При этом чем глубже они погружались в мрачное нутро леса, тем сильнее эльфийку тревожило ощущение неясной опасности. Оно словно ветер дуло с той стороны, куда они шли и чем дальше продвигались, тем сильнее оно становилось.

Не опасаясь, что упустит и потеряет людей, Лучинэль потратила половину дня чтобы погрузиться в глубокую медитацию и связаться с советом матерей. Каждый эльф имел такую способность и мог попросить помощи у мудрых хранительниц природного равновесия. Они знали многое, если не вообще всё и всегда помогали советом любому из лесных детей, если те только имели достаточно времени чтобы испросить этот совет. Пришедший к Лучинэль ответ от совета матерей был краток: -Беги! Беги немедленно!

Это обескураживало.

Никогда, на её памяти, матери природы не отделывались столь кратким и однозначным приказом.

-Что там, впереди? -мысленно вопросила она. -Какая опасность ожидает?

В ответ получила тоже, что и раньше: -Уходи! Беги!

Поддерживать дальше мысленную связь с Великим Лесом не получалось. Лучинэль всё же рейнджер, а не маг и очков маны у неё совсем немного. Теперь вот чуть ли не двое суток ждать пока восстановятся хотя бы эти крохи.

Но что ей делать? Продолжить свою вендетту или последовать полученному от матерей совету, отказаться от преследования, прямо сейчас развернуться и отправиться обратно?

Достав из колчана стрелу, Лучинэль поставила её остриём на указательный палец и резко подкинула вверх, так, что та завертелась. Стрела упала, указывая остриём вслед ушедшему на полдня пути человеческому отряду.

-Я слишком далеко зашла, чтобы всё бросить, -прошептала эльфийска подбирая стрелу и пускаясь дальше в погоню. Ей следовало поторопиться, чтобы нагнать ушедших вперёд людей.

---Интерлюдия четвёртая---

Где-то в игре, потому что не бывает в реальности таких насыщенных цветов и настолько фактурных интерьеров. Большой каменный зал. Высокий потолок держат три десятка могучих колонн. И на каждой колонне, на каждой плитке вырезаны различные сцены изображающие битвы или мирную жизнь, строительство и разрушение городов, мирно работающих людей или их же, но собирающихся на битву, или уже лежащих мёртвыми с глубокими ранами – отметками чудовищной сечи.

Не совсем посередине, чуть ближе к задней стене, на небольшом возвышении из красного, как засохшая кровь, гранита стоит каменный трон. Он тоже украшен искусной резьбой на всём протяжении, от высокой спинки до каменных ножек составляющих одно целое с постаментом, на котором он стоит. Кажется, если заглянуть под основание, то и там будет резьба, даром что её вряд ли кто-то когда-нибудь сможет разглядеть.

На троне покоится мужчина. Его впалое лицо в тени, глаза закрыты, белые, словно мраморная пыль, волосы сложены в беспорядке и их прижимает тяжёлая корона из потемневшего золота. Вряд ли сидящий на троне жив, он полностью неподвижен, как удерживающие потолок колоны, как каменный трон, на котором сидит.

Но вдруг закрытые невесть сколько времени глаза распахиваются. От резкого движения с плеч, сидящего скатываются пласты пыли. Сколько нужно так просидеть, чтобы тебя начал сковывать панцирь из пыли?

Кощей, а это одно из многих и многих имён сидящего на троне, словно прислушивается к чему-то неслышимому. Он медленно встаёт, проходит вперёд, туда, где перед троном высечен из тёмного камня колодец наполненный чёрной, отражающей свет жидкостью. Крепко схватившись за бортик, подземный царь вглядывается в темноту колодца.

В каменном зале звучит тихий, похожий на шелест трущихся друг о друга камней, голос: -Одна. Слишком мало!

Он уже готов отвернуться и, может быть, вернуться обратно на трон, где снова погрузится в долгий сон, но что-то ещё привлекает его внимание. Склонившись над чёрной, слишком маслянистой, чтобы быть простой водой, жидкость в колодце, Кощей считает: -Один. Два. Три. И ещё одна идёт впереди. Итого – четыре. Этого уже может быть достаточно. Но подождём, подождём ещё немного.

И ожидание оказывается вознаграждено.

-Пять! – восклицает подземный владыка. -Целых пять! Нет, такого шанса нельзя упускать. Кто знает когда ещё столько героев разом забредёт в мои скромные владения?

-Просыпайтесь, слуги мои! -требует Кощей. -Мы должны как следует принять гостей.

Он наклоняется над колодцем с жидкой тьмой так, что чуть не окунает в неё заострённый нос: -Целых пять неразумных пташек сами залетели в силки. Летите, мои дорогие, не останавливайтесь. Уж я вас приму в моих хоромах. Накормлю такими яствами каких сроду не ели. Спать уложу на атласных покрывалах. За службу малую – одарю подарками царскими. А если откажитесь послужить – сожру вас, сожру с потрахами!

Последние слова старик в золотой короне, не сдерживаясь, кричал в полный голос словно его мог кто-то услышать в пустом зале.

-Сожру! Сожру! Сожру!

Он явно был безумен. Причём не «понарошку», не согласно отыгрываемой роли, а на самом деле и оттого его резкие, скрежетчущие слова звучали страшно. Пустой зал резонировал, то усиливая, то приглушая крики беснующего у бассейна с тьмой старика. Поднимаясь к потолку, его голос усиливался в несколько раз, но при этом изменял тембр и терял разборчивость.

Казалось, будто само подземелье угрожающе гудит: -Награжу! Сожру! Награжу! Сожру!

***

Взятые с собой припасы подходили к концу. Каждый раз подсчитывая количеств оставшихся в инвентаре припасов, Бронислав качал головой и искоса поглядывал на огра. Священник неразборчиво бормотал одну из своих смиренных молитв. И только Большая Дубина шагал впереди, делая вид будто не замечает бросаемые не наго взгляды.

В очередной раз пересчитав имевшиеся при них припасы, Бронислав сделал неутешительный вывод: -С завтрашнего дня придётся сокращать порции.

-Может быть попробовать поохотиться? -предположил Джуанито.

-С висящей на хвосте эльфой? Скорее это она с удовольствием поохотиться на нас.

Ветви вековых елей образовывали над головами настоящий потолок, через который пробивалась хорошо если только десять процентов солнечного света. Внизу царил успевший надоесть за время похода полумрак. Факелы у них закончились и волей-неволей пришлось привыкать к вечному сумраку. Если ещё и еда закончится, то будет совсем грустно. Так невольно пожелаешь, чтобы скорее наступила ночь кровавой луны, лес заполнился тварями и это всё скорее бы прекратилось. Главное, быть уверенным, что демоница никогда не выйдет из темнолесья.

Джуанито опять, на этот раз вовсе на пустом месте, забормотал молитву. И ладно бы кастовал бы так какое-нибудь жреческое заклинание или накладывал бы защитную ауру. Но нет, он молился, похоже, только из удовольствия или потому, что считал нужным это делать. Нарочитая набожность спутника чем дальше, тем больше начинала раздражать Бронислава.

Ускорив шаг, витязь поравнялся со священником: -Давно хотел вам сказать, святой отец. Вот Гагарин в космос летал, а бога там не видел.

Скупо улыбнувшись, Джуанито смиренно ответил: -Бог не в космосе, он в душе.

-Боюсь, что нейрохирурги с такой трактовкой не согласятся. Нет, я не спорю, человеческий разум – уникальная вещь. Только вот: сколько лет его уже исследуют, много всего разного нашли: и личность, и волю и даже тот отдел, который определяет наши предпочтения в еде, только одну «душу» никак не могут отыскать. Может быть её и вовсе нет?

-Были времена, когда люди считали землю плоской…

-Вообще-то это ваши коллеги считали её таковой и очень огорчались, когда им кто-нибудь возражал. Прямо до аутодафе огорчались, -заметил Бронислав.

-Я лишь хочу сказать, что нет предела познанию. Сколько бы тебе ни было известно, всегда можно сделать следующий шаг вперёд, - поправил священник.

Бронислав обновил подходящую к концу защитную ауру и с любопытством поинтересовался: -Джуанито, расскажи мне что такое, по-твоему, «Бог»?

-Почему ты спрашиваешь у меня? -удивился священник.