Завуч католической школы-интерната летела по коридору, расталкивая учеников своим массивным телом. Дети сочувственно смотрели на девочку с сиреневыми кудряшками, которую едва ли не волоком тащила за собой страшная тётка.

– За десять лет моей работы ещё ни один ребёнок себя так не вёл! – шипела женщина, постоянно одёргивая виновную.

Её, кажется, совершенно не заботило, что девочка вынуждена была перескакивать через ступеньки, лишь бы только не споткнуться и пересчитать коленками их количество. Ослеплённая праведным гневом завуч даже не заметила, что девочка ударилась локтем о перила, и теперь шла, морщась от боли. Тучная женщина с необычайной для неё скоростью влетела по лестнице на самый верх, туда, где в мансарде располагался кабинет школьного психолога.

– В последний раз спрашиваю, – она ещё раз встряхнула девочку за руку. – Ты извинишься или нет?

Малышка упрямо сжала губы. Ноздри завуча широко раздулись, совсем как у гориллы. Женщина несколько раз трахнула кулаком по двери и, не дожидаясь ответа, вошла.

– Фрау Рюгге… это ещё что такое? – она с разбега влетела в висящие перед дверью ветряные колокольчики – всё вокруг заполнило нестройное бряцанье. – Это тут ещё откуда? Фрау Рюгге!

Завуч кое-как отмахнулась от назойливых трубочек, грубо потянула за собой девочку и прошла в кабинет.

– Фрау Рюгге! – даже гам от потревоженных колокольчиков не был таким противным, как визгливое восклицание. – Что вы тут устроили? С каких пор в кабинете…

Сидящий за рабочим столом мужчина поднял голову, обращая к завучу внимательный взгляд. Женщина опешила, даже хватку ненадолго ослабила.

– Вы кто? Где фрау Рюгге?

– Фрау Рюгге срочно отбыла. Что-то случилось в семье. Не то кто-то рожает, не то умер, – мужчина сцепил пальцы в замок. – Я её замещаю. Зовут меня Райер.

– Кто? – скривилась завуч.

– Райер, – терпеливо повторил мужчина. – Это фамилия.

Повисла тишина. За это время завуч успела сообразить, кого отчитать за то, что не доложили об отъезде фрау Рюгге. Девочка под шумок попыталась вырваться из капкана пальцев женщины, но та лишь сильнее сжала руку.

– Вы с чем пожаловали? – наконец спросил мужчина и, увидев на лице массивной гостьи растерянность, перефразировал: – Чем могу помочь?

– Вот эта фурия, – завуч опомнилась и толкнула малышку к столу, – устроила драку. Избила мальчика, отказывается приносить извинения, грубит…

– Маленькая девочка избила мальчика? – переспросил герр Райер. – Чем же можно было довести этого мышонка до такого состояния?

Девочка наморщила носик, и теперь вместо мышонка на психолога смотрел сердитый медвежонок.

– Я считаю, что необходимо временно изолировать её от коллектива, – женщина пропустила вышесказанное мимо ушей. – Но для этого необходимо ваше освидетельствование.

– А у неё есть имя?

– Простите?

Герр Райер не ответил и лишь подмигнул девочке. Медвежонок отступила было на шаг, но её вновь тряхнули. Малышка с неприкрытой злостью зыркнула на завуча, но в очередной раз промолчала.

– Вот что, – наконец изрёк герр Райер, внимательно наблюдавший за девочкой. – Оставьте нас наедине.

– Я бы тоже хотела присутствовать!

Медвежонок даже не успела сообразить, что произошло, да только мужчина каким-то едва уловимым движением буквально вырвал её из рук завуча, отгораживая своим телом.

– В кабинете психолога все разговоры проходят с глазу на глаз. Личная тайна, – напомнил он. – Я сообщу, когда мы будем готов.

Завуч одарила жгучим взглядом сначала его, затем девочку и, круто развернувшись, пошла к двери. Звон колокольчиков, яростное шипение и грохот двери ознаменовали её уход.

– Ну что ж, – произнёс герр Райер, когда всё стихло, и отпустил девочку, – присаживайся. Деваться нам с тобой некуда.

Девочка продолжала хмуриться, но всё же опустилась в кресло у стола.

– Давай-ка для начала познакомимся, – психолог сел напротив. – Моё имя ты уже знаешь. Я герр Райер. А как тебя зовут?

Девочка тряхнула гривой сиреневых волос, шмыгнула носом и как-то зло бросила:

– Риса Ильтис.

– Прекрасно, мне очень приятно. Ну, Риса Ильтис…

– Не надо с фамилией! – буркнула девочка. – Просто Риса!

– Хорошо, ПростоРиса…

Малышка скрипнула зубами.

– Не сердись, – мужчина примирительно поднял руки. – Риса, я хочу, чтобы ты понимала: здесь никто не желает тебе зла.

– Нас здесь всего двое, – Риса нахмурилась, и к её удивлению улыбка герра Райера стала ещё шире. – Что будете делать? Отчитывать меня?

– Даже не собирался. Я лишь хочу поговорить с тобой.

– Здорово. О моём поведении?

– О тебе, – герр Райер расслабленно откинулся в кресле. – Ты злишься. Расскажешь почему? Что именно тебя злит? Огорчает, расстраивает?

Риса сжала похолодевшие ладони в кулачки. Посмотрела в окно, только тогда заметив, какое оно огромное – круглое, до самого потолка. А потолок не то, что рукой не достать – высоко, будто ещё один этаж.

– Риса? – позвал психолог.

В другой раз она, может быть, и удивилась бы его разным глазам – тёмно-лиловому и серому, – но не сейчас. Что её злит? Да всё! Абсолютно!

– Меня бесит лакрица, – внезапно выпалила она. – Кто вообще это ест? Редкостная дрянь. Особенно злит, когда в пачке с нормальными жвачками попадается.

– Так, – мужчина удивился, но отнюдь не растерялся. – А что ещё?

– Не люблю Татти, – девочка покачала головой. – Это собака герра Флаушига. Зачем он вообще берёт его с собой? У Татти когти, и он всегда больно царапается, когда прыгает.

– Понятно. Знаешь, что? – мужчина потянулся за блокнотом на столе. – Можно, я всё это сейчас запишу? По пунктам? Обещаю, я никому про это не расскажу.

Риса в ответ пожала плечами.

– Так, лакрица, Татти… что ещё?

И тут малышку как прорвало.

– Меня злит, что тут всё несправедливо, – затараторила она. – Это нечестно. Почему должна быть наказана я, а не Маркус? Я защищала другую девочку, в чём моя вина?

Герр Райер записывал, а сам украдкой поглядывал на Рису. Щёки малышки вспыхнули, грудь высоко вздымалась – вот уж точно фурия!

– Почему я вообще должна извиняться перед ним? За что? – Риса принялась яростно раскачивать ногой. – Потому что назвала его жирдяем? Никто ведь не заставил Маркуса извиниться за то, что он назвал меня… сучкой.

Герр Райер выпрямился в кресле:

– Он в самом деле так сказал?

– Представьте себе! – чуть ли не выкрикнула Риса. – Почему он не должен извиниться? Почему учителя выставляют меня виноватой, а его – невиновным? Потому что я здесь всего неделю, и вообще никто? Меня это бесит! А ещё бесит, что это я должна сидеть здесь, а не он!

Выплеснув обиду, девочка замолчала и отвернулась к окну. Герр Райер записал что-то ещё и отложил блокнот в сторону. Он отчётливо слышал, как девочка несколько раз шмыгнула носом. Мужчина сделал глубокий вдох, снял очки и произнёс:

– Это очень важно – говорить о том, что заставляет тебя злиться.

– Неужели? – пробурчала Риса.

– Очень важно. Вот, например, – герр Райер закусил дужку очков, – в этой ситуации меня злит, что взрослые относятся к детям как к тем, кто не имеет права слова. Обращаются с ними не как с людьми, а как с вещами.

Риса глянула на мужчину, шмыгнув ещё раз.

– А ещё меня злит, – герр Райер тоже глянул в окно, – что на улице такая прекрасная погода, а я вынужден сидеть в этом душном кабинете, вести какие-то беседы. И это вместо того, чтобы заниматься своим садом. А ещё, кажется, – он несколько поморщился, – у меня врастает ноготь на ноге, да ещё и ботинки жмут. И постоянная боль выводит из себя.

Теперь Риса повернулась к нему всем телом, внимательно слушая, хотя и не особо понимая, что такого интересного в его словах.