— До свидания, — нестройным хором попрощались мы с высоким начальством и наконец-то свалили из зала. Лена, правда, пыталась меня задержать, но я уже наелся культуры так, что в горле стояло, да и чем я ей мог помочь, не понимал, так что отговорился делами и сбежал. Тем более у меня действительно скоро была тренировка, Михалыч не собирался делать перерывов даже на праздники. И Анастасия тоже. А вечером намечалась школьная дискотека, которую пропускать я не собирался.

Музыку я услышал ещё на подходе к школе. Не клубняк и хардбас, как в парке, но и не вальсы Шопена. Диско, попса, практически классическая, правда, без изрядной доли пошлости, но в целом танцевальная музыка от моего мира практически ничем не отличалась. А вот рок меня, наоборот, даже радовал, потому как так и остался андеграундом, что в лучшую сторону повлияло на его развитие.

Ну, на мой вкус. Кому-то, может, и сладкие мальчики в коже со стразами нравились, тут, как говорится, хозяин — барин. Я же всю эту говнорокерскую гламурную тусовку терпеть не мог, а старые команды, к сожалению, в большинстве своём сдулись, стоило им дать свободу творить. Как, впрочем, и большинство других творческих направлений и жанров. Вседозволенность она никогда ни к чему хорошему не приводила.

И если «Сектор газа», несмотря на нарочито грубую подачу и маты, мы слушали и в старости, то все эти «Поющие трусы», лепечущие в микрофон про сиськи, жопы и бабло, забывали, стоило только закончиться треку. А всё, потому что у первых творчество отражало протест и, говоря бюрократическим языком, поднимало остросоциальные темы, то вторые были просто тупыми, безголосыми хабалками и могли заинтересовать только таких же, как они сами.

Кстати, я бы не сказал, что рокеры были загнаны уж совсем в подполье. Они выпускали альбомы, давали концерты, да и в целом чувствовали себя довольно неплохо. Единственное, их не пускали на центральные каналы, однако на частных или региональных ребята в косухах мелькали регулярно. Да, частные телеканалы в этой версии СССР были, что для меня стало неслабым шоком. Я как раз валялся в больнице после ранения, меня оставили на сутки, понаблюдать, и впервые после перерождения бездумно пялился в телевизор, щёлкая каналами. И наткнулся на такую прелесть. Понятно, что они тоже были под контролем и «Гостелерадио», и КГБ, но сам факт наличия уже говорил о многом. А уж то, что среди них было несколько музыкальных, на которых крутилась в том числе и зарубежная музыка, мне прям бальзамом на душу пролилось.

Впрочем, особым меломаном я себя не считал. Меня радовал скорее сам факт того, что здесь руководство не стало повторять идиотизм моего мира, где за пластинку Битлов можно было получить срок, а действовало гораздо тоньше и аккуратнее. Не только запрещая, но и объясняя и показывая. Давая пощупать и сделать так же, только лучше. Это работало гораздо эффективнее, достаточно вспомнить, что на дворе уже две тысячи десятый год, а СССР живёт и здравствует.

Так что заходил в школу я под задорное диско, естественно, одобренное специальным комитетом при «Гостелерадио СССР», да и к тому же группа, что сейчас играла, была из ГДР, так что с идеологической составляющей песен всё было в порядке. Что не мешало молодёжи отрываться под зажигательные ритмы.

Меня самого плясать не тянуло. Я и раньше-то не любил, но мог подрыгаться, как в прошлый раз с ребятами в парке, но там у меня настроение было и компания. А сейчас, честно говоря, даже не знал, что делать. Пусть переселение мне знатно перекорёжило мозги, и из почти пятидесятилетнего мужика я снова стал молодым и задорным, но всё же совсем подростком себя не ощущал. Поэтому толкаться в тёмной комнате с детьми под бодрые мотивы меня не прельщало. Вот пообжиматься с какой-нибудь симпатичной комсомолкой под медляк другое дело. Но её ещё найти надо, да и учителя зоркими соколами следят, чтобы никто себе лишнего не позволял.

— Здорово, Чобот, — одиннадцатиклассник, дежуривший у дверей, кивнул мне, хоть я его и не помнил, зато его напарница, девица с немного лошадиным лицом, просканировала взглядом так, будто подозревала, что я с собой несу минимум пару канистр спирта и набор весёлых таблеток в придачу. — Смотрю, ты прикид сменил. Зачётные джинсы. Америка?

— Да вот, прибарахлился по случаю, — я окинул взглядом свои ноги, слегка задержавшись на ботинках. — Вроде германские, ГДР. Я особо в марках не секу.

Мне действительно на фирму-производителя по большому счёту было плевать. Да и не помнил я, чего сейчас модно у молодёжи. Что спортивка рулила, «Адидас» или «Пума», тут да, знал, а вот джинсы и прочее как-то вылетело из головы. Зато с чем мне реально повезло, так это с ботинками. Я даже не ожидал, что Тихомиров, вернувшийся полноценным Мастером, устроит мне такой босяцкий подгон. Понятно, что он так извинялся за косяк с охраной, но всё равно было приятно.

Местная молодёжь даже названия фирмы такой не знала. «Гриндерс». А для меня это было легендой. Гринды у нас котировались по высшему разряду, да и в драке против их обладателя старались не выходить. Стальной стакан в носке, крепкая кожа, высокий вес превращали их в настоящее оружие. Но для меня, как адепта савата, Гринды были находкой. А всё потому, что удары ногами во французском боксе наносились именно носком ноги. Выходило совершенно жуткое сочетание, тех же пёселей Егеря я мог бы тупо запинать, будь тогда они у меня. Так что от подарка я не отказался, особенно учитывая, что капитан принёс не берцы, а обычные, цивильные с виду ботинки на три дырки. Но до сих пор чувствовал себя немного странно, что никто не узнаёт, во что именно я обут.

— Но всё равно круто, — старшеклассник завистливо уставился на мои джинсы. — Я себе хотел такие взять, но дорого.

— Возьми польские, они дешевле, а по виду то же самое, — я пожал плечами и, махнув дежурным рукой, пошёл в актовый зал, где вовсю гремела музыка. — Ладно, бывай. Пойду подвигаюсь. Может, сниму кого?

— Откуда? — затупил школьник, потому что здесь не было такого понятия, но, к счастью для меня, решил не заморачиваться. — Ладно, давай. Ваши уже пришли, я видел, ключ брали.

Особенностью школьных дискотек было то, что наводить красоту проще было не в раздевалке, где толпилась куча народу, а в классной комнате. А что, удобно, мы отвечали за этот кабинет, лишних там не бывало, так что обычно староста получала ключ и там оставляли вещи, девчонки прихорашивались, а то и разливали по сто грамм под партой. По крайней мере, раньше я активно в этом участвовал и в своём мире, и здесь. Теперь же алкоголь сам по себе, как средство почувствовать себя взрослее и солиднее, мне был неинтересен. Зачем, если я и так уже взрослее некуда. А дури и своей до сих пор хватает.

А возле класса вместе с другими пацанами подпирал стену Роман. Видать, девчонки выгнали из кабинета, чтобы не мешали переодеваться, а комсорг, как ответственный человек, не мог их бросить и уйти танцевать. А то мало ли кто вломится. Короче, как обычно, на посту, хотя, может, просто ждал Машку, у них же любовь и всё такое, а уйти без пассии некомильфо и зашквар, как ни посмотри.

— Ты-то мне и нужен, — я оттёр пацанов и навис над Ерёминым. — Давай, колись, на хрена ты меня на дискач заманил. Только без сказок про сто тридцать вторую. С ними и без меня бы справились.

— Короче, мне маякнули, что фазаны с Сибсельмаша сегодня будут школы и технари шерстить, — не стал изображать Незнайку Роман и тут же сдал все явки и пароли. — Говорят, у них два Разрядника появилось, и они хотят всех остальных нагнуть.

— А я, по-твоему, с двумя Разрядниками справлюсь, — я скептически уставился на друга. — У тебя на фоне чуйств к Поляковой мозги вообще отказали? Правильно говорят, любовь — это болезнь.

— Отвали! — поморщился комсорг, но в бутылку лезть не стал. — При чём тут Маша? Просто ты реально единственный, кто умеет по-настоящему драться. Не Сикорскую же звать.

— Вон ты про что, — я почесал в затылке. — И давно знаешь?