– А то, что я, знаешь, предпочитаю чтить уголовный кодекс и больше ничего.
– Ладно, – покладисто переключилась Алла, – если вы поможете мне, тогда я обязуюсь делать все домашние задания и писать контрольные не меньше, чем на четыре балла. До самого выпуска.
– Это другое дело, – ответил я, – когда и где он тебя будет ждать?
– Я знала, что вы согласитесь, – подпрыгнула в воздух Лосева, – после шестого урока возле хоккейной площадки… знаете наверно, это рядом.
– Знаю, конечно, – отвечал я, – из школы после окончания шестого урока не выходи, жди меня в раздевалке. Всё понятно?
Вместо ответа она быстро чмокнула меня в щёку и исчезла из класса. А я сначала стёр помаду со щеки (не хватало ещё с таким компроматом на коридорам шляться), потом взял под мышку папку с контрольными, вздохнул и отправился в учительскую.
Учительская
Она у нас на втором этаже, занимает две комнаты, мне отведено место в дальней комнате возле стены. А вообще наша школа построена в начале шестидесятых по стандартному хрущёвскому проекту, в форме буквы П и в три этажа. Причем средняя планка у этой буквы длинная, там основные помещения расположены, а поперечины у этой буквы П сильно разные – левая с мастерскими и спортивным залом поменьше, а правая с актовым залом, он же столовка, побольше.
– Антон Палыч, – сразу же при входе в учительскую встретила меня завуч Валентина Игоревна, сильно за сорок и с насмерть выбеленными перекисью волосами, – вас директор хотел видеть.
– Перемена же вот-вот кончится, – заметил я, – не успеем мы ни о чём поговорить.
– Очень срочно, очень просил.
Ну раз очень, зашёл в директорскую, это соседний кабинет с учительской, и там даже предбанник есть с секретаршей.
– Меня тут видеть хотели, – сказал я секретарше Олечке, молоденькой и очень стеснительной девочке только что из пединститута.
– Да-да, конечно, – встрепенулась она, – заходите, Оксана Алексеевна ждет вас.
Я и зашёл в кабинет – директорша, дама очень средних лет с накрученным шиньоном на голове, это теперешняя мода такая, встретила меня укоризненным взглядом из-под очков с большими положительными диоптриями.
– Здравствуйте, Оксана Алексеевна, – вежливо сказал я, – вызывали?
– Присаживайтесь, Антон Палыч, – кивнула она на стул, – простите, что во время перемены – дело очень срочное.
– Слушаю вас со всем вниманием, – почтительно склонил голову я.
– Вы наверно знаете, что наша хоккейная команда вчера играла с канадцами?
– Вообще-то я не очень большой поклонник хоккея, но да, газеты читал, – ответил я.
– Так вот, они вчера уже сыграли первый матч, но из-за разницы во времени с Канадой его у нас покажут только сегодня вечером.
– Надо будет посмотреть, – пробормотал я.
– Однако уже просочились сведения, что мы победили, причём с разгромным счётом.
– Что вы говорите!?
– Так вот, хочу вам предложить организовать завтра какое-нибудь мероприятие в честь этой победы.
– А почему мне, а не физруку? У него кстати и фамилия хоккейная, Фирсов.
– Вы не хуже меня знаете Тимофей-Андреича, – ответила директорша, – и наверно понимаете, что организовать он ничего не сможет… разве что совместную пьянку, да и то сомнительно, в одиночку всё выпьет. А вы, насколько я знаю, человек молодой и спортивный, каждое утро на стадионе бегаете.
Надо ж, подумал я, и эта всё про меня знает.
– Понял, – ответил я, – мне надо подумать… до вечера я что-нибудь набросаю, а там вы пройдётесь рукой мастера по этим наброскам, и всё заиграет, – попытался я подлить немного елея. – В пять вечера, скажем, я к вам зайду, ладно?
– Хорошо. В помощь вам я думаю назначить Софью Ивановну.
– Англичанку?
– Ну да… в Канаде же на английском говорят, значит ей и карты в руки.
– Я не против, назначайте, – ответил я и убежал на следующий урок.
Англичанка эта, Соня которая, была единственной (не считая секретарши Оленьки конечно) более-менее молодой учительницей в нашей школе, а так-то тут преобладали либо старые грымзы или просто безобидные пожилые женщины. Даже пионервожатая у нас и та имела весьма солидный возраст и смотрелась с красным галстуком на шее очень странно. И ещё тут значились физрук с трудовиком, составлявшие вместе со мной мужской триумвират школы – вот собственно и весь наш коллектив. Школа расположена в новом микрорайоне города с гордым номером «7». Ну как новом… относительно – построен он лет 8-10 назад и состоит чуть менее, чем целиком, из стандартных четырёхподъездных хрущоб, элегантно выстроенных в каре и квадраты. О, а это англичанка Соня мне навстречу попалась.
– Антон Палыч, – жалобным тоном обратилась она ко мне, – меня тут директриса подписала на какое-то непонятное мероприятие завтра…
– Не волнуйтесь, Софья Ивановна, – бесит меня что тут всех надо по отчеству, но ничего не попишешь, дресс-код такой, – а лучше приходите к директору в пять часов, там всё и обговорим.
– Так я на вас надеюсь, Антон Палыч?
– Конечно, – улыбнулся я, – надежды, они не только юношей, но и девушек питают, как сказал товарищ Ломоносов.
Соня покраснела, но ничего отвечать не стала, а вместо этого быстро скрылась за поворотом – там у нас лингафонный кабинет значился. К слову от лингафонности в этом кабинете одно название, никакой техники, помогающей подрастающему поколению изучать иностранные языки у нас отродясь не было… ну стоят там на столах непонятные коробочки с гнездами для наушников, только ни к чему они не подсоединены, да и магнитофонов там никаких нет. Так что всё по старинке, всё с голоса.
А у меня сейчас урок геометрии в восьмом Б, это вот сюда, второй этаж прямо напротив пионерской комнаты. Звонок как раз звенит, заходим и осматриваемся.
Восьмой-Б
– Здравствуйте, ребята, – громко сказал я, проходя к столу.
– Здрасть… – на разные голоса ответили ребята.
Этот класс попроще, конечно, чем десятый, где Алла и Половинкин, но ненамного. И есть у него одна неприятная особенность – на последней парте по центру сидит двоечник и балбес Вася Дубин, который ненавидит меня, как… ну я не знаю, как Сальери Моцарта что ли. В категориях 21 века его бы назвали моим персональным хейтером. Ну и делает он всё, чтобы усложнить мне жизнь – вот и сейчас не встал, как остальные, приветствовать учителя, а продолжил сидеть, развалясь и выставив длинные ноги в проход. Да и хрен бы на тебя положить, Вася, подумал я, открывая журнал.
– Ну что, друзья мои, начнём что ли? – обратился я персонально к Анечке Сойкиной, отличнице и старосте. – Кого нет в классе?
– Все здесь, Антон Палыч, – встала она, – все тридцать семь человек.
Да, классы у нас большие, до сорока человек доходят, а букв в каждом потоке не А-Б и не А-Б-В, а даже и до Д случается – в жизнь вступает поколение детей, родители которых появились на свет в тридцатые годы. Тогда был взлёт рождаемости, в эти туманные тридцатые.
– Давайте проверим, как вы справились с домашним заданием, – и я углубился в журнал.
Знаю, что никому неохота к доске идти, сам таким был, но ничего не поделаешь, правила в жизни соблюдать надо… Сойкину бы вызвать, она всё оттарабанит за пару минут, да я её вчера вызывал. А Дубина ну его в задницу, дубину такую, он мало того, что ничего не знает, так ещё и выкинет какое-нибудь коленце у доски. Так что пусть это будет Ванечка Красногоров, твёрдый троечник и парнишка без единой отличительной особенности, весь средний какой-то.
– Красногоров, – провозгласил я, класс коллективно вздохнул с облегчением, а Ванечка с отчаянием. – Иди к доске, покажи свои знания.
Тот обречённо поплёлся, куда было сказано.
– Что было задано на дом? – спросил я.
– Так эта… – попытался потянуть время он, – про векторы чего-то… равенство и сложение…
– Правильно, – сверился я с журналом, – скажи нам, при каких условиях два вектора будут равны, и я тебя сразу отпущу.
