Нужно особо отметить, что удача, и даже больше чем удача переводчика второе рождение Бернса, по-видимому, определяется прежде всего близостью поэтических индивидуальностей обоих поэтов. Любопытно, что в переводах Бернса даже некоторые прямые отступления Маршака от подлинника не воспринимаются как искажение подлинника. Маршак настолько глубоко проник в стихию поэзии Бернса, что даже и та собственная доля поэта-переводчика, которая присутствует во всяком переводном стихотворении, в данном случае оказывается неотделимой от доли автора. Так, видимо, хотя может быть и в меньшей степени, обстояло дело с переводами Жуковского из Шиллера, многие из которых именно поэтому и сохранили свое обаяние до сих пор.

Особенно хороши в переводах из Бернса стихи: "Честная бедность", "Полевой мыши", "Маленькая баллада", "Пробираясь до калитки", "Поцелуй", "Финдлей", "Ты свистни, тебя не заставлю я ждать", "Ночлег в пути", "Босая девушка", "Ты меня оставил, Джеми", "Счастливый вдовец", "Заздравный тост", "Растет камыш среди реки", "Сватовство Дункана Грея" и многие эпиграммы.

И пусть в стихотворении "Финдлей" у Бернса чередуются мужские и женские рифмы, что в английских стихах, кстати, бывает не часто, а Маршак переводит все только с мужскими окончаниями, важно, что смысл и, главное, интонация Бернса до нас донесены. Не теряет своего поэтического характера и стихотворение "Джон Ячменное Зерно", в котором, кроме бернсовской рифмовки второй и четвертой строк, Маршак рифмует и первую с третьей, хотя как раз в этом стихотворении можно отметить несколько весьма спорных вольностей. Маршак, например, снял концовку стихотворения, в котором Бернс говорит о Джоне:

И пусть его великое потомство

Вечно живет в с_т_а_р_о_й Ш_о_т_л_а_н_д_и_и.

Маршак отказался от повторения в первых двух строфах, хотя у Бернса последние две строки этих строф повторяются почти дословно:

1) И они дали торжественную клятву,

Что Джон Ячменное Зерно должен умереть.

2) И они дали торжественную клятву,

Что Джон Ячменное Зерно умер.

Особый интерес представляют переводы бернсовских эпиграмм, выполненные Маршаком великолепно. Нужно сказать, что Маршак все время продолжает работать над Бернсом, и новые его переводы не только не уступают старым, но открывают нам в Вернее новые стороны его таланта. Если в первых переводах Маршака мы встречались по преимуществу с Бернсом - лирическим поэтом, то в новых, публикуемых сейчас в журналах переводах мы гораздо полнее, чем до сих пор, знакомимся с сатирическим даром Бернса, нам яснее открывается смысл его поэзии. Очень интересен выполненный Маршаком перевод стихотворения "Сон", где обличение правящих классов Англии достигает особой силы. Обращаясь к королю Георгу, которого Бернс назвал "слабоумный Джорджи", поэт пишет:

Законодателя страны

Я не хочу бесславить,

Сказав, что вы не так умны.

Чтоб наш народ возглавить.

Но вы изволили чины

И званья предоставить

Шутам, что хлев мести должны,

А не страною править

В столь трудный день.

Сатирическая линия поэзии Бернса получает сильное звучание в переводах Маршака. Как великолепно передано Маршаком поучение соседки юной Бесси в стихотворении "Когда кончался сенокос":

Но жизнь, малютка, нелегка,

К богатству, счастью путь крутой,

И верь мне - полная рука

Куда сильней руки пустой.

Кто поумней - тот бережет,

У тех, кто тратит, - нет ума,

И уж какой ты сваришь мед,

Такой и будешь пить сама.

И как просто и хорошо звучит после этого ответ Бесси:

О да, за деньги не хитро

Купить луга, поля, стада,

Но золото и серебро

Не купят сердца никогда!

И все это переведено удивительно точно. Иногда приходится сталкиваться с мнением, что перевод стихов ни в какое сравнение не может итти с оригинальным творчеством, и находятся еще, к сожалению, поэты, которые на своих собратьев-переводчиков смотрят свысока. Работа Маршака над Бернсом является лучшим доказательством несправедливости подобного рода взглядов. Она показывает нам, что, когда переводчик выбирает близкого себе поэта и работает над ним систематически, переводы становятся неотъемлемой частью его творчества и как бы сливаются с оригинальной поэзией.

Говоря о других английских поэтах творчество которых привлекло внимание Маршака, прежде всего необходимо вспомнить Вильяма Блейка. Маршак опубликовал не так уж много переводов из Блейка, но он изменил ставшее уже привычным представление об этом поэте. Мы увидели земного Блейка, близкого людям, их страданиям, их стремлениям. Причем нужно отметить, что социальное звучание отнюдь не привнесено Маршаком в поэзию Блейка, Маршак совершенно точно в смысловом отношении и поэтически верно передает то, что сказано самим поэтом. Сравним, например, начало стихотворения "Лондон", где у Блейка говорится:

Я блуждаю по улицам, охраняемым

Хартией вольностей,

Неподалеку от Темзы, охраняемой

Хартией вольностей,

И на всех лицах я вижу следы,

Следы бессилия, следы горя.

В каждом возгласе каждого человека,

В каждом крике каждого испуганного

ребенка,

В каждом голосе, в каждом проклятье

Я слышу звон кандалов, созданных

страхом...

И Маршак переводит:

По вольным улицам брожу,

У вольной лондонской реки,

На всех я лицах нахожу

Печать бессилья и тоски.

Мне слышатся со всех сторон

Стенанья взрослых и детей,

Мне чудится тяжелый звон

Законом созданных цепей...

Мы видим, что все передано с удивительным искусством. Вообще думается, что Маршак уловил самое существенное в Блейке.

Очень точно и поэтично переданы Маршаком четыре стихотворения о Люси, лучшие из стихов Вордсворта, им переведенных. И здесь заслуга Маршака еще и в том, что своим переводом он заставляет как-то по-новому осмысливать поэзию Вордсворта, переоценивать то обычное представление о поэте, которое сложилось в литературоведении. Вордсворт, известный главным образом как большой мастер пейзажа (что было отмечено еще Пушкиным) {*}, предстает перед нами как поэт-патриот, поэт-гуманист. Особенно хороши стихотворения: "К чужим в далекие края" и "Забывшись, думал я во сне". Глубоко трогательна в переводе Маршака прекрасная строфа Вордсворта: