…Вот он, сладкий момент мести. Пётр Семёнович Рыбаков с наслаждением смотрел на извивающееся тело.
– Теперь ты моя! Слышишь, сука? Ты моя!
Он не спешил, смакуя сладостное предвкушение. Волны возбуждения от стоящего колом члена прокатывались по всему исходящему жаром телу. Мужчина снова и снова прокручивал в голове столь стремительно прошедшую охоту. Всё прошло практически безупречно. «Эта мразь даже пикнуть не успела. Даже пикнуть! Нет! Теперь все твои крики принадлежат мне. Ты вся принадлежишь только мне!». Взвесив в руках инструмент, с помощью которого он выбил дерьмо из этой тупой сучки, он взмахнул им и нанёс удар по воздуху. Всё так и было.
…Старая добрая свинчатка, он никогда с ней не расставался, сколько раз его выручала и сейчас пришлась как никогда кстати. После того как он нанёс удар по голове ребёнка, внутри Петра Рыбакова окончательно рухнула решётка, за которой скрывался монстр. То, что раньше для человека было сладкими фантазиями, сейчас стало прямым руководством к действию. Все запреты были сняты, он стал вне закона, было важным только одно – его собственные желания. Зверь вырвался на свободу, и он был голоден. Был единственный негативный момент – дочурка оказалась не одна. Он успел донести Лизу через кусты почти к самому забору, отделяющему больничный сквер от гаражей, как со стороны лавочки раздался крик. Кто-то искал девчонку. Не теряя времени, Пётр Семёнович поволок Лизу к дыре в заборе. «Надо поторопиться, но главное – без суеты, чтобы не наделать ошибок». Голова была лёгкая и ясная, боль практически не тревожила, что было крайне удивительно, если вспомнить, как она пульсировала в его руке и голове всего лишь несколько минут назад. Но так было правильно! Твёрдая уверенность в этом оплетала позвоночник, делая Петра Семёновича не слабым человеком, а кем-то другим. Хищником на охоте. Он уже взял принадлежащую ему добычу и отдавать её никому не собирался.
Оставалось самое трудное – незаметно протащить тело до гаража. Ведь сегодня воскресенье, в гаражах могут тереться всякие сраные автолюбители, встреча с которыми не входила в планы мужчины. В принципе, его гараж располагался совсем недалеко. От того места, где он затаился со своей добычей, метров через пятьдесят был проход между гаражами. Пройдя между ними, можно сразу свернуть налево, и вот он, номер сто семнадцать.
Вдалеке кто-то опять звал Лизу по имени, нужно было решаться. Никакого беспокойства он не испытывал. Высунув голову из лаза в заборе, посмотрел по сторонам. Пока везёт, никого. Удача любит сильных и смелых. А значит, она любит его. Легко подхватив Лизу поперёк живота здоровой рукой, Пётр Семёнович бодро прошагал до намеченного места, по ходу мурлыча под нос весёлую песенку. Когда он уже готов был шагнуть в тесный проход, слева скрипнула открывающаяся дверь гаража под номером восемьдесят семь, чей хозяин решил покурить на свежем воздухе. Равнодушно взглянув на пару ног, обутых в стоптанные ботинки (остальное было скрыто открытой дверью), Пётр Семёнович нырнул в полумрак между гаражами. Уже ничто не могло его становить. Уверенность в этом легла на плечи мужчины триумфальным плащом победителя.
Вышедший из-за двери дед в замызганном камуфляже, не глядя по сторонам, прикурил от зажжённой спички и глубоко затянулся. Поправив очки в роговой оправе, косо сидевшие на мясистом, в красных и синих прожилках носу, он бросил оценивающий взгляд на хмурое от набежавших туч небо. В этот миг тяжёлая капля упала с неба на небритую щёку, сухую землю стали покрывать тёмные пятна начинающегося дождя. Пробормотав что-то нелицеприятное о непостоянстве погоды и женщин, дед, смачно сплюнув в пыль, затушил начатую сигарету и скрылся в гараже.
Замечание по поводу погоды было более чем верным. Холодный ветер, дувший уже не переставая, вместе с облаками пыли, среди которых в панике метались разом потускневшие листья, пригнал полчища грозовых туч. Среди серых громад, заполонивших небо, вспыхивали кривые клинки молний, рассекавшие небеса пополам и вызывающие обвал сталкивающихся друг с другом валунов грома.
Петра Семёновича не интересовала погода, он был на охоте и принёс добычу в свое логово. «Да, точно логово! И кое-кому отсюда уже не выйти, по крайней мере целиком!»
Остановившись, Пётр Семёнович слегка склонил голову набок, словно прислушиваясь к своим мыслям. Кривая улыбка, в которой не было и грамма веселья, разрезала его лицо. Эти новые мысли, рождающиеся в его голове, очень нравились ему. Они были признаком его бесстрашия и избранности. Вскинув девочку на плечо, он начал спуск в погреб, где без церемоний скинул Лизу прямо на бетонный пол. В гараже, очень кстати, нашёлся моток шпагата, и он не спеша (теперь торопиться ему было некуда) основательно связал свою жертву, закрепив запястья на лодыжках. Такая поза показалась ему весьма возбуждающей. Критически осмотрев дело своих рук, он добавил последний штрих: взяв моток скотча, он залепил девочке рот. И вот он стоит над той, что полностью в его власти. Это было волшебно!
– Ну что, милая, пора просыпаться, папочка соскучился.
Он слегка пнул Лизу по ноге – никакой реакции.
– Эй, ты не окочурилась ли часом? Пётр Семёнович нагнулся над Лизой и пощупал на шее пульс. Радостная улыбка возникла на его лице.
– Живая! Ну вот и чудесно! Нельзя так папу пугать.
Поднявшись наверх, он вернулся с ведром холодной воды, набрав ту из бочки рядом с гаражом. Размахнувшись, он выплеснул содержимое ведра на свою пленницу, и, засунув руку в карман, стал наблюдать. Через минуту Лиза зашевелилась, издав слабый стон…
…Спустившись в погреб, Пётр Семёнович с интересом продолжал смотреть на её неудачные попытки освободиться. Вдруг с девчонкой что-то пошло не так, она начала бешено тереться лицом о пол, расцарапывая его в кровь, её начало корчить, словно в припадке. Мужчина нагнулся над Лизой, с беспокойством следя за падчерицей. Через мгновение у неё щёки надулись, словно она пыталась что-то сыграть на трубе, из-под скотча на лицо побежала струйка рвоты. С недовольным ворчанием Пётр Семёнович, поддев пальцем, отодрал кусок скотча.
Рвотные массы вырвались наружу вонючим фонтаном. Лиза жадно вдыхала влажный подвальный воздух, вяло сплёвывая остатки дряни, заполнявшие рот. С кислородом к Лизе медленно возвращалось ощущение реальности – со всеми деталями, отступившими на время удушья – боль во всём теле, холод и мысли, напоминающие сумасшедших, запертых в горящей палате.
– Помогите!..
Она думала, что кричала, но на самом деле её было еле слышно. Измученное тело с трудом рождало звуки.
– Пожалуйста, помогите мне, пожалуйста… – девочку начали сотрясать рыдания, заглушившие слова.
Совсем рядом с Лизой скрипнули по бетону подошвы ботинок. Задрожав всем телом, Лиза попыталась повернуть голову в сторону, где услышала звук.
– П-п-пажжалуйста (от холода и ужаса зубы начали выбивать чечетку), я з-здесь, п-п-пом-могит-те…
– Конечно помогу.
От этого спокойного, уверенного голоса Лизу парализовало. Все мысли, которые метались у неё в голове, рассыпались чёрным пеплом, осталась лишь одна, уродливой опухолью заполнившая весь мозг: отчим! Он, он… Дальше Лиза уже не могла связно мыслить. В её голове, заполненной огромной, источающей ужас фигурой отчима, которого она никогда не видела, но ставшей для неё самым страшным кошмаром, вспыхивали и гасли рваные полотнища видений о том, что сейчас будет.
– Сейчас папа поможет тебе.
Пётр Семёнович нагнулся к своей маленькой пленнице и легко дотронулся толстыми пальцами до грязной, исцарапанной щеки. Лиза даже не почувствовала прикосновения, ещё немного – и она разлетится на осколки от сковавшего её напряжения. И она жаждала этого! Чтобы одним мгновением всё кончилось. Только бы всё уже кончилось! Но, конечно, ничего не закончилось.
– Вот только для начала тебя надо умыть, а то ты вон как замаралась.
Голос отчима оставался таким же спокойным, но Лиза чувствовала, что за хлипким заборчиком этого показного спокойствия бесновался, брызгая слюной, бешеный зверь, который в скором времени вырвется на волю.
