Свечка.

И окно. Стекло.

Наконец-то. Зеркала тут нет, конечно, но хоть так.

На улице уже порядком стемнело, и в оконном стекле я смогла рассмотреть лицо той, которая была мной отныне. Молодая, из достоинств – бесспорно, отличная кожа. Темные глаза, роскошные волосы, в остальном – безликое существо. Выражение лица наивное и глуповатое, но при всем при этом прослеживалось сходство с красавицей Адрианой и той юной девицей, которая учила меня кататься на лошади. Вот эти волосы и глаза, и нос, и губы, но – как ни прискорбно, разница между графиней и прижитой дочерью велика, и дело не в титуле, красоте или воспитании, а в характере. Я сейчас – работа визажиста средней руки, инстаграмная девочка, похожая словно клон на сто пятьдесят других инстаграмных девочек работы других визажистов средней руки.

Характер – мерзенький, притворно-постный, был у Адрианы, легкомысленно-эгоистичный – у младшей девочки. Мне же не досталось ничего, ни мерзости, ни эгоизма. Жизнь рисует нас настоящих, но Мариза не жила, а проживала отпущенный ей срок без особого энтузиазма, и отчего-то мне стало понятно, по какому принципу выбирали натурщиц художники этих древних веков. Не знатность, не красота, в них было что-то помимо безликого личика.

Я закрыла глаза и вспомнила себя настоящую. Вспомнила утро в своей квартире, солнце, гуляющее по крышам домов и беспощадным пламенем бьющее в окна, терпкий запах хорошего кофе, едва уловимый аромат селективных духов. Мне казалось – все так реально, все перекрыло этот средневековый ужас, я вздохну, открою глаза и расскажу потом, усмехаясь, какой мне приснился кошмар.

Но нет. Я открыла глаза и увидела в отражении разве что то же лицо, но иное. Другой взгляд, плотно сжатые губы, голова гордо вскинута. Да, это тоже я, и так в самом деле куда больше сходства с Адрианой… пожалуй, нет, вот так она проигрывала мне подчистую.

Загрохотал замок, дверь открылась, и незнакомый мужик в не слишком чистой одежде, буркнув что-то невнятное, поставил на стол что-то вроде глубокой глиняной миски и кувшин. И хотела бы я знать, как он нес еще и стакан, потому что ни подноса, ни третьей руки у него не наблюдалось. Мужик вышел и запер дверь, предусмотрительный, сволочь, но какая разница, а я подошла к столу. По крайней мере, еды было много, и в ней явно присутствовало мясо. И еще какие-то овощи, нарубленные крупными кусками.

Есть хотелось страшно, и я буквально набросилась на еду. Это было даже неплохо, только очень пресно и жирно. Возмутительно жирно! Куски мяса – по-моему, это была свинина или что-то очень на нее похожее – как минимум наполовину состояли из жира. Из овощей я опознала… да ничего я не опознала. Не картошка, но какие-то корнеплоды, желтые, белые и фиолетовые. Но не свекла. Это фиолетовое больше напоминало морковку, хотя я бы не поручилась. Но сытно, и ладно, пусть мне не хватало обычной соли и еды немного поздоровее.

Пить тоже хотелось, однако в кувшине оказалась отнюдь не вода, как я понадеялась. Не самый приятный кислый запах, темный цвет, видимо, это все-таки было вино. Но, сказать честно, та бурда, что мы пили по юности, была лучше. Это же словно разбавили, может быть, даже наполовину, и получилась слабоалкогольная кисловатая водичка темно-красного цвета. Гадость! Я хотела уже было возмутиться, спуститься вниз и потребовать нормальной воды, потому что должны в моем новом статусе быть какие-то плюсы, а потом вспомнила давно прочитанную статью в каком-то бортовом журнале какой-то авиакомпании, почему в средние века пили так много вина или пива. Потому что эти болваны не научились кипятить воду – а в не кипяченой чего только ни бывает, и холера еще не самое страшное.

Придется пить… назовем это «вино». Дрянь та еще, но, кажется, алкоголя там не так уж и много. Я понадеялась, что это тело к нему привыкло.

Пока я ела, объявился все тот же мужик и приволок сундук. И – то ли он просто был рассеян, то ли ему приказали – но на этот раз он меня не закрыл.

Насытившись, я откинулась на стуле. Я чувствовала себя совершенно разбитой и очень уставшей, в желудке была неприятная тяжесть, больше всего на свете сейчас я хотела лечь спать, но здесь было холодно, слишком холодно для того, чтобы раздеваться. Но и спать в корсете было невозможно! А самой мне его не снять. Я подозревала, что кто-то должен прийти и помочь, ну ведь это же не лично моя проблема, и место должно быть не с самым дрянным сервисом, раз здесь ночует пусть фиктивная, но графиня. Здесь могло быть принято спать в корсете, и от этой мысли мне стало совсем нехорошо и живот так заныл, что я по-настоящему испугалась. Медицина здесь была ужасной, не хватало мне только заболеть. Еще и мутит… Да как снять этот чертов корсет?!

Появление служанки я восприняла просто как дар небес. Явилась она не с пустыми руками, а с небольшим железным ящиком, который держала за ручки толстыми тряпками. Жаровня! Я видела такие в фильмах, и быть может, эта деталь мира моего не отличалась от мира этого. Не пытать же она меня собирается, в конце-то концов, а еще наконец-то меня освободят от этого деревянного ужаса.

Освободить меня, конечно, освободили, и это было прекрасно. В такие минуты я понимала, что дышать полной грудью – настоящее счастье, пусть рубашка и юбка на мне и остались. Служанка даже не стала их снимать – видимо, из-за температуры в помещении так делали все и ей было невдомек, что я, может быть, хочу как-то иначе. А вот следующая новость оказалась и хорошей, и плохой одновременно, и свои рефлексии по поводу оставшейся на мне одежды я моментально забыла. Гуляла Мариза до моего появления в ее голове или нет, но ее тело точно беременным не было. А вот с другой стороны… Впрочем, нет, была еще третья сторона: я, кажется, не отравилась. Что тоже прекрасно.

Оставался один вопрос. Как здесь справляются с ежемесячными гигиеническими проблемами? И справляются ли вообще? Но на мое счастье, служанка еще не успела уйти и биться в дверь мне не пришлось.

Я сосредоточилась, вспомнила надлежащее выражение лица для барышни, которую я изображала, и потребовала принести мне что-нибудь для решения данной проблемы. Кажется, у меня получилось довольно неплохо, удивления на лице служанки я не заметила. И добавила еще требование принести воды. Теплой.

Воду я получила. Не то чтобы теплую, но я решила считать ее таковой. Не то чтобы чистую, но я сказала себе – это лучшее, что у них есть. Вместе с водой служанка принесла мне нечто, что я и не знала, как обозвать. Трусы – не трусы, подвязки – не подвязки, но нечто среднее между трусами и подвязками. И тряпки. Не так плохо, решила я, кое-как натянув на себя всю эту конструкцию. В конце концов, во времена моей юности мы носили что-то похожее, а привычная всем упаковочка синего цвета была подарком, сравнимым разве что с «Айфоном» во времена моей зрелости, и по полезности точно не уступала. Правда, «Айфон» сам по себе не падал, а смесь трусов с подвязками держалась на талии не слишком надежно. Что будет, если я ее уроню?

Служанка ушла, тоже не заперев дверь, а я так и не смогла заставить себя лечь в кровать-гробик, несмотря на то, что грела жаровня и в комнате стало немного – совсем немного, но теплее. Дело было не в гробике, а в том, что у меня и так уже начинало чесаться тело. И голова, и это было ужасно. Я говорила себе, что это психосоматика, что надо просто отвлечься и перетерпеть, но терпеть было сложно из-за неудобной позы: жесткий деревянный стул ни в каком веке не предназначен для сна. Даже сидения автобуса и плацкарт нельзя было сравнивать, или я просто отвыкла?

Я вертелась, хныкала, мне было физически нехорошо и даже на глаза навернулись слезы. От усталости, решила я, и все-таки запоздалый стресс. Плюс то, что мне неудобно и при этом хочется спать, что я наелась, откровенно сказать, какой-то жирной дряни и от нее меня мутило, плюс то, что мне хотелось укрыться, но решиться даже вытащить одеяло я не могла.

Подумав, я встала и выволокла из-под кровати жаровню – выпинала ногами, чтобы не обжечься, и очень некстати вспомнила, что читала о дамах в красивых платьях. Камин, искра…