Через несколько мгновений я упал на дорогу перед выпученными от осознания того, что она наделала глазами девушки. Раздался дикий визг тормозов красного старенького внедорожника с мужичком средних лет за рулем. Пронзительный крик Наташи совпал с ударом автомобиля в мое тело. Я осознавал, как хрустят кости, как они сминаются, крошатся, но боли не было. Я был как будто над всем этим: вне тела, которое тащило под машиной, сдирая кожу и обнажая красное мясо. Пахло жженой резиной, мокрым асфальтом и моторным маслом. Сознание не покидало ощущение второго шанса. Вот сейчас я окажусь на точке возрождения, и жизнь снова ускорит свой бег. Привычно потекут дни, месяцы, года, складывающиеся в серую жизнь, которая, говоря словами Джонатана Фоера, потрачена на то, чтобы на нее зарабатывать. В какой-то момент мгла поглотила меня.

Я тяжело вздохнул, снова переживая те секунды. Потолок перед моими глазами был все так же бесстрастен, никак не реагируя на мои воспоминания. Я повернулся на бок, ощущая зуд в тех местах, где раньше наличествовали наиболее опасные для жизни раны.

Сейчас вокруг меня были обшитые белым пластиком стены, ровно такой же потолок и пол. Вон там дверь в санузел. Рядом с ортопедической кроватью, на которой я лежал, стояла низенькая тумбочка, в углу мягкое светло-коричневое кресло и стеклянный столик с фарфоровой вазой, из которой торчат живые цветы, надеюсь, нечетное количество. На стене висит черный прямоугольник большого телевизора, такого тонкого, что сбоку его можно не заметить. Будет с кем поговорить если что. Над телевизором в простой деревянной рамке примостилась небольшая икона какого-то святого. Как бы далеко не ушла медицина, но на больных со стены всегда будет взирать кто-то с нимбом. Меня практически полуживого поставили на ноги за несколько дней, а иконы, я так думаю, есть в каждой палате. Зачем вообще нужна медицина, когда можно прыгнуть в прорубь и три раза перекреститься?

Я снова окунулся в воспоминания недавних событий. Первые часы после того как я пришел в себя в больнице, я силился вспомнить, что произошло до того, как я попал сюда. Затухающее под машиной сознание, вновь вспыхнуло только ночью. Вокруг было темно. Если бы не свет луны, проникающий сквозь широкое окно, то я бы еще долго думал, что так начинается путь в Ад или куда там попадают грешники, вроде меня. На повышение в классе и новую локацию Рай, если он существует, я не рассчитывал.

Оглядевшись, я понял, что нахожусь в одноместной больничной палате. Судя по тому комфорту, который меня окружал, бесплатной она не была. Кто же это подсуетился, поместив меня сюда? На ум приходило только одно имя: Наташа. Надо бы ей позвонить, обрадовать или огорчить, что я еще жив. Превозмогая слабость, я кое-как принял сначала сидячее положение, а потом встал на ноги. Если бы в окно подул легкий ветерок, то я бы непременно не устоял перед ним.

Возле кровати обнаружилась кнопка включения и выключения освещения. Я ткнул ее. Пространство озарил мягкий желтый свет. Я оглядел свое практически голое тело. На мне были только трусы. И то, по-моему, не мои.

Тело украшали багровые полосы – лазером паяли. Дискомфорт полосы у меня не вызывали, если не считать зуд. Поломанные кости сумели срастить. Тело прекрасно функционировало. Платная медицина похожа на волшебство. Богатые люди вообще могут жить и здравствовать гораздо дольше тех, кто не может себе позволить подобные больницы.

Телефон нашелся быстро, но это был не мой личный, а предусмотренный в палате. Он почему-то стоял на подоконнике рядом с пультом от кондиционера. Я взял его в руку и застыл. Номер телефона Наташи наизусть я не помнил. Свой же гаджет, сколько я не искал, найти не сумел. Весьма вероятно, он не вынес того, что пережил его хозяин.

Во время своих поисков я обнаружил удивительную вещь. Она лежала в тумбочке. Это была книга. Бумажная книга. Я их видел только в игре. Говорят, раньше были целые библиотеки, состоящие из бумажных книг, сейчас же кругом цифра.

Книга была совсем маленькая, не больше моей ладони, на ней большими желтыми буквами было выведено «Библия». Я хмыкнул. Библия это самая воруемая из библиотек книга. Наверное, миллионы людей не могут ошибаться. Я решил уподобиться им и сунул книгу под кровать. Потом заберу. Не в трусы же мне ее прятать. Если Библию сразу хватятся и начнут искать, то я ее просто читал и положил на пол, а потом случайно пнул под кровать, не заметив этого. Если же нет, то со спокойной душой заберу ее с собой. Можно было бы, конечно, непосредственно перед выпиской стибрить книгу, но тогда я не узнаю, искали ее или нет. Ежели да, то непременно подумают на меня, а мне бы этого не хотелось. Все-таки здесь спасли мне жизнь.

Я практически рухнул на кровать от усталости. Тело было еще очень и очень слабо. Протянул дрожащую руку и выключил свет. В темноте в голову только теперь начали лезть мысли о том, что я был на волосок от смерти. Все могло закончиться в один момент. Все о чем я мечтал, хотел, желал. Меня пробил холодный пот. Кто бы пришел на мои похороны? Кто бы плакал навзрыд от горя, а не от счастья? Я начал анализировать свою жизнь, просеивать ее крупинку за крупинкой. Чем дольше я это делал, тем больше меня душил нарастающий в горле ком. Многие вещи я бы сейчас сделал по-другому, о многом жалел.

Когда-то очень давно был создан список того о чем сожалеют умирающие люди. Это всего пять наиболее универсальных пунктов:

Я сожалею, что у меня не было смелости, чтобы жить жизнью, правильной именно для меня, а не жизнью, которую ожидали от меня другие.Мне жаль, что я так много работал.Мне жаль, что у меня не было смелости выразить свои чувства.Мне жаль, что я не поддерживал отношения со своими друзьями.Мне жаль, что я не позволил себе быть счастливым.

Некоторые из этих пунктов, я бы точно назвал на смертном одре, который пока что миновал меня. Обдумав все это, в ту ночь я принял решение, что жизнь надо менять.

На следующий день меня посетило такое количество знакомых людей, которое я обычно вижу рядом с собой минимум за год, если не больше.

Разговор с мед. сестрой я опущу, а вот заключительную часть диалога с удостоверившим меня в том, что все будет хорошо доктором, упомяну. Он, прежде чем покинуть палату, попросил меня об одном одолжении, показавшимся мне как забавным, так и странным.

– Вы знаете, молодой человек, – помявшись, начал доктор. – Ваш дедушка почему-то называет меня крысой, когда думает, что я его не слышу.

– С чего бы это? – изумился я, поправлял одеяло на груди.

– Ему отчего-то не нравится моя фамилия.

– А какая она у вас?

– Родченков.

Доктор не успел покинуть мою палату, когда в нее табором лихих цыган влетело мое семейство в полном составе: дед, отец, мать. Док, встретившись взглядом с моим дедом, с надеждой посмотрел на икону, потом на меня, и стремительно выметнулся из палаты, будто за ним черти гнались.

После всех обнимашек и прочей мерзости пришлось семье рассказывать, как я угодил под машину. Кое-что я упустил, кое-где соврал, в общем, все как обычно. Мать во время моего рассказа охала и хлюпала носом. Батя обнимал ее и гладил по голове. Дед хмурился и приговаривал, что мужики из нашего рода так просто этот мир не покидают, что мы еп твою, а не хухры-мухры.

Как только я замолчал, батя окинул оценивающим взглядом мою палату и гордо произнес:

– Хорошо зарабатываешь, сынок.

– Не жалуюсь, – произнес я, будучи липовым сотрудником банка. – Думаю вот своим делом заняться.

Мысленно же я подумал, что надо уже как-то «увольняться» из банка и легализовать для родителей свое нахождение в четырех стенах съемной квартиры. Наверное, стоит придумать какой-нибудь интернет-бизнес, из-за которого подолгу дома торчу.

Я озвучил свою мысль о бизнесе вслух. Батя и матя кое-как одобрили, сынок-то уже большенький и способен сам подумать о своем будущем, а вот дед проницательно взглянул на меня из-под лохматых бровей и нравоучительно произнес:

– Слышал слова из старинной песни: а я сяду в кабриолет?