Например, про Москву.
Типа, Крупяновку ему с боем дали возможность посетить, а Москву нет. Закрытый город. Москва, Москва…
Я бы, вообще, еще подумал, стоит ли возвращаться.
Впрочем, все это верно, если Крупяновка ‒ обычный населенный пункт. Если она существует, в ней ходит транспорт и живут люди. А если она именно что ничто? Выход, по словам Мишки? Не понятно только, выход куда?
Я вздохнул, повел плечами и обнаружил, что стою у почтового отделения. Три ступеньки ‒ и ты внутри. О как! Ноги сами привели. Пришлось прислониться к стене у вывески. Будем исполнять алгоритм. «Отделение работает с восьми ноль-ноль до двадцати двух ноль-ноль». Что там надо-то? А, да, ждем трех человек, заходим четвертыми…
Первая, толстенькая женщина появилась почти сразу. Брякнула дверью, скрылась в здании. Худого мужчину с портфелем, ставшего номером вторым, я ждал, наверное, минуту. Он посмотрел на меня с подозрением, но прошел в отделение, так ничего и не сказав. А вот третий номер уже что-то не торопился.
Три минуты. Пять минут. Я отлип от стены. Улица в одну и в другую сторону была пустынна. Даже удивительно. Прокатил и растаял автомобиль. Третий человек! Эй, третий человек! Вас ждут у крыльца почтового отделения!
Никого.
Сунув руки в карманы, я прогулялся метров на двадцать туда и обратно. Из почты вышла старушка и посеменила прочь. Почти сразу за старушкой появилась из двери женщина в коричневом пальто. За руку она держала девочку лет семи в расстегнутой светлой курточке, а девочка держала перевязанный бечевкой пакет. Девочка была рада, женщина ‒ не очень. Они удалились, но я успел услышать, как девочка спросила: «Это папа нам прислал? Да? Это мой подарок?».
Потом где-то за квартал показалась темная фигура, и ее медленное приближение заставило меня гадать, пройдет она мимо или все же заглянет на почту. Я решил: заглянет. Фигура исчезла в недалеком подъезде.
М-да. Я почувствовал, что замерз. Я походил у крыльца еще, пока улицу не перебежал крупный парень.
‒ Че там, закрыто? ‒ спросил он меня, кивнув на окна почты.
‒ Открыто, ‒ сказал я.
‒ А ты че?
‒ Человека жду.
‒ А, понял.
Парень взбежал на крыльцо. Третий! Я уже приготовился подняться за ним, как из почты вышла толстенькая женщина, получившая от меня первый номер. Я растерялся. Так считается или не считается? Или мне начинать отсчет сначала? Или надо опять ждать третьего, пока в отделении наберется необходимое число? Инструкцию на этот случай Мишка мне не дал.
Я подумал и решил, что, так как речь была о входящих, выходящие значения не имеют. После трех человек я в любом случае получался четвертым. Значит, условие соблюдено.
Я шагнул в дверь.
Длинная стойка, выгибаясь, делила помещение на две неравные части. В окошках за стеклами торчали головы работниц. Блестели весы. Свешивались на нитках, как удавленники, подписные каталоги. Плакаты просили помнить индекс, потому что он ускоряет доставку письма, и подписываться на журнал «Знамя». У окон стояли столы. На лавках и стульях, ожидая очереди, сидели желающие отправить или получить корреспонденцию. Некоторые посетители расположились вдоль стойки.
Я углядел на одном из столов подставку с бланками и пересек небольшой зал.
‒ Юноша! Юноша! ‒ крикнула мне какая-то женщина. ‒ Вы за мной будете!
‒ Я не буду стоять, ‒ сказал я.
Я выдернул бланк. Он оказался на пересылку телеграммы. Годится ведь? Годится. Мишка сказал, любой бланк. Я двинулся к выходу, как дорогу мне заступил старичок с тростью.
‒ Ай-яй-яй! ‒ сказал он, качая седой головой.
‒ Что? ‒ спросил я.
‒ Воруем?
Взгляд светлых глаз старичка был ласков, словно он застал меня за безобидным и умиляющим занятием.
‒ Я только взял бланк, ‒ сказал я.
‒ Да-да, ‒ закивал старичок. ‒ Так все и происходит, молодой человек. Сначала бланки, потом ‒ марки, заказные письма, форменные пуговицы, ведра, фонари, чужие жены, наконец. Это путь в никуда, да-да. Между тем, бланков в городе ‒ не хватает.
Я кивнул на стол, с которого взял карточку.
‒ Там целый десяток еще.
Старичок улыбнулся.
‒ А твое какое дело?
Он поймал меня за запястье. Лицо его сделалось хищным.
‒ Граждане! ‒ закричал он, воздев мою руку с бланком. ‒ Вот тот вор, что наши бланки крадет! Смотрите! Я его поймал!
Люди заоборачивались. Кто-то привстал, кто-то сделал шаг в моем направлении. Я, честно говоря, перетрухнул.
‒ Это же простой бланк! ‒ воскликнул я.
Я выдернул руку из пальцев старичка. Тот ощерился вставными зубами и ударил меня своей тростью.
‒ Получи!
Удар пришелся по плечу. Надо сказать, был он довольно болезненным. Я едва не выронил бланк.
‒ Вы с ума сошли?
‒ Вор!
Трость стукнула меня по бедру. Люди с лавок, стульев и от стойки двинулись ко мне, сбиваясь в толпу. На их лицах читалось желание если не растерзать меня, то точно не дать мне выскользнуть наружу.
‒ Да это же бланк всего лишь! ‒ крикнул я.
‒ Вор!
‒ Негодяй!
‒ Убийца! ‒ крикнул кто-то из толпы.
Старичок замахнулся снова, но мне повезло поднырнуть под его руку. Я таранил дверь лбом и вылетел на крыльцо.
‒ А-а-а!
Толпа ринулась за мной. Дверь отделения затрещала под напором тел. Я побежал, не оглядываясь. С ума сошли! ‒ звенело у меня в голове. Из-за бланка! Еще старичок этот! Отмахав два квартала на пределе скорости и свернув в случайный двор, я затаился на земле у какой-то деревянной сараюшки. Кусты и несколько ржавых бочек надежно прикрыли меня от случайного взгляда, но дали беспрепятственно наблюдать появление преследователей в зазоре между домами. Минуты три я, успокаивая дыхание, таращился в пустоту. Никого. Никто не пробегал по улице мимо, никто, прижимаясь к стенам, не скользил во двор. Никто даже тенью не появлялся на открытом пространстве.
Ф-фу! Я оглянулся назад, проверяя пути к отступлению. Там наклонялся забор, в заборе имелась дыра. Если что, выскочу туда, подумалось мне. Бланк в кулаке смялся. Я расправил его на коленке, разгладил и, вспомнив указание Мишки, отщипнул уголок. Ну вот, это условие выполнено.
Теперь ‒ почтовый ящик.
Еще с минуту я выжидал, потом осторожно приподнялся, а затем встал во весь рост. Никого. Может, опомнились? Может, сейчас как раз старичка волтузят? Ну, за то, что народ с панталыку сбил? Я дошагал до прорехи между домами и остановился. Прислушался. Что-то тихо. Нет, понятно, сама улочка была тихая, сонная, но тишина отчего-то показалась мне нехорошей. Я запараноил. Мне вдруг подумалось: а что, если мои преследователи все еще стоят буквально в пяти метрах от меня, просто сгрудились на углу в надежде, что я сам себя выдам? Надо мне это?
Ох, Мишка! Это все ты со своим: «Тебе могут помешать».
Я чуть ли не на цыпочках отвернул прочь и выбрался в переулок, отходящий от улицы перпендикуляром. От греха подальше. Метров пять я еще оглядывался, потом пошел уже спокойно, удаляясь от толпы и сумасшедшего почтового отделения. Солнце порадовало, выглянуло, обмело дома. Зачирикали воробьи. Прибавилось и людей, спешащих куда-то по своим делам. Кто в магазин, кто на перекресток. Никто даже взгляда подозрительного не бросил.
Хорошо!
Я заметил почтовый ящик и перебежал улицу. Никто, опять же, не закричал: «Ловите! У него ворованный бланк!». Никто не кинулся за мной следом. Шаг. Еще шаг. Жестяной, покрашенный синей краской ящик с гербом и «клювиком», закрывающим щель для опускания корреспонденции, очутился передо мной.
Я почувствовал себя Исаевым-Штирлицем. Или нет, пастором Шлагом. То есть, разведчиком-любителем. Обмер весь внутри. Еще и бланк чуть не потерял, пытаясь просунуть его мимо щели. Как там? «Тетя Эльза гостила у нас в Берне Лозанне…»
Ну-ка! Пустая карточка упала и упокоилась, наконец, в брюхе ящика. О, какое облегчение! Я сунул руки в карманы куртки и фальшиво засвистел, изображая случайного, праздношатающегося типа. Я не я, лошадь не моя. И бланк не мой, граждане! Свист ‒ это дурь, понятно, но остановиться я почему-то не мог. Свистел-насвистывал.