Он аккуратно притворил за собой дверь и улыбнулся.

– Господи,– прошептал беззвучно.– Спасибо тебе, Господи!

Он вышел на крыльцо и полной грудью вдохнул сырой холодный воздух. Времени было далеко за полночь. Луна запуталась в плотных облаках, и от того ночная тьма казалась густой и осязаемой. Она царила повсюду, это был ее час. И у мужчины на крыльце ото всего этого, от пережитого только что разговора и от невыразимого никакими словами чувства любви и нежности плавилось сердце. Он снова чувствовал уже забытые приливы любви к самой последней божьей твари.

– Боже-боже,– нашептывал он все также беззвучно.– Это и есть чудо твое… Это и есть жизнь.

Для него это были не пустые слова.

Он вернулся в дом. В гостиной за лакированным столом темного дерева сидела Ирина Храмцова. Перелистывала альбом с репродукциями полотен старых мастеров. Когда Иванов появился в комнате, отложила его в сторону.

– Теперь ты доволен?– Спросила она.

Иванов подошел к ней, встал на колени и поцеловал руку.

– Спасибо! Счастье мое не передать словами.

– Любовь моя!– Она соскользнула со стула на пол и тоже встала на колени.– Я люблю тебя! Нет ничего, что бы я для тебя не сделала.

А в это время их пленница плакала в непроницаемой тьме глухой комнаты.

Спустя час Иванову позвонил Шпарак.

– Кирилл Андреевич,– задыхаясь от страха, выпалил он.– Хасан все знает! Он знает все!!!

– Это что-то меняет?– Иванов слегка отстранил от своего лица алчущие губы любовницы, и она принялась целовать его грудь.

– Меняет?.. О чем вы вообще?!– Истерично выкрикнул Шпарак.– Вы что не понимаете? Он знает все!!!

– Ты думал, что обещанное так легко получить? Ты знал на что идешь. Перестань трястись от страха. Ты знаешь, что делать. Мы все знаем…

– Но, Кирилл Андреевич…

– Ты знаешь, что должен сделать! Шаг за шагом,– оборвал его Иванов.– И больше не звони мне. Увидимся утром.

Он отключил телефон и расслабился. Ирина была ненасытна.

В девять часов утра возле подъезда Бикташева остановились две легковушки. Из них вышло несколько человек. Они без суеты направились в подъезд. Сидевшие на лавочках старушки сразу почуяли неладное. Один из приехавших показал товаркам удостоверение работника милиции и кратко изложил суть дела:

– Бикташева Хасана знаете?.. Выходил из дома?.. Я вас попрошу покинуть это место!

От такой напористости оперативника у старушек пропал дар речи. Они шустро поднялись с лавочек и засеменили к соседнему подъезду. Оперативник же по рации перекинулся с коллегами парой фраз и замер возле входной двери.

Спустя пять минут из подъезда вывели Бикташева, расхристанного, с подбитым глазом и кровоточащей ссадиной на правой скуле. Он еще пытался отбрыкиваться, но перевес был явно на стороне оперативников.

– Господи,– принялись перешептываться старушки.– За что же его?

– В тихом омуте черти водятся…

– Ничего себе, в тихом!!! Он надо мной живет! Сколько раз участковому жаловалась…

– И что же это делается?!

Тем временем общими усилиями Хасана посадили в машину, и опергуппа также неприметно исчезла со двора, оставив зевак в тягостном недоумении.

Николай Николаевич Ефимов выпустил клуб табачного дыма и посмотрел в окно. В воздухе пролетал рыхлый желтоватый снежок. Время приближалось к полудню, но казалось, что утро только начинается. Ефимов отвернулся от окна и снова затянулся ядреным табачным дымом. Он курил только папиросы, но делал это так, словно смаковал превосходные, самого высокого качества кубинские сигары. Он и курить начал именно с папирос, насмотревшись на Владимира Высоцкого в роли Глеба Жеглова. Вот и сейчас, разглядывая сидевшего напротив него человека, попыхивал заломленной в двух местах папиросиной.

До этого момента он говорил много и долго, и сейчас отдыхал, чувствуя себя боксером в перерыве между раундами.

– Советую дать признательные показания,– ещё раз повторил он.– Сознайтесь в содеянном, Бикташев. Сознайтесь, это вам зачтется.

– Меня подставили,– сквозь зубы ответил задержанный. И Ефимов заметил, что недавний злой задор у Бикташева уже иссяк.

Он потушил папиросу в пепельнице и слегка перегнулся через стол:

– Кто тебя подставил, Бикташев? Назови имена. Кому это нужно?.. Потому что я знаю, что нужно тебе, Бикташев. Об этом говорят все, кто тебя знает. У тебя с Лазаревой были интимные отношения, а потом вы расстались. После этого ты преследовал ее больше месяца. И свидетелей этому: считать не пересчитать. Бикташев, ты лучше бога моли, чтобы мы нашли ее живой и здоровой… Где ты держишь похищенную тобой гражданку Лазареву?!– Неожиданно рявкнул он.

– Ты меня слышишь вообще?!– В голос ему завопил Хасан.– Вызови следователя Потапова из сорок девятого отделения. Вызови Потапова!

– Я из тебя душу выну,– пообещал ему Ефимов.– Я вызову свидетелей твоего преступления! И посмотрю, что у тебя найдется против их слов! Ты готов услышать правду?!

– Правду?! Я тебе всю правду выложил!– Завопил Хасан пуще прежнего.– Выпусти меня! Выпусти!!! Я тебе все сказал!!! Я же вас, ментов, предупреждал!– Он рванулся, едва не вырвав спинку стула скованными руками.– Аня! Аня!!! Это вы, суки-менты, виноваты! Выпусти меня, сволочь! Только я могу ей помочь! Только я…

В два часа пополудни его снова привели на допрос. Сейчас дознавателей в кабинете было несколько, но допрос и очную ставку снова проводил Ефимов.

– Успокоились, Хасан Хаснулович?– Поинтересовался он.– В таком случае приступим. При первой встрече, Хасан Хаснулович, я поставил вас перед фактом неоспоримого доказательства вашей причастности к похищению. А возможно причастности к более тяжкому преступлению против гражданки Лазаревой Анны Витальевны. Свою причастность вы отрицаете,– он несколько секунд смотрел на Хасана, словно ждал от него признание под тяжестью этих фактов.– В таком случае, приступим к дальнейшим следственным мероприятиям. А именно к очной ставке. Войдите, Андрей Сергеевич.

Спустя мгновение, улыбаясь и слегка раскланиваясь с собравшимися, появился Шпарак.

– Присаживайтесь, Андрей Сергеевич,– Ефимов принялся наговаривать на диктофон:– Проводится очная ставка с целью уличить Бикташева Хасана Хаснуловича в факте особо тяжкого преступления против гражданки Лазаревой Анны Витальевны, совершенного им в ночь с восьмого на девятое ноября двух тысячи шестого года. Очная ставка проводится между гражданами Шпараком Андреем Сергеевичем и Бикташевым Хасаном Хаснуловичем в присутствии свидетелей и понятых в полном соответствии с Законом Российской Федерации. Итак, Андрей Сергеевич, что вы имеете донести до сведения следствия по этому делу?

– В общей сложности с Хасаном Бикташевым я знаком пять с половиной лет,– как по писаному начал говорить Шпарак.– Не могу сказать точно, сколько лет Бикташев был знаком с Лазаревой, но я постоянно подмечал, что его отношения с Анной Витальевной носят маниакальный характер…

– Что ты несешь, Шпак?– Хасан с отвращением посмотрел на Шпарака.– Что ты мелешь?.. Но ничего, мы еще встретимся, еще поговорим.

– Прошу занести это в протокол очной ставки!– Рьяно выкрикнул Шпарак.– Бикташев мне угрожает!

– Занесем, Андрей Сергеевич,– успокоил его Ефимов.– Обязательно занесем. Продолжайте.

– Бикташев всегда был неуравновешенным человеком. Психопатом, можно сказать,– на Хасана Шпарак больше не смотрел.– А после разрыва с Лазаревой и вовсе с катушек слетел.

– Вы знаете о причинах их разрыва?– Уточнил Ефимов.

– Конечно! Это все знают! Аня – женщина умная. Ее карьера вверх пошла. А Бикташев, кто?! Балласт! Самый настоящий балласт! Разумеется, его коробило, что у Ани все складывается удачно. А потом они стали реже видеться. У нее завязались новые знакомства. Не такие обременительные, надо полагать. Он же ревновал ее к каждому столбу! Он же кавказец, самодур…

– Ах – ты, паскуда!– Хасан смотрел на Шпарака уже с ненавистью.