Пусть смотрит. У меня тоже есть личная жизнь.

– Ладно. Хорошего тебе вечера, – произносит Паша без всякого удовольствия.

Он берет Лельку за руку. А я опять ловлю себя на мысли, что все могло быть иначе. Что если бы не его выходка тогда, восемь лет назад, сейчас они пошли бы гулять как отец и дочь, которые всю жизнь были вместе. Но увы, прошлое не вернуть. Как бы я не хотела его изменить, оно всегда будет стоять между нами.

Закрываю за ними дверь. Прижимаюсь к ней спиной. Не хочу никуда идти с Лешей. Но и предлагать ему провести вечер у меня – тоже не вариант. Не хочу его провоцировать. Вдруг он решит, что это приглашение – намек на близость? А я пока не готова… даже сейчас, когда фактически приняла его предложение.

Так, ладно. После встречи с Островским всегда сердце в клочья. И пусть я стараюсь его избегать, насколько это возможно, но даже мысль, что мы работаем в одном здании, будоражит меня.

Я как-то не выдержала, рассказала все маме. Она посоветовала вообще оттуда уйти. Найти работу в другом районе, на другом конце города. Если рвать отношения, то так, чтоб наверняка.

Но как же квартира? Снова переезжать? Не хочу…

Да и нравится мне у Белецкого: спокойный, уравновешенный, по пустякам не придирается. И зарплата хорошая. Не меньше, чем Паша платил. Зато нагрузка намного легче. Сиди себе на рецепции, улыбайся посетителям, фиксируй визиты в специальной программе да помогай новичкам ориентироваться на этаже. Никаких тебе потерянных ящиков, неправильных актов и разозленных клиентов.

Из мыслей меня выдергивает звонок телефона. Смотрю на экран. Это Леша. Нужно ответить, но я просто не в силах нажать на зеленую кнопку. Внутренний голос шепчет: сделай вид, что не слышишь…

Но я отметаю его. Леша ждет. А я обещала! Не хочу поступать с ним так бессердечно.

– Да, Леш. Только хотела тебя набрать, – вру, уверяя себя, что это ложь во спасение.

– Ну что там? – спрашивает он.

– Приехал Островский и забрал дочь, – говорю ему.

– Отлично! – его голос сразу веселеет. – Тогда я еду за тобой?

Ловлю себя на мысли, что Паша не стал бы спрашивать. Молча приехал бы и забрал. И у меня не было бы ни шанса ответить “нет”. Потому что Островский никогда не спрашивал мое мнение и никогда не слышал то, чего не хотел слышать. Всегда ввел себя как захватчик, впрочем, как и сейчас.

Но в те времена мне это нравилось. Я считала, что такое собственническое поведение – это так по-мужски.

Дура.

Вот опять думаю не о том! Пора забыть о нем и жить своей жизнью!

– Да, конечно, – нехотя выдыхаю.

– Ну или можем посидеть у тебя, если не хочешь в кино.

Только не это. Не хочу с ним дома сидеть. Эта квартира как какой-то священный храм для меня. Не могу сюда пустить Лешу.

– Нет-нет, я очень хочу в кино, – вру и не краснею. – Приезжай.

– Тогда хорошо. Буду у тебя через двадцать минут.

Он первый отключается. Я же бездумно сижу на банкетке и листаю ленту новостей, пока жду его.

Вдвоем мы направляемся в местный кинотеатр. Закупаемся попкорном. Сидим в зале и смотрим какую-то семейную комедию. Я пытаюсь следить за тем, что происходит на экране, даже смеюсь в нужных местах. Лишь бы не думать, что Паша и Лелька сейчас вместе. Но эти мысли настырно лезут мне в голову.

Леша то и дело пытается взять меня за руку. Улыбается, заметив, что я не сняла кольцо. И я все же сдаюсь. Его прикосновение самое обычное. Теплое и не отталкивающее. До конца сеанса он держит меня за руку и иногда, будто забывшись, поглаживает ладонь.

Я делаю вид, будто ничего не происходит.

Наконец, фильм заканчивается бурной свадьбой главных героев.

Мы выходим из зала, и я тут же хватаюсь за телефон. Звоню дочери.

– Привет, моя хорошая, ты как там? – спрашиваю ее.

– Все хорошо, мам. Мы елку наряжали! У папы дома такая огромная, прямо до потолка! И вся светится! – хватается Лелька.

А мне становится стыдно. Я совсем забыла про елку. Надо хоть маленькую поставить, все-таки на носу новогодние праздники и Рождество.

– А сейчас мы в дельфинариуме, – продолжает дочь восторженным тоном. – Папа мне мороженое купил, – хвастается Лелька. – Очень вкусное! С орешками и шоколадом.

Судя по голосу, рот у нее уже набит под завязку этим мороженым.

– Ага, ну ты смотри там, не ешь много и залпом, а то горло будет болеть. Все же не лето на улице.

– Ну мам, – тянет дочь, – мы завтра на картинг пойдем. Папа очень круто водит машину и меня обещал научить!

– А это не опасно? – хмурюсь я.

– Нет, мам, там для детей. Там даже совсем маленькие катаются, как Темка тети Нади!

– Ну ладно. Главное, чтобы тебе было весело.

Не могу сдержать улыбку. Темка для моей дочери маленький! Забыла, что она сама-то не сильно большая?

Леша замечает мою улыбку и улыбается в ответ.

– О, а еще папа сказал, что мне нужно ходить на танцы! – внезапно заявляет дочь.

Я снова хмурюсь.

На танцы? У меня были мысли, что Лельке нужно как-то развиваться помимо школы. Но все кружки и секции требуют денег. А еще, кто ее будет туда водить и забирать, когда я на работе?

– А ты сама хочешь на танцы?

– Не знаю. Мне футбол нравится. Но туда девочек не берут, – вздыхает она с грустинкой.

Я невольно замираю. Чувствую, как по телу проносится дрожь. А в памяти ретроспективой мелькают картинки с матчей Островского, на которые я ходила когда-то, как его девушка.

– Знаешь, я думаю, что танцы это неплохая идея, – быстро перевожу разговор. – Только если ты сама хочешь. А рисование?

– Я его не брошу, – упрямо говорит дочь.

– Ну, решай сама. Я всегда тебя поддержу.

– Хорошо, мам, я побежала.

Она отключается.

– Все в порядке? – участливо спрашивает Леша.

Я убираю телефон в сумочку.

– Да, все хорошо. Уже темнеет, – смотрю, как вдоль улицы и на здании кинотеатра зажигаются разноцветные огни.

Город потихоньку прихорашивается, готовится к Новому году. Кое-где возле торговых центров даже елки уже появились. Хотя только декабрь начался.

– Отвезти тебя домой? – Леша тепло улыбается.

Какой же он… понимающий. Ну просто идеальный мужчина.

Я прощаюсь с ним возле подъезда. Это граница, которую он ни разу не переступил за два месяца наших встреч.

– Спасибо за вечер, – говорю ему.

Мы смотрим друг другу в глаза. Я первой тянусь к нему и целую в щеку. Леша перехватывает меня за талию. Делает это не сразу, словно нехотя, но целует в губы. Без нахрапа. Легко и невесомо. Даже язык не пытается использовать.

Поцелуй получается мимолетный, почти детский.

Леша быстро отпускает меня и отстраняется.

– Спокойной ночи, – говорит мне чуть хрипло.

– И тебе, – отвечаю ему.

Вот и все, пятница закончилась. Осталось два дня, и я снова увижу дочь. Точнее, почти три. Ведь увижу я ее в понедельник после уроков, когда приду с работы домой.

За это время надо успеть пробежаться по магазинам, поставить елочку, купить украшения. Прошлый Новый год мы отмечали с родителями, я ничего не покупала. Но в этот раз сделаю праздник дома. И маме с папой обязательно позвоню. Пусть теперь они к нам приезжают.

В воскресенье вечером беру телефон. Елка уже стоит, хоть и не до потолка. Пахнет морозной хвоей. Игрушки и новенькие гирлянды лежат в коробке, ждут Лельку. На столе – мандарины.

Хочу позвонить родителям, но не успеваю. Раздается звонок.

Паша…

Почему-то у меня начинают руки дрожать. Все тело охватывает неприятное свинцовое состояние. Будто случилось что-то плохое.

– Танюш, ты не волнуйся. Оля завтра не пойдет в школу.

– Почему? – сердце замирает от дурного предчувствия. – Что случилось?

– Ничего страшного. Просто ангина. Но будет лучше, если дочка останется у меня.

По телу пробегает неприятная дрожь. Тревога сжимает горло.

– Островский, что ты натворил? – пугающая злость в моем голосе выходит наружу.