Я отвечал с вескими аргументами в пользу обратного. Факты говорили сами за себя. Во время патрулирования я добился многих успехов в обнаружении преступников и террористов. Им это не понравилось, и они предпочли остановиться на всех негативных аспектах такого патрулирования. Я должен был признать, что опасности существовали, но тогда любой всегда мог найти оправдания, чтобы чего-то не делать. В отсутствие какой-либо позитивной альтернативы патрули уголовного розыска были полезным дополнением к полицейской деятельности.
Я напомнил им о старых машинах «Q», машинах дорожной полиции, управляемых полицейскими в форме, одетыми в пальто, прикрывающие их форму. Если это было достаточно хорошо для отдела дорожного движения, то и для уголовного розыска этого было достаточно. Кроме того, я всегда патрулировал только с добровольцами, людьми, которые хотели участвовать. Свой самый главный и веский аргумент я всегда приберегал напоследок: я еще никогда не ловил преступника или террориста, сидя за письменным столом, но многих поймал с поличным во время патрулирования нашего подразделения. Применяя здравый смысл и опыт, я утверждал, что существует место для патрулей в штатском, которые могли бы дополнить работу наших патрулей в форме. Наконец, я сослался на соседние подразделения, где патрулирование отделами уголовного розыска было общепринятой практикой.
Реалистично, однако, я знал, что существуют практические трудности, связанные с тем, за что я выступал: например, возможность возникновения ситуации «дружественного огня», когда два патруля в штатском, не имеющие возможности идентифицировать друг друга как полицию, могут столкнуться друг с другом во время инцидента и вступить в перестрелку. Это случалось чаще, чем можно было себе представить, но, в конечном счете, это нас не отпугивало.
Мы продолжили патрулирование уголовного розыска. Я полагал, что мои коллеги из Уголовного розыска в Западном Белфасте делали то же самое, хотя позже я из первых рук убедился, что это не так.
В любом случае, ни один старший офицер никогда не просил меня прекратить патрулирование таким образом. Они могли видеть очевидные преимущества. Они просто решили не выделять нас для патрулирования в штатском.
Теперь мы оказались в «наихудшем сценарии». Это был кошмар каждого полицейского. Все трое из нас отдали бы что угодно, чтобы повернуть время вспять. Однако мы ничего не могли поделать, кроме как ждать и гадать, каким будет результат.
В тот день после обеда старший суперинтендант детективной службы и детектив-инспектор допросили меня. Детектив-инспектор провел большую часть агрессивных допросов. Это был невысокий, жилистый человек с властным видом.
После предостережения он записал мое полное и подробное заявление. Атмосфера и обстановка были очень официальными. Он не оставил у меня сомнений в том, что каждый аспект того, что мы сделали и пытались сделать, станет предметом самого пристального изучения. Он подчеркнул, что смерть этого молодого человека, Эдварда Уокера, была очень серьезным делом и что он намерен не оставить камня на камне.
Мне было прямо заявлено, что все трое молодых людей, которые были арестованы в угнанной машине, утверждали, что я остановился рядом с ними без предупреждения. Они также утверждали, что я не представился сотрудником полиции, когда подошел к их машине, и не было никакого звука полицейской сирены, как я утверждал. Я ответил, что мы включили сирену сразу же, как только начали преследование. Я указал на то, что, хотя можно утверждать, что автомобилист с включенным на большую громкость автомобильным радиоприемником может поначалу не услышать сирену во время длительной погони, он не мог избежать этого. В любом случае, наша сирена все еще работала, когда две машины остановились. Я также указал, что водительское стекло угнанной машины было опущено, когда я разговаривал с водителем, и поэтому было немыслимо, чтобы они не слышали полицейскую сирену.
Именно тогда, когда я пересказывал последовательность событий следователям, я вспомнил свои голосовые передачи во время нашего преследования.
— Вот именно, — воскликнул я, — конечно!
У нас были независимые технические доказательства того, что мы говорили правду. Все голосовые сообщения были записаны на аудиокассету в региональном управлении Белфаста (БРУ) в Каслри: сирена, ревущая на заднем плане, когда я разговаривал с диспетчером, будет записана на пленку. Эти пленки хранились в течение длительного времени перед повторным использованием именно потому, что они могли потребоваться в качестве улик. Офицер потянулся к телефону, чтобы позвонить в БРУ.
Этот человек был профессиональным детективом. Он тщательно расследовал все это дело. Он сдержал свое слово: не оставил камня на камне. Он представил свой отчет об инциденте директору государственной прокуратуры. На самом деле, и к моей большой выгоде, мы с этим человеком должны были встретиться снова позже. Сам того не осознавая в то время, я произвел на него неизгладимое впечатление.
Директор государственного обвинения пометил документы «Судебного преследования нет». Никаких дальнейших юридических последствий для Джона, Алана или меня не должно было возникнуть. Когда я получил эту новость, на самом деле я был на начальных курсах уголовного розыска в в Хендоне, Лондон. Я все еще был на курсе с октября по декабрь 1976 года, когда слушалось дознание, и поэтому в мое отсутствие кто-то зачитал мои показания коронеру и присяжным. Я бы предпочел присутствовать там лично. Расследование случайно подтвердило, что погибший был членом 2-го батальона АОО, базирующегося в Тайгер-Бей.
К августу 1976 года колеса двигались внутри колес. Специальный отдел не собирался упускать эту возможность избавиться от меня. Они настаивали на том, что новая смертельная угроза АОО в отношении меня была очень реальной, и что они хотели, чтобы я убрался из региона Белфаст, для моей собственной безопасности, конечно. Я был сторонником переезда, чтобы уменьшить угрозу моей личной безопасности, и купил новую недвижимость в Виктория-парке, Ньютаунардс, графство Даун. Но я не хотел перевода из участка КПО в Ньютаунабби: я потратил слишком много времени и усилий на то, чтобы обосноваться там, чтобы теперь поворачиваться к этому спиной. К этому времени я также познакомился с Ребеккой: позже она должна была стать моей женой. Было еще одно соображение, что мне еще многого нужно было добиться в районе Ньютаунабби. Настоящая проблема заключалась в том, что я непреднамеренно наступал на пальцы Специальному отделу. Теперь я оказался в ситуации, когда они могли перевести меня под предлогом того, что это было для моей же пользы. Я был в их власти: я преподнес им себя на блюдечке.
В своем стремлении остаться там, где я был, я заручился поддержкой моего старшего сотрудника уголовного розыска. Старший детектив-инспектор Сэм Стюарт был осведомлен о моих успехах в расследовании преступлений, и он полностью поддержал мое заявление о том, чтобы остаться в отделе уголовного розыска Ньютаунабби. На самом деле, он сделал все, что было в его силах, чтобы удержать меня там. Он знал, что это будет битва, но ни один из нас не имел ни малейшего представления о том, на что пойдет Специальный отдел, чтобы добиться своего.
Сэм утверждал, что меня наказали за то, в чем я не был виновен, что, в конце концов, судмедэксперты без сомнения установили, что я не производил никаких выстрелов. На самом деле, я был сбит с ног и поэтому был такой же жертвой обстоятельств, как и мужчины в машине.
Однако примерно за неделю до предполагаемой даты перевода меня вызвали в офис Сэма. Он был красным от гнева, и, узнав выражение его лица, я стал ждать взбучки. На самом деле, этого так и не произошло. Его ярость была направлена на Специальный отдел, а не на меня. Он сказал, что присутствовал на совещании старших офицеров полиции в штаб-квартире подразделения на Норт-Куин-стрит, на котором, среди прочего, шла бурная дискуссия о моем предстоящем переводе из подразделения. Во время дебатов офицеры Специальный отдел выдвигали неконкретные, но непристойные обвинения в мой адрес старшим офицерам полиции в попытке склонить аргумент в свою пользу. Сэм был взбешен. Он попросил их выложить все или заткнуться. Однако они отказались подробно рассказать о том, в чем именно заключались обвинения или об их источнике.
