёд, и увидел где-то там светлый круг выхода. Отчаянно отталкивая лапами холодный пол этой гадкой норы, он ринулся туда, изворачиваясь и жадно ловя пастью тёплый сквознячок, пахнущий травами.

Выбравшись из норы, он бессильно упал на эту самую траву, с наслаждением расправляя грудную клетку, заполняя её пряными ароматами леса и луга. Какое-то время он лежал, слушая гул древесных крон над головой, гудение шмелей и щебет птиц. Потом он приоткрыл один глаз и увидел, как у самого носа ползёт по травинке яркая божья коровка, а дальше, за зарослями травы, где-то далеко вздымаются к голубому небу высокие башни, сложенные из желтоватого песчаника, покрытые бордовыми конусами черепичных крыш. Издав возмущенный визг, он перевернулся лапами вверх и начал перевоплощение, превращаясь из большого белого лиса в невысокого хрупкого юношу с встрёпанной белой шевелюрой.

— О, лисий бог! — простонал он, как только его гортань смогла издавать человеческую речь. — Неужели мне пришлось проделать этот бесконечный путь в темноте лишь для того, чтоб попасть в Европу? Лучше б я пролетел его в своей гоночной авиетке, потягивая через соломинку молочный коктейль и глядя по сторонам в большие, светлые окна! Да я чуть не задохнулся в этой норе! И чуть не застрял где-то посередине!

— Ты б ещё диван с собой захватил, — услышал он знакомый низкий голос и, повернув голову, взглянул на говорившего.

Высокий мужчина с длинными белыми волосами, облачённый в синие одежды, расшитые серебряными драконами, сидел на широком пне с маленькой книгой в руках. Его и без того узкие голубые глаза насмешливо щурились. Проследив за его взглядом, юноша увидел запылённый ворох своих длинных пушистых хвостов, которые когда-то были искристо-белыми, а теперь посерели от грязи и опутавшей их чёрной паутины.

— Допустим, — упрямо кивнул он, и его хвосты растаяли в воздухе, — мне следовало принять облик более миниатюрного лиса с одним хвостом, и тогда двигаться по норе было бы куда легче, но зачем мне вообще было залезать туда? Ты обещал мне интересные каникулы, но для этого незачем было загонять меня под землю! Я вполне мог добраться до Европы более комфортным способом.

— Это не Европа, — спокойно возразил его собеседник и, закрыв свою книжку, сунул её в висевший на поясе кожаный подсумок, украшенный теснёнными узорами. — И это вообще не Земля.

Юноша недоверчиво осмотрелся и не заметил ничего необычного. Лес, как лес, с высокими соснами и лохматыми кустами бузины. Дальше в просвете между янтарными стволами виднелась простирающаяся внизу равнина, посреди которой возвышался насыпной холм, а на нём — замок из песчаника. Вокруг на лугах пасся скот: овцы, коровы и лошади, где-то в стороне виднелась деревенька, состоящая из десятка тёмных деревянных домишек, возле неё протекала серебристая речка, от которой был прорыт канал, наполнявший водой широкий ров вокруг замка. Конечно, замок выглядел необычно новым, а деревенька чересчур убогой, но больше никаких странностей он не заметил.

И только посмотрев в небо, он ощутил некоторое беспокойство. Оно было голубым, но с каким-то сероватым оттенком, а солнце, висевшее в центре, казалось маленьким и тусклым, словно закрытым пеленой облаков. И хотя никаких облаков в небе не наблюдалось, оно всё было равномерно блёкло-голубым.

— Мы находимся на самом краю нашей галактики, сын, — тем временем сообщил юноше его собеседник. — Эта планета не имеет названия.

— Совсем? — нахмурился юноша. — А как называют её аборигены?

— Никак. Большая часть из них вообще не знает, что живёт на планете. Они полагают, что их плоский мир стоит на рогах огромного оленя, и если подойти к его краю, можно свалиться в бездну.

— Правда? А на самом деле?

— На самом деле всё ещё более странно, потому что этот плоский мирок плавает в метановом океане, покрывающем большую планету. Это газовый гигант, подобный Нептуну, но на его поверхности затерялся этот крохотный осколок жизни.

— Как так получилось? — недоверчиво спросил юноша и встретил спокойный взглядльдисто-голубых глаз.

— Надеюсь, ты не думаешь, что мне интересны подобные незначительные детали? Меня больше интересует твоё здоровье. Я не хочу, чтоб ты простыл и потом чихал, как замёрзший щенок, так что хватит сидеть нагишом на траве. Вон твой наряд.

— Конечно, отец, — поднимаясь, проворчал юноша и пошёл туда, где возле куста бузины виднелась стопка аккуратно сложенной одежды. — Тебя никогда не интересовали такие мелочи, как секреты мироздания. Так что это за мир и почему ты считаешь, что мне тут будет интересно?

— Я полагаю, что таскаться по лагерям реконструкторов на Земле не так увлекательно, как пожить в настоящем средневековье. К тому же это тебя закалит и даст нагрузку мозгам, хотя бы потому, что здесь нет никакой техники, кроме механических устройств, а энергию можно получить только путём химических реакций из подручных материалов или с помощью магии.

— Здесь есть магия? — в бирюзовых глазах юноши, наконец, мелькнуло что-то похожее на интерес.

— Здесь всё магия, — пожал плечами его собеседник. — Разве само существование этого мира возможно без магии? Это мир странный и нестабильный. Здесь постоянно происходит что-то странное, но местные настолько привыкли к этому, что воспринимают, как должное. Здесь даже горы и деревья то и дело меняют свои места, и для путешествий, кроме карт, нужны списки блуждающих ориентиров. Здесь всё время лето, но в любой момент может случиться зима со снежными буранами и трескучими морозами. Здесь сутки длятся так долго, что местные делят их на три части, так что у них есть светлый день и светлая ночь, половинчатые сутки, когда в полдень темнеет и наступает тёмное время, хотя люди не спят и продолжают заниматься своими делами до условного вечера, и, наконец, тёмный день и тёмная ночь. Кстати, сейчас как раз светлая ночь и в замке спят все, кроме караульных.

— Занятно, — пробормотал юноша, надевая расшитый бабочками бордовый камзол из тонкого бархата, — но если они делят сутки на три части, значит, привыкли к таким суткам, как на Земле?

— Или на Алкоре. Здесь живут обычные люди, на западе в королевстве Сен-Марко — земляне, на востоке — в луаре Синего Грифона — алкорцы. Раньше они постоянно воевали друг с другом, опустошая приграничные земли, но однажды молодой король Сен-Марко Арман разгромил войско альдора Синего Грифона и на правах победителя потребовал семилетнего перемирия.

— Погоди, если у них всегда лето, и это газовый гигант, то как они считают годы?

— По дням: триста шестьдесят дней в году.

— Крутятся, как могут, — пробормотал юноша, натягивая сапоги. — Значит, они больше не воюют?

— Нет. Перемирие закончилось год назад, к тому времени король Арман умер и трон занял его дядя Ричард. Он пошёл войной на луар и пытался осадить его, но был убит в поединке перед боем наследным принцем луара, которого здесь называют энфером. После этого наследник Ричарда Жоан признал поражение в войне и предложил алкорцам мир. Те согласились. Всё-таки война — штука довольно разорительная, а победа в ней вовсе не гарантирована.