Я понял, что я запутался.
‒ Сложная штука, да? ‒ участливо сказал Мишка.
Мне захотелось вернуться на десять минут назад во времени и не отвечать на свист. Что бы Мишка так и остался в кустах, а я ‒ на лавке.
‒ Ты все врешь, ‒ повторил я.
В голове больше ничего не было.
‒ Вот как раз и проверим, ‒ сказал Мишка. ‒ Если поможешь мне в этот раз, то я от тебя отстану.
‒ Отправишься в Крупяновку?
‒ Ага. Надо же узнать, что это все такое.
‒ Что ‒ все?
‒ Все! ‒ Мишка раскинул руки, словно обнимая небо. ‒ По еще одной версии мы находимся в зоне эксперимента. Зона тянется до Крупяновки и там обрывается. А я, видимо, важная деталь в этом эксперименте.
‒ И кто его проводит?
Мишка пожал плечами.
‒ Может, те же инопланетяне.
‒ С тросиками? ‒ спросил я.
Мишка фыркнул. Но сказал:
‒ Возможно.
‒ Вообще ничего не понимаю.
‒ И не надо, Вовка. Просто сделай для меня кое-что, и все.
Я вздохнул.
‒ Как можно сделать что-то, если ничего нет?
Мишка улыбнулся.
‒ Просекаешь, да? В этом весь секрет!
‒ Так меня тоже, может быть, нет.
‒ У-у! Ты растешь! Тебе тоже надо в Крупяновку.
Я обхватил голову ладонями. Перед глазами все плыло.
‒ Никуда я не хочу, понял?
‒ Да это шутка, шутка, ‒ потрепал меня по плечу Мишка. ‒ Алгоритм такой…
С его слов выходило: билет на электричку до Крупяновки должен купить я. Я, и никто иной. Сам Мишка приобрести билет не может, поскольку таким образом сразу запускается механизм противодействия. А на кого другого Мишке, понятно, положиться никак нельзя. Не исполнят.
Кто у него друг? Я. Хоть меня и нет.
Простая покупка билета в железнодорожных кассах, разумеется, исключена. Мы же не дураки, Вовка, так? Не дураки. Но, к счастью, имеется последовательность, парализующая противодействие и позволяющая завладеть билетом обходным путем.
Первое: я иду на почту. В почтовое отделение я должен войти четвертым по счету. То есть, отсчитываю трех человек, которые зашли на почту передо мной, и только тогда вхожу сам. Это важно. Если людей больше, поворачиваюсь вокруг себя и отсчитываю снова. Дальше я беру бланк почтового отправления. Их там много, сгодится любой чистый. Взял бланк ‒ молодец. С этим бланком выхожу наружу. Таким образом, первый этап закончен.
Второе: ищу почтовый ящик. Как минимум за два квартала от почтового отделения. Это тоже важно, чтобы не рядом. Писать на карточке ничего не надо, но необходимо оторвать уголок, хоть крохотный кусочек. Опускать в почтовый ящик бланк можно только после этого.
Только после кусочка, Вовка!
На этом второй этап объявляется состоявшимся. Далее. Третье: покупка билета. После опускания бланка я иду на вокзал в кассы и там подбрасываю монетку. Кассы две. Решка ‒ левая. Орел ‒ правая. Занимаю очередь за той, где монета выпала орлом или решкой три раза подряд. Там беру билет на завтра. Но важно: не до Крупяновки, а до станции перед ней. Перед ней. Ф-фух. Осталось последнее.
Четвертое: я должен передать билет Мишке.
Разумеется, передача из рук в руки означает крах всего предприятия. Поэтому я иду на детскую площадку перед домом, забираюсь под «грибок» и оставляю билет в щели между досок. Только чтоб его можно было найти!
Вот так. Вот такой план действий. То есть, алгоритм.
‒ А просто купить билет? ‒ спросил я.
‒ Ты не слышал? ‒ прошипел Мишка. ‒ Ничего не получится тогда!
‒ А с бланком и монеткой получится?
‒ Да!
Я поднялся. Над Зыей плыли облака, между ними старалось плеснуть светом на речку скукоженное осеннее солнце.
‒ Мишка, тебе лечиться надо, понял? ‒ сказал я.
‒ Вовка. ‒ Мой друг поднялся следом. ‒ Ты думаешь, я взял и с ума сошел, что ли? Я ведь действительно не могу попасть в Крупяновку иначе!
‒ А оно тебе нужно?
Я посмотрел ему в глаза.
‒ Чем тебя здесь жизнь не устраивает? Здесь что, так плохо? Холодно, голодно? Девчонку хорошую не найти?
Мишка потупился.
‒ Ты не поймешь, ‒ произнес он тихо.
‒ Конечно! ‒ вспылил я. ‒ Я же не существую! Мы все здесь… игра ума! Нас можно…
Я не выдержал и всхлипнул. Взрослый, взрослый, четырнадцать лет, а еще немного и разревелся бы как девчонка. Обидно, честно, было за всех нас! За маму, за Таню, за ребят в школе, даже за дядю Ваню, хоть мы с того апрельского похода и не виделись. Вот так вот бросить всех ‒ и в Крупяновку!
‒ Вовка!
Мишка поймал меня за шею.
‒ Ты прости, ‒ зашептал он, ‒ но это для тебя ‒ жизнь, твоя жизнь, выдуманная, прописанная, какая угодно, но не моя. Мне в Крупяновку нужно! Я не могу уже здесь, я чувствую, пора, пора, всеми правдами и неправдами. Помоги, пожалуйста.
Я вывернулся.
‒ И что? И все? Распрощаемся навсегда?
‒ Не знаю, ‒ сказал Мишка.
Мне захотелось дать ему в глаз.
‒ Хочешь так? ‒ крикнул я. ‒ Хорошо! Достану я тебе билет! Самый лучший! Самый настоящий!
‒ Тебе постараются помешать…
‒ А потом, ‒ сказал я, ‒ дуй в свою Крупяновку навсегда!
Вместо «дуй» я, правда, использовал другое слово, куда более грубое.
‒ Эй!
Со стороны реки и лавочек вышла женщина в темном пальто. Она, видимо, пришла открывать павильон и услышала, как мы разговариваем. Окрик ее был строг. Лицо в косметике казалось боевой маской.
‒ Что вы здесь делаете?
‒ Ничего, ‒ сказал Мишка, отряхивая рукава.
‒ В кафе хотели залезть? ‒ спросила женщина, щурясь.
‒ Перед самым открытием? Мы что, дураки?
‒ Мы уходим, ‒ сказал я.
‒ Распиваете, что ли?
‒ Отношения выясняли, ‒ сказал Мишка, прихватив меня за плечо.
Мы стояли, почти обнявшись. Губы женщины разошлись в ярко-красной улыбке.
‒ Выяснили?
‒ Да.
‒ Ну-ну.
Женщина пропала. Мы услышали, как за стеной проворачивается ключ и гремит засов. Чтобы лишний раз не попадаться женщине на глаза, мы проломились через кусты и ушли к недоделанной набережной. Светлело. Вдали в стеклах пароходства отражалось солнце. Смотреть было больно.
‒ Вовка, пожалуйста, ‒ сказал Мишка.
‒ Да я понял, понял, ‒ сказал я, вырываясь вперед.
‒ Сегодня?
‒ А когда еще?
‒ Лучше бы сегодня.
‒ Ищи завтра в «грибке»! ‒ крикнул я, оставляя Мишку на тротуаре.
«Зебра». Сине-белая будка киоска. Покатый автомобильный капот из арки. Я перебежал улицу и пошел быстрым шагом. Я не оглянулся ни разу. Мысли мои тряслись, как в коробочке с леденцами-монпансье. Только вот сладкими они не были. Друг называется, думал я. Алгоритм, понимаешь, выдумал. В Крупяновку, в Крупяновку! Все ему в Крупяновку. Ото всех отказался, от меня отказался…
Я сжал кулаки.
А я вот возьму и не сделаю, как надо. Очень хочется посмотреть на Мишкин побитый вид, когда он вернется. «Что-то не получилось», ‒ понуро скажет он. А я скажу: «Я сделал, как ты велел. Все по пунктам». Он спросит: «Честно?». А я совру: «Да».
И куда он денется? Никуда.
А вдруг не вернется? ‒ похолодел я, шагая. Вдруг окажется в Крупяновке даже с фальшивым алгоритмом? Что тогда? Конец? К тому же врать мне совсем не хотелось. Ну, уедет, уедет Мишка в свою Крупяновку. Исполнится его мечта. Пусть. Если для него это так важно… Мечта у человека. Мечту нужно уважать. Мечта ‒ это…
Мне неожиданно стало жалко друга.
Не в том смысле жалко, что он зациклился на поездке. Дядя Ваня был одержим «Агдамом» и Зверевкой. Моя мама сама не своя становилась, когда обсуждала с подругами повязки, вымоченные в девятипроцентном солевом растворе, женьшень, амарант и прочие вещи, чудодейственным образом способные излечить от всех хворей. Таня была без ума от Алена Делона. Со всеми бывает. Но я представил вдруг, что Мишка добрался до Крупяновки. И что? Ни денег, ни знакомых. Дома, улицы, все как везде. Вроде вот мечта, а мечта ли? Ну, прогуляется он по городу, посидит на скамейках, поглазеет на прохожих. А дальше? Придется возвращаться домой. К нам. К тете Ире и к тете Наташе. Ко мне. И надо будет, тужась, изобретать еще одну обставленную препятствиями мечту.
