‒ Давай-давай!

Мы растянулись короткой цепочкой по краю дороги. Какое-то время дядя Ваня задорно ковылял первым, но скоро запал от «Агдама» у него пропал, и его сменил Мишка, а дядя Ваня, побыв вторым, пропустил на это место меня.

‒ Вовыч, ты это… сильно по газам не жми, ‒ прошептал он, цепляясь за рюкзак. ‒ А то мне не угнаться.

‒ Я постараюсь, ‒ сказал я.

Минут через пятнадцать мимо нас в сторону Зверевки проехал автобус. В полупустом салоне сидели одни старухи. Я обернулся и не увидел дяди Вани позади.

‒ Мишка!

Я остановился. Мишка, убежавший на полсотни метров вперед, со злым лицом приблизился ко мне.

‒ Что?

‒ Дядя Ваня пропал, ‒ сказал я.

‒ Куда?

‒ Я не знаю.

‒ Наверное, отстал просто, ‒ неуверенно предположил Мишка.

Несколько минут мы просто стояли, глядя на дорогу. Потом я снял рюкзак. Дядя Ваня не появлялся.

‒ Дядя Ваня! Эй! ‒ крикнул Мишка.

Он сделал шаг в сторону Людовиновки. Верхушками близких деревьев, качая, играл ветер. Светило, не особо грея, солнце. То и дело его закрывали облака.

‒ Иван Степанович! ‒ крикнул я.

‒ Видишь его? ‒ спросил Мишка.

‒ Нет, ‒ сказал я.

‒ Понял теперь? ‒ обернулся ко мне Мишка чуть не плача. ‒ Хрен мы так в Крупяновку попадем!

‒ Ну, он, может, передохнуть на обочину сел.

‒ Ага. Сел и сидит, «Агдам» попивает.

‒ Может, уснул.

‒ Спасибо, успокоил!

Мимо нас пропылил парень на мопеде.

‒ Ладно, жди здесь, ‒ сказал Мишка.

Он вручил мне свою сумку и пошел по обочине назад. Метров через сто он скрылся за изгибом дороги. Я остался один. Недолго думая, я распустил горловину рюкзака и достал термос. Пока есть время, можно и попить. Я свинтил крышку, вытянул пробку и налил в крышку еще дымящийся чай.

Глоток, другой. Грунтовка была пустынна. Иван-чай качался под ветром. Издалека слышалось тарахтенье трактора, но шло оно словно со стороны, из-за леса. Видимо, там была просека или еще одна дорога.

Несмотря на чай, я слегка продрог и застегнул куртку. Ни Мишка, ни дядя Ваня не показывались.

Потом я услышал свист. Мишка подзывал меня к себе. Понятно, что что-то случилось. Правда, у меня и мысли не было, что. Сначала я хотел бежать без рюкзака, но подумал, что долго лежать бесхозным ему тогда не придется ‒ кто-нибудь из проезжающих обязательно приберет. Ищи-свищи потом. Поэтому я, утолкав термос, взвалил рюкзак на одно плечо, на другое плечо повесил Мишкину сумку и пошел навстречу.

Мишка свистнул еще раз.

‒ Иду! ‒ крикнул я.

Я прошел метров триста прежде, чем добрался до Мишки.

Мой друг стоял на обочине и вглядывался в прореху между кустов. Там был небольшой, колдобистый спуск к молодым осинкам, словно проломленный падающим телом. Сквозь иван-чай и ветки виднелись остатки какой-то постройки, доски, рубероид и тряпки. Неровно бугрилась земля.

Я встал с Мишкой рядом. Никакого шевеления и вообще человеческой фигуры я разглядеть не смог.

‒ Думаешь, дядя Ваня там? ‒ спросил я.

Мишка пожал плечами.

‒ Если не ушел обратно в Людовиновку, то там. Тут вон…

Он показал на смазанный след от сапога. Кто-то оступился и, возможно, соскользнул вниз. Не устоял на ногах.

‒ Дядя Ваня! ‒ позвал я.

‒ Плюнуть бы на него, ‒ сказал Мишка. ‒ А, Вовка?

Он подобрал несколько камешков и один за другим закинул их в кусты. Наверное, ждал, что какой-то попадет в дядю Ваню, и тот откликнется.

‒ А если он там без сознания?

‒ Что его, волки загрызут?

‒ Муравьи.

Мишка фыркнул.

‒ Муравьи! Вовка, он же это специально! Свалился, чтобы я в Крупяновку не попал!

‒ Не думаю, ‒ сказал я.

Но уверенности у меня не было.

‒ Ладно.

Мишка схватился за стебли иван-чая и поставил ногу на ком земли. Сделал шаг с обочины.

‒ Вовка, ты, если что…

‒ Я понял, ‒ сказал я.

Мишка заскользил вниз, в кустарник. Вместо иван-чая он схватился за ветки ивы. Посыпались молодые листья.

‒ Что там? ‒ спросил я.

‒ Ничего пока, ‒ ответил Мишка.

Он скрылся в ивняке. Несколько секунд я видел его голову, но потом голова пропала, растворилась в качании ветвей.

‒ Эй! ‒ обеспокоенно крикнул я.

‒ Все нормально.

Мишка возник в поле моего зрения и перескочил пролом, двигаясь к куче досок по взрытой земле. Я вытягивал шею, пытаясь разглядеть дядю Ваню. Мне чудилась его запрокинутая фигура то в кустах, то под рубероидом.

‒ Он там?

‒ Не знаю пока, ‒ раздраженно отозвался Мишка.

Затененный осинками, он встал у кучи строительного мусора. Я видел, как он наклонился, что-то рассматривая, потом пнул какую-то тряпку.

‒ Сюда, похоже, никто не падал! ‒ крикнул Мишка. ‒ Здесь вообще…

Он неловко ступил в сторону.

‒ Ай!

Мишкин крик заставил меня вздрогнуть и напряженно застыть над спуском.

‒ Миха! Что случилось?

Ответом мне были свистяще втянутый сквозь зубы воздух и матерная тирада, обращенная к тому, кто оставил гадские доски с гвоздями без присмотра. Мишка наколол ногу. Напрочь. Через кед.

‒ Насквозь? ‒ спросил я.

‒ Нет, слегонца оцарапал!

Мишка заковылял ко мне. Ива, попавшаяся ему на пути, было беспощадно подвергнута экзекуции. С гримасой на лице мой друг появился из кустов.

‒ Вот ведь сука! ‒ сказал он.

Я подал ему руку и вытащил на грунтовку. Мишка сел на обочину, я помог снять ему кед. Ступня была вся в крови. Кровь пропитала носок и матерчатую стельку кеда. Она струилась из пробитой гвоздем дырки.

‒ Что там? ‒ спросил Мишка.

Он побледнел и запрокинул голову.

‒ Ну, прилично кровит, ‒ сказал я.

‒ Сучьи гвозди, ‒ прошипел Мишка. ‒ Ты можешь там как-то…

‒ Сейчас.

Я притянул рюкзак. Мама напихала мне столько газет и тряпок, чтобы банка с салатом и термос случайно не разбились, что мне было из чего выбирать. Я вытянул из рюкзачных недр полотенце и кусок веселенького ситца. То, что надо.

‒ Давай.

Я приподнял раненую Мишкину ногу. Мой друг опрокинулся на щебенку, раскинул руки.

‒ Похоже, все, ‒ сказал он.

‒ Чего все? Ты еще не умираешь.

Я отряхнул ступню от песка и грязи, прижал к ране сложенный вчетверо ситец (он был чистый, но сразу принялся краснеть) и замотал ногу полотенцем. Оборот получился всего один, но зато концы удалось связать крепким узлом.

‒ Я не про смерть, ‒ сказал Мишка, ‒ я про Крупяновку.

‒ Ну, да, с такой ногой…

‒ А дядя Ваня наверняка уже в Людовиновке. Мы от нее и километра не отошли.

‒ Не, километр будет.

‒ Все равно, ‒ сказал Мишка, приподнимаясь на руках, ‒ мавр сделал свое дело, мавр может пить портвейн.

Я затянул узел полотенца сильнее. Мишка следил с таким лицом, будто нога должна была взорваться от моих усилий.

‒ Болит? ‒ спросил я.

‒ Я ж не шевелю, ‒ ответил Мишка.

Я потрогал пропоротую ступню. Нет, кровь не протекала, ситец по краям не намок, полотенце и вовсе не покраснело. Похоже, рану я перекрыл. Я порылся в рюкзаке и на всякий случай приготовил футболку. Распорю по шву, если что, намотаю заново первым слоем вместо ситца, подумалось мне.

‒ Думаю, мне лучше не вставать, ‒ сказал Мишка.

Лицо у него было бледное.

‒ Надо ловить транспорт, ‒ сказал я, поднимаясь.

‒ Только не велосипед! ‒ испугался Мишка.

‒ Что я, дурной? ‒ Я шагнул на дорогу. ‒ Нам бы автобус или легковушку.

Колесный трактор, пылящий в сторону Зверевки, я даже останавливать не стал. Но тракторист притормозил сам. Щелкнула, открываясь, дверца. Из кабины вынырнул веселый вихрастый парень.

‒ Чо, ребя, случилось-то? ‒ спросил он, свешиваясь.

‒ Бандитская пуля, ‒ сказал Мишка.

‒ Ногу пропорол гвоздем, ‒ кивнул я на него.

Тракторист шмыгнул носом.

‒ А чо? Известное дело. Сам в прошлом году чуть большой палец не потерял. Давайте подброшу до Зверевки, там фельдшерский пункт, ‒ предложил он.

‒ Нам лучше в другую сторону, в город.