Мурьяна, примчавшаяся к своему человеку с топотом конницы Будённого, обнаружила его с дурацким мечтательным видом на морде и озабоченно уточнила у Симы.

– И как его лечить?

– Попробуй усыпить, может, поспит и оно само пройдёт! А нет, будем экспериментировать с шоковыми методами.

Бедняга Макс, который и знать ничего не знал о собственных грядущих потрясениях, раздумывал, есть ли смысл караулить в скверике напротив того поворота или можно поискать девушку как-то иначе.

А объект его помыслов как раз в этот момент изливал душу лучшей подруге.

– Насть, счастливая ты! У тебя Виктор есть и у вас всё серьёзно, ты замуж собираешься, а я? Хожу-хожу за Борей, а он…

– Ну, может, не стоит так уж ходить? – осторожно уточняла Настя, о которой все её знакомые, как и совсем незнакомые, случайно увидевшие её люди, говорили, что она – копия Натальи Гончаровой на том самом знаменитом портрете. Милу она знала с раннего детства. Знала и любила, поэтому очень хотела, чтобы у подруги в жизни всё наладилось!

– Насть, я же его люблю, а он… Он такой серьёзный! Такой умный! – всхлипывала Мила, вытирая заплаканные глаза кухонным полотенцем. Куча бумажных платочков, вымоченных до основания, явно сигнализировала о глубине и масштабности страданий.

Настя как раз сомневалась в уме этого самого Бориса. Вот в расчётливости не сомневалась ни разу, а в уме… Ну, скажите, пожалуйста, где там ум у человека, который отчитывает её Милу за то, что она купила себе дублёнку? Тем более, купила-то за деньги, которые ей родители дали! Какое, спрашивается, дело этому самому Борису до этих денег? Но нет! Настя сама, собственными ушами слышала, как Борис журит Милу, и рассказывает ей, что надо было купить пуховик, а не дублёнку, да ещё с опушкой!

– Боря… Тебе не нравится? – Мила тогда так растерялась, что Настя едва не пристукнула этого напыщенного человека. – Мне так некрасиво?

Рыженькая, симпатичная, зеленоглазая её подружка, весёлая и жизнерадостная, ласковая, как котёнок и отзывчивая, сразу съёживалась, хлопала глазами, словно перестраиваясь на чужую волну, а потом уже просто завороженно смотрела на своего Боречку.

– Мила! Тебе очень идёт! И ты очень-очень красивая в этой дублёнке! – решительно заявила Настя и едва сдержалась, услышав от оппонента:

– Это непрактично! Сейчас часто идёт дождь и пуховик лучше!

Да, он был прав, разумеется, но это что, причина, чтобы не иметь дублёнку? Или не радоваться, если ты её уже купила?

И так было практически со всем! Борис не одобрял косметику, духи, туфли на каблуках, стрижки, маникюр, походы в театр, кино, кафе. На любое неодобрение он находил аргументированный и развёрнутый ответ, но Насте, которая частенько наблюдала за всем этим со стороны, всё чаще и чаще казалось, что причина всей этой нелюбви одна-единственная – деньги!

– На всё это надо тратить деньги! Он просто скряга! – Настя была в этом практически полностью уверена. Нет, не были они с Милой транжирками. Вовсе нет. Обе учились на бюджете и учились честно. Мила, ко всему прочему, ещё и работала у отца на ферме в качестве помощника ветеринара. Так что, как деньги зарабатывают они обе знали и цену им разумели. Поэтому упрёки Бориса в транжирстве Настя никак не воспринимала! Зато Мила – ещё как! Вот и сидела Настина подружка на кухне своей бабушки и лила горькие слёзы.

– Мил, мы с тобой уже сколько лет знакомы? Ну, с раннего-раннего детства, да? – напомнила ей Настя, которая, живя дверь в дверь с Милиной бабушкой, познакомилась с Милой ещё в песочнице во дворе их дома. – Ты мне можешь объяснить, чего этому твоему Боре не хватает?

– Ссссерьёёёёзностииии! У меня! Ну, то есть мне не хватает серьёёёзностиии! – в очередной раз разревелась Мила. – Я это… легкомыыысленнаяяя!

– Да чем, ёлки-палки? Чем? Ты учишься – одна из лучших студенток на курсе, родителям помогаешь – работаешь! Тебя уже ваш профессор по ветеринарии к себе в клинику зовёт работать! Так?

– Так! Но я это… транжира! И дублёнка, и сумкаааа… – всхлипнула Мила, предъявляя подруге виновницу последнего скандала с Борисом – коричневую сумку.

– А что с ней такое? Сумка как сумка… Вроде на миллион не тянет!

– Да какой там миллион! Ты что! Я её на распродаже купила – она удобная, потому что большая, вместительная! У меня туда даже конспекты помещаются. А Боря сказал, что у меня две сумки уже есть, а для остального надо пакетик брать.

Настя с трудом не высказала, куда именно нужно деть Боре этот самый пакетик, и очень даже вовремя, потому что над её головой прошуршали белые крылья, на середину кухонного стола спикировал какаду Гаврила и заорал.

– Гаврюша, ты меня жалеешь? – Мила потянулась за полотенцем, но его ловко цапнул какаду. Подтянул мокрую ткань к себе и разразился гневной тирадой. Такой, что он даже лапами по столу притопывал от сердитости! – Аааа, и ты туда же… А ты чего на меня ругаешься?

– По-моему, он-то как раз ругается правильно! И Елизавета Петровна, твоя бабушка, тоже говорит верно! У тебя должно быть своё собственное мнение! Возможность выбора, возможность купить то, что тебе нравится, за свои-то деньги!

Гаврила активно закивал. Ему этот самый Борис не нравился категорически. Точнее, он его и не видел ни разу – в гости этот самый червяк не приползал, но даже разговоры о нехорошем типе, посмевшем расстроить Милу, страшно раздражали и Гаврилу, и трёх кошек, и мелкую, пролазную да скандальную псину – Фоксу.

– Какой мррррякостный тип! – толстая серая Буня, внимательно выслушивающая все Милины откровения, правдоподобно сделала вид, что её тошнит. – Нашей Миле он не подходит!

– Мне тоже так показалось. Он же не будет давать ей корм и покупать новых меховых мышек. А ещё может решить, что лежанки – это роскошь, и можно спать на тряпке! – трёхцветная Рома маленьким котёночком попала в очень бережливое семейство, решившее, что если они возьмут кошку со «счастливым» окрасом, то им привалит много-много денег. Они были абсолютно уверены, что котёнка можно кормить хлебом и остатками супа, подпрокисшей кашей и картошкой. Спала она на клоке старого-престарого пододеяльника, который хозяевами гордо именовался «кошкина постеля». Когда её первые хозяева обнаружили, что денег что-то не прибавилось, кошечка-подросток, худая, с плохой шерстью и тоскливым взглядом, была бестрепетной дланью хозяйки дома отнесена к помойке вместе с «постелей».

Собственно, там её Елизавета Петровна и нашла. Нашла и только руками развела – у котёнка от слабости тряслась голова, а от недоедания на шкурке были проплешины.

Теперь Ромина была красивой, гладкой, упитанной кошкой, очень уважавшей миски с кормом и собственные матрасики и лежаночки. Зато чрезвычайно не уважавшей скупых, скряжистых и излишне расчётливых людей.

– Судя по тому, что про него Мила говорит, он такой же, как мои предыдущие люди! – Ромина шерсть вставала дыбом от одного воспоминания. – Пусть он только сюда придёт! Мы ему устроим!

– Дааа! Он у нас попляшет! – чёрная Нори гневно сверкала глазами.

– Нееее, не так! Если мы в него все вопьёмся и поцарррапаем или погрызём, Мила его будет жалеть! – Буня была самой опытной и разумной.

– По очереди будем царапать? – Нори заинтересовалась новой методой.

– Нет!

– Сначала царапать, а потом грызть? – обрадовалась Рома.

– Да нет же!

– Клееевааааать! Мы будем его клевааать! – раскричался воинственный Гаврила.

– Это неплохая идея, – одобрила Буня, – Но если ты его клюнешь, он сбежит и заберёт с собой нашу Милу!

– Мою Милу? – Гаврила к Миле относился покровительственно.

– Именно её!

– Я не позвоолююю! – белоснежные крылья широко распахнулись, щедро посыпая окрестности тончайшим белым «тальком», который выделяет для смазки перьев какаду.