— Это из-за того, что ты не хочешь смотреть правде в глаза.

— Здесь денежки так и летят, — сказала сержант Хейверс.

Она налила себе заварки из коренастого стального чайника и спросила у проходящей официантки:

— Это еще что? — с отвращением глядя на бледную жидкость.

— Зеленый чай, — ответила девушка. Помрачнев, Хейверс размешала сахар в чашке.

— Чай? — Она осторожно отхлебнула и сморщилась. — Какой же это чай? Мне бы чего покрепче. Чтобы зубы почернели и глаза на лоб полезли.

Линли налил себе чаю.

— Никаких покрепче, сержант. Здесь как раз нет кофеина.

— И вкуса тоже никакого, или вы хотите сказать, что без вкуса даже вкуснее?

— Ничего, как раз вспомните, что такое здоровый образ жизни.

Хейверс пробормотала что-то невразумительное и достала сигарету.

— Мисс, у нас не курят, — заметила официантка и принесла конфеты, фруктовые пирожные без сахара и россыпь печенья из заменителя какао-порошка.

— Дожили, — чуть не выругалась Хейверс. Они сидели в «Блисс Ти» на Маркет-Хилл, в крохотной чайной, втиснувшейся между магазином канцтоваров и клубом, где тусовались местные скинхеды. Из-за двери неслись душераздирающие визги электрогитар, а на окне явно неопытная рука накалякала помадой: « Тяжелый метал». В ответ на это художество канцтоварщики написали на собственном окне: «бисер перед свиньями», каковая шутка; очевидно, осталась непонятой владельцами и завсегдатаями соседнего заведения.

В чайной «Блисс Ти», куда пришли Линли и Хейверс, среди сосновых столов и плетеных ковриков почти не было посетителей. А гремучая смесь музыки слева и вегетарианского меню на столе красноречиво свидетельствовали о том, что жить чайной осталось недолго.

В отдел экспертизы они позвонили из телефонной будки на Силвер-стрит, хотя из комнаты Джорджины Хиггинс-Харт Хейверс отправилась было к телефону в конференц-зале, но Линли остановил ее:

— Я видел на улице телефон-автомат. Если волокна совпали, мне бы не хотелось, чтобы слухи тут же поползли по университету, прежде чем мы сами придумаем, как быть с результатами.

Из колледжа они направились к старенькой телефонной будке, где на одной из стеклянных секций висела листовка с человеческим эмбрионом в куче мусора и подписью «Аборт — это убийство», по алым буквам текла кровь и капала в сверкающую лужу.

Линли позвонил только потому, что звонок был запланирован заранее. И он совсем не удивился, услышав результаты экспертизы.

— Никаких совпадений, — сказал он Хейверс по дороге к Куинз-Колледж, где они оставили машину, — проверено еще не все. Но ничего пока не подошло.

Пальто, свитер, футболку и пару штанов на экспертизу еще не отправили. А значит, у сержанта Хейверс еще оставалась надежда.

Хейверс обмакнула в чай печенье из заменителя какао, откусила и вернулась к теме разговора:

— Все сходится. Утро было холодным. Конечно же он надел свитер. Попался, голубчик.

Линли подцепил и откусил яблочное пирожное. Пирожное оказалось вполне сносным.

— Не согласен. Волокна нам не помогут. Шелк, полиэстер и хлопок — слишком легкий состав для свитера, который к тому же надели холодным ноябрьским утром.

— Хорошо, допустим. Значит, он надел что-то поверх свитера. Пальто. Пиджак. А перед убийством снял. Ударив ее по лицу, он снова оделся, чтобы спрятать пятна крови.

— И в честь нашего сегодняшнего прихода к нему домой Торсон постирал эту вещь, так, что ли? Пятен-то уже не было. И если он ожидал нашего появления, с какой стати он засунул эту вещь в шкаф? Почему не выбросил?

— Потому что нечетко представляет, как работает следствие.

— Не нравится мне это, Хейверс. Совсем не нравится. Слишком многое остается без внимания.

— Например?

— Например, что делала Сара Гордон утром на месте преступления и что привело ее в Айви-корт вечером того же дня? Или, например, почему Джастин Уивер бегала в понедельник без собаки? Или какая связь между появлением Елены Уивер в Кембридже и тем, что отец — соискатель на место заведующего кафедрой?

Хейверс взяла второе печенье и разломила его.

— А я-то думала, вы сосредоточились на Гарете Рэндольфе и все остальные версии вам уже неинтересны. Как же он? Вы уже вычеркнули его из списка? И что в таком случае вы думаете по поводу второго убийства, если на месте Гарета теперь Сара Гордон, или Джастин Уивер, или еще кто-то, но только не Торсон?

Линли положил вилку и отодвинул яблочное пирожное в сторону.

— Если бы я знал.

Дверь в чайную открылась. На пороге появилась девушка, но все не решалась зайти внутрь. Ее гладкое личико было похоже на засыпающее солнце в облачках золотисто-каштановых локонов.

— Вы… — девушка огляделась, словно желая убедиться, что обращается по адресу, — вы ведь полицейские?

Удостоверившись в этом, она подошла к столу.

— Меня зовут Кэтрин Медоуз. Могу я с вами поговорить?

Девушка сняла синий берет и шарфик с перчатками в тон, но осталась в пальто. Кэтрин присела на краешек стула подальше от стола напротив Линли и Хейверс. Как только подошла официантка, Кэтрин, смутившись, заглянула в меню и заказала чашку чаю с мятой и булочку.

— Я разыскиваю вас с половины девятого утра. Привратник в Сент-Стивенз не захотел говорить мне, где вы. Я по чистой случайности увидела, как вы сюда зашли. Я сама сидела в «Барклае».

— А-а, — протянул Линли.

Кэтрин тут же улыбнулась и намотала локон на палец. Рюкзак она положила на крепко сомкнутые колени. Девушка не сказала ни слова, пока официантка не принесла заказ.

— Дело в Ленни, — произнесла она, уставившись в пол.

Хейверс быстро извлекла свой блокнотик и бесшумно его раскрыла.

— Ленни? — переспросил Линли.

— Торсоне.

— А. Ну да.

— Я видела во вторник, как вы поджидали его после лекции по Шекспиру. Я тогда еще не знала, кто вы, но позже он рассказал мне, что вы говорили о Елене Уивер. Тогда он еще думал, что беспокоиться не о чем, потому как… — Кэтрин потянулась было к чашке, но потом передумала. — Хотя это не имеет значения, правда? Я хотела вам сказать, что Ленни не имеет отношения к Елене. Он вовсе не убивал ее. Потому что не мог. Потому что был со мной.

— Когда именно он был с вами?

Кэтрин серьезно посмотрела на них, ее серые глаза потемнели. Ей было не больше восемнадцати.

— Это очень личный вопрос. Если об этом узнают, его ждут неприятности. Видите ли, я единственная студентка, с которой он вообще …

Она скатала салфетку в трубочку и тихо, но решительно произнесла:

— Я единственная, с кем Ленни вступил в близкие отношения. Он пережил внутреннюю борьбу. Со своими принципами. Со своей совестью. Хотел, как лучше. Как правильнее. Потому что он мой преподаватель.

— Вы любовники?

— Учтите, что между нами ничего не было очень долгое время. Каждый раз, когда мы оставались вдвоем, мы сражались. С первой нашей встречи нас тянуло друг к другу. Это было похоже на электрический разряд. Ленни был таким открытым, честным. Точно так же он сражался и в прошлом. Потому что его тянуло к женщинам. Ленни никогда этого не скрывал. И всегда стремился сразу все обговорить. Он первым начинал разговор с женщиной, и они быстро справлялись со своим влечением. Мы тоже пытались бороться, мы оба пытались. Только это оказалось сильнее нас обоих.

— Это вам так Ленни все объяснил? — спросила Хейверс. Ее лицо, кроме вялого интереса, больше ничего не выражало.

Кэтрин, кажется, что-то уловила в голосе Хейверс. В ее ответе послышались игривые нотки.

— Я сама приняла решение заняться с ним любовью. Ленни не принуждал меня. Я была готова. Мы долго обсуждали это. Он хотел, чтобы я хорошенько его узнала, прежде чем приму окончательное решение. Он хотел, чтобы я поняла.

— Что поняла? — переспросил Линли.

— Его поняла. Его жизнь поняла. Чтобы я поняла его чувства, когда он был обручен. Чтобы я увидела, каков он на самом деле, и приняла его полностью. Всего. Без остатка. И чтобы я никогда не была похожа на его невесту.