За последние несколько месяцев между нами было какое-то странное негласное перемирие, и хотя мне не хочется это признавать, были также некоторые из тех надоедливых мелочей, которые я люблю называть «чувствами».

Я вздыхаю. Несмотря на то, что мы стали ближе, я все еще ненавижу ее в те дни, когда памяти о моем брате становится слишком много. Я до сих пор не уверен, смогу ли когда-нибудь простить ее, но на данный момент все, что касается смерти моего брата и ее, я отложил на задний план, чтобы разобраться с этим позже, когда мне абсолютно необходимо.

Я рад, что я сейчас в Нью-Йорке, потому что мое настроение, вероятно, станет дерьмовым, как это всегда бывает, когда я думаю о нем.

Если бы это был кто-то другой, я бы уже убил их только за то, что они убили моего брата. Но с ней я не понимаю, почему я продолжаю колебаться. Я должен был уже давно убить ее, но что-то удерживает меня от нажатия на курок.

Да, она дважды чуть не умерла, но не умерла. Я пока не знаю, хорошо это или плохо. Моя машина подъезжает к Рейну сзади, и я выхожу, направляюсь к лифтам и беру тот, что ведет в клуб.

Как только я прихожу туда, я иду в VIP-секцию и сразу же вижу Алекса и Фи. Мы обнимаемся, прежде чем сесть за один столик, чтобы выпить.

— Какие новости о Мии? Сначала я спрашиваю Алекса, потому что она важнее моего дела с Фи.

— Несколько месяцев назад у нее случился нервный срыв, и родители на некоторое время отправили ее в реабилитационный центр. Кажется, сейчас ей лучше, но я все еще наблюдаю за ней, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

Я смотрю на него, прежде чем фыркнуть из-за выражения его глаз. — Александр Македонский вот-вот падет? Я смеюсь.

— Похоже на то! — хихикает Фи.

— Знаешь что? Трахни вас обоих! А еще ты видел эту девушку, чувак? Она такая чертовски горячая! Я бы трахнул эту задницу в мгновение ока!

— Ты бы трахнул кого угодно с ударом сердца, — указываю я.

— Верно, но если бы я это сделал, тебя бы это беспокоило? Знаешь, с тех пор, как она была девушкой Никко и все такое.

— Нисколько. Он мертв, не так ли? Моя челюсть тикает от напоминания.

— Прости, чувак, — говорит он, хлопая меня по спине. — Как дела с Эддисон?

— Ты уже убил ее? — спрашивает Фи, приподняв бровь.

— Сейчас мы в тупике, пока я не придумаю, что с ней делать.

— Говорю тебе, детка, она единственная! Фи вводит, и никто ее не спрашивает.

— А я говорю вам, что это не так! В любом случае, что у тебя есть для меня? — спрашиваю я ее, переходя к этой части дела.

— Ну, я позаботился о твоих крысах, но твоего дяди пока нет, он спрятался в подполье…

— Ублюдок никогда не мог стоять и драться как мужчина! Мне просто нужно посмотреть, смогу ли я получить больше информации о его местонахождении от других моих контактов.

После того, как мы закончим все деловые разговоры, мы проводим некоторое время, болтаясь и наверстывая упущенное. Суть в том, что Алекс любит Мию, а Фи все еще убегает от своей семьи и их проблем.

Через два часа мы все уходим, чтобы заняться своими делами. Я направляюсь в свой пентхаус и устраиваюсь в своем кабинете, чтобы закончить кое-какую работу перед тем, как лечь спать.

Я запланировал свой рейс обратно в особняк на завтрашний полдень, хотя мне пока не очень хочется возвращаться. Мне нужно, потому что я не хочу оставлять ее одну слишком надолго. Возможно, она перестала бы драться со мной на каждом шагу, но я знаю, что если бы ей дали шанс, она бы попыталась сбежать.

Закончив то, что мне нужно, я иду спать. Сон не приходит легко, и я провожу часы с мыслями о моем брате, поглощающими мой разум. Возненавидит ли он меня, если я позволю ей жить? Подумает ли он, что я предаю его, если я окажусь с ней? Вздохнув, я переворачиваюсь и пытаюсь немного уснуть.

На следующее утро меня разбудил стук в дверь. Я натягиваю спортивную одежду и иду к двери, чтобы посмотреть, кто это. Никто, кроме моих людей, не имеет доступа на этот этаж, так что я не слишком волнуюсь, когда просто открываю дверь, не проверяя, кто там. Я распахиваю дверь и вижу стоящего там Шрама.

— Доброе утро, босс. Это было доставлено на стойку регистрации несколько минут назад, — говорит он, держа в руках небольшой конверт.

— Спасибо, — говорю я ему, прежде чем закрыть дверь и войти в свой кабинет. Я плюхаюсь на свое место и открываю конверт, чтобы найти внутри еще одну флешку. Это снова похоже на дежавю.

Я вставляю его в свой ноутбук, и изображения из этого видео вызывают у меня раздражение и отвращение. Это видео, на которых Эддисон занимается сексом с кем-то, и судя по тому, как это выглядит, и по словам, которые выкрикивают, похоже, что это ее отец.

Черт возьми, что случилось с этой сукой? Заявлять о своей невиновности, а потом трахаться как порнозвезда в этих видео? Она определенно знает, как вести себя невинно, и я хочу влепить себе пощечину за то, что повелся на это дерьмо.

Я думал, что испытываю к ней какие-то ебанутые чувства. Может быть, даже немного влюбился в нее, но теперь я вижу, какая она на самом деле шлюха.

Вся ненависть, которую я испытывал к ней до нашего маленького перемирия, возвращается в полную силу, и я понимаю, что наше перемирие закончилось, потому что пришло время преподать моей маленькой овечке еще один урок, который она не скоро забудет. К тому времени, когда я сажусь в самолет во второй половине дня, ожидая взлета, я более чем готов играть и дать ей точно знать, что я о ней думаю.

Я захожу в дом, иду на кухню за водой, а она там, сидит за кухонным столом.

— Как поездка? Я слышу, как она спрашивает, но просто игнорирую ее, выхожу и иду к своему кабинету. Через полчаса раздается стук в мою дверь, и она входит. На ней халат, и как только она проходит дальше в мой офис, она расстегивает халат, и на ней только нижнее белье. Ааа, мой маленький ягненок, кажется, хочет играть, как гребаная шлюха, используя свое тело. Но поскольку я люблю игры, я играю.

— Я скучала по тебе, — говорит она, подходя ко мне.

— Моему маленькому ягненку что-то нужно? Я смотрю на нее, и на ее лице застыло недоумение. Она, наверное, недоумевает, почему я только что назвал ее маленькой овечкой, ведь я не называл ее так несколько месяцев. Это имя я зарезервировал для нее, когда мучил ее, и она ничего не значила для меня. Ну, она по-прежнему ничего не значит для меня.

Я притягиваю ее к себе и улыбаюсь ей. Она оседлала мои колени, и я положил свои губы на ее шею и сосал так сильно, как только мог. Она издает громкий стон. Маленькая сучка любит грубость.

Можно еще поиграть с ней, пока все снова не полетело к чертям. Я поднимаю ее и ставлю на стол перед собой, прежде чем срываю с нее трусики. Я широко раздвинул ее ноги, прежде чем поглотить ее киску. Она такая вкусная, что я не могу нарадоваться. Да, да… Я лицемер, я знаю. Я ненавижу ее так же сильно, как хочу ее.

Через несколько минут она так чертовски сильно кончает, брызгая мне в лицо соком своей киски. Я возвращаюсь на свое место и расстегиваю штаны, раздвигая ноги и ожидая ее. Как маленькая шлюха, которой она и является, она опускается на колени и начинает сосать мой член.

По крайней мере, теперь я знаю, почему она так хороша, у нее было много практики. Незадолго до того, как я готов кончить, она вынимает мой член изо рта и поднимается, чтобы оседлать мои бедра.

— Пожалуйста, Коул, ты мне нужен, — выдыхает она так, словно без меня умрет. Я быстро двигаюсь и вонзаюсь в нее одним жестким толчком, полностью заполняя ее своим телом.

— Зови меня папочкой, — говорю я ей, чувствуя, как весь мой гнев снова поглощает меня. Она на мгновение застывает, и я сильно шлепаю ее по заднице.

— Па… папа… — кричит она, когда я толкаюсь в нее так яростно, как только могу, но ее это не останавливает, потому что она продолжает громко стонать.

Через несколько минут мы оба кончаем, и слова, сорвавшиеся с ее губ, на этот раз заставляют меня напрячься. Я люблю тебя… Сейчас мой гнев берет верх надо мной, и я набрасываюсь на нее.