Собеседники — ты да жена.

Лампа старая дожжена.

Ноша новая тяжела.

Что ты скажешь нам, тишина?

Но у кумушек-черепах

неизвестное в черепах.

Утопили лунный черпак

в том колодце, что порчей пропах.

Дети полночи

просят помощи:

«Милосердные самаряне,

устилайте свой путь соболями!»

Для кого-то там, за морями,

в небе, знойном от стрекоз,

зреет солнца абрикос…

Ах ты, кровная,

коронованная,

драгоценная пустота!

Мрут в соленом степу стада…

У цветка на фламинговой ножке

стали ржаветь листочки-ножики,

и летит с лепестков сожаленье,

словно стеклышки с ожерелья…

Чей же перст нас еще осенит?

Вздулось дно, и упал зенит.

Занавесьте замочные форточки:

подозренье присело на корточки!

Дайте мне чужие очки,

чтоб ничего не чувствовать.

ЭЛЕКТРОПОЕЗД

Ты укачал меня почти,

электропоезд…

Твои колеса мне прочли

электроповесть.

Синели окнами твои

телеэкраны.

И речи каплями текли,

как телеграммы…

Над спектром матерщинных брызг,

над мелодрамами

душа, распахнутая вдрызг,

шумела травмами.

Тоски исчадье —

четвертинка-невредимка,

а с нею счастье —

Эвридика-невидимка!

Пускай не полная чекушка,

а початая —

счастливец ласкою тщедушной

опечатывает:

«Войди ты в мое

положение —

в итоге боев

поражения!..»

Нужда у сердца в закуточке,

а щемит-то!

Он общипал все точки

общепита…

Он правду-матку резал

и… зарезал!

Теперь он в кресла — Крезом,

а мы — с кресел…

Ох, хоть бы ход ускорил,

друг-электропоезд!

Ты счастье склеиваешь с горем,

как прополис…

ВАГОН

Зачем вагон торчит на пляже?

Зачем внутри купальщик пляшет?

В ЗИЛках сюда песок завозим.

Отсель, хоть спринтером потей,

не раньше чем часов за восемь

домчишься до стальных путей…

Вагон, что спорил с вьюгой с бешеной,

вдруг одинок, как всадник спешенный,

не нужен вдруг, как камень сброшенный,

не нумерованный, не спрошенный.

Вагон из тех, из безрессорных,

в которых, бегая от тюрем,

играл ногтями беспризорник

на клавишах зубов ноктюрн.

Вагон, что стал в войну теплушечным,

пил суп по порциям по ложечным,

противостал засадам пушечным,

пёр на Берлин при свете плошечном.

Вагон, что молодежь ударную

в столицах принимал колонною

и вез под песенку гитарную

разжиться хлебом в степь Голодную.

Ты долго был мне красным светочем.

Ты снился мне. Я твой ездок.

Ведь, если верить людям сведущим,

жизнь снится в виде поездов…

Ты стал ни шаткий и ни валкий.

На пляж попал ты этим летом

на должность переодевалки

и начал пахнуть туалетом.

Преобразившийся вагон!..

В огонь почетнее, в огонь!

СТРОПТИВЕЦ

Работал по две смены Робот.

Был Роботу несвойствен ропот.

Готов и по три смены не простаивать —

в нем внутренность-то не простая ведь,

а полимеровая, пластиковая,

стальная, нержавеющая, платиновая…

Хоть завтра, хоть вчера, хоть ныне,

хоть в штурмовщину, хоть в аврал

привык он жертвовать без счету выходными

и на начальство не орал.

Отгулы Робот собирал, как подать,

и в день особенного напряжения

внезапно перестал работать

без всякого предупреждения.

Нарушив дисциплину и режим,

он самостийно отгулять решил…

С ума сошел! Объелся белены!

Куда ему? Не к теще ж на блины?..