Вздрагиваю, когда дверь в спальню тихонько приоткрывается, впуская полоску света из коридора. Затаиваю дыхание, боясь пошевелиться и выдать, что я не спою.

Сашка бесшумно проходит к туалетному столику, оставляет на нем какую-то бумажку или что-то вроде того, застывает на пару секунд, косясь на мою постель, и так же тихо уходит, медленно прикрывая за собой дверь. Выжидаю несколько мгновений и вскакиваю с кровати. Подлетаю к столику. Как только вижу, что оставил, окатывает душный жар.

Злополучные две тысячи лежат на столе.

Звонок будильника я встречаю с воспаленными сухими глазами и тяжелой, будто с похмелья головой. Нормально поспать так и не удалось. Вы знали, что надувной матрас – это прежде всего очень шумно? Каждая попытка этого двухметрового горного цветочка за стеной пошевелить хотя бы пальцем была слышна так, будто он ворочается прямо у меня в голове, безжалостно тесня мозги в разные стороны.

Хотя, странно…Пару раз у меня оставались ночевать друзья после небольших студенческих посиделок, я стелила им как раз на этом злополучном матрасе, и раньше никогда не замечала подобного эффекта.

Да, слышно было. Но не так критично!

Мысль, что я этой ночью маниакально прислушивалась именно к НЕМУ, я конечно же гоню… Еще дальше гоню попытки задуматься, почему я это делала.

Вместо этого выключаю мелодию будильника, накидываю халат, вскользь рассматриваю свое лохматое отражение в зеркале, пальцами провожу по спутанным рыжим кудрям и плетусь в душ. Спать хочется адски, по закону подлости я вырубилась с рассветом. И кто придумал первую пару в восемь утра!

Мне теперь так плохо, что я даже глаза полностью открыть не могу – так и бреду. По приборам. Пока не врезаюсь в чужое, незапланированное на моих радарах тело.

– А, черт! – от испуга взвизгиваю на всю квартиру и отшатываюсь к стене, – Ты чего?!

– Я чего? Это ты чего! – Сашка моргает такими же красными как у меня глазами и остервенело трет заспанное лицо, – Что орешь как сиреноголовый? Блин, аж в ушах звенит.

И правда ковыряется в ухе, морщась. Оглядываю его в этот момент. И мучительно краснею, переводя взор на дверь кухни за его спиной. Потому что Сашка в одних белоснежных боксерах. И потому, что у него в этих боксерах очень убедительный стояк…

– Я чур первая в душ, Я все-таки девочка. Девочкам надо уступать, – бурчу, поджимая губы.

Взгляд нервно бегает где-то в районе Сашкиной переносицы, не зная, на чем остановиться. Кажется, если прямо в глаза Лютику посмотрю – он увидит в моих зрачках проявляющееся отражение его эрекции как на карточке полароида.

– Хм…

Цветок – переросток с торчащей тычинкой выгибает левую бровь и подпирает плечом дверь в ванную, совмещенную с туалетом, не давая мне пройти.

– Отлить- то пустишь, девочка? – хриплым со сна голосом интересуется Сашка, кривя губы в нахальной улыбке и складывая руки на голой широкой груди, – Или я же мальчик, и, если припрет, могу и в раковину на кухне?

– Господи, какая мерзость! – шокировано пищу, – Только попробуй!

– То есть я первый, да? – улыбается Сашка шире, поднимая брови вверх, отчего лоб гармошкой.

– Пять минут тебе! И не вздумай отливать в мою ванну, животное! – сердито тычу в него пальцем, сдаваясь.

– В МОЮ ванну, – несется мне беззаботное в ответ.

– Пф-ф-ф! – мне остается только закатить глаза и, крутанувшись на босых пятках, отправиться на кухню. Ладно, кофе пока попью…

– Лиз, яичницу я люблю с помидорами! – орут мне из закрытой ванной, а потом раздается шум включенной воды.

– Я за тебя рада! – кричу в ответ, стараясь, чтобы меня услышали.

Не уверена, но кажется, получилось. До меня доносится приглушенный льющейся водой и стенами смех. Кусаю губы, чтобы не расплыться в дурацкой улыбке в ответ. Какой же он все-таки…Придурок… Классный…

С помидорами он любит. Будто я завтрак готовить ему побежала. Не дождется! Никогда!

Но рука сама непроизвольно распахивает холодильник, взгляд замирает на десятке яиц…

"В конце концов нам еще о будущем проживании договариваться," – оправдываю свой порыв, пытаясь заткнуть хихикающий внутренний голос.

***

Сашка и правда выходит из ванной уже минут через пять – я только успеваю вбить последнее яйцо. Щеки розовеют, когда он заходит на кухню, вытирая влажные волосы маленьким полотенцем для рук.

– Это же можно было взять, да? – протягивает мне полотенце.

Не поворачиваюсь – только плечами повожу, что без проблем. Мне вдруг дико неловко, что все-таки готовлю эту несчастную яичницу с помидорами. И еще от того, что Сашка в одних боксерах до сих пор. Он высокий, у него красивое спортивное тело, и я до сих пор помню его на ощупь, несмотря на то, что уже почти четыре месяца пришло. От этих мыслей воздух будто становится менее насыщен кислородом и тяжелее дышать.

– Одеться не хочешь, Саш? – мажу по его груди хмурым взглядом и снова поворачиваюсь к шкварчащей сковородке. У него темные небольшие соски – как монетки. И прибить себя хочется, что это подмечаю.

– Сначала поем, – усаживается Лютик за стол боком…на мой любимый стул! И облокачивается спиной о стену так, чтобы смотреть прямо на меня, при этом широко расставляет ноги, будто худший танцор на этой планете. Вальяжный взгляд упирается мне куда-то в лопатки. Уверена, что туда, потому что сразу невероятно хочется их почесать.

– Ну, Лиз, корми, – благосклонно разрешает Сашка. В голосе веселая ирония. Смешно ему, да…

– Ну ты и наглый, – качаю головой, грохая перед ним тарелку с яичницей.

– Всего лишь ищу преимущества в нахождении женщины в квартире, – парирует. И задорные чертята пляшут в серых глазах.

– И как? Нашел?

– В душ иди, и обсудим, – вместо ответа Сашка кивает в сторону ванной.

Сам же поворачивается на стуле и садится за стол ровно под моим тяжелым взглядом. Пододвигает тарелку с угощением поближе.

– Лиз, а вилка? – разводит руками, поднимая на меня угорающие глаза.

Из меня опять непроизвольно вылетает возмущенное "пф-ф-ф". Демонстративно громко топаю за вилкой для этого эксплуататора, аккуратно кладу ее перед Сашкой на стол. Стягиваю с его плеча мое влажное полотенце для рук.

– Я пошла, – сообщаю очевидное.

И уже направляюсь к двери, когда скручиваю в жгут полотенце и со всей дури луплю им Лютика по голым плечам.

– А-а! – орет он больше от неожиданности.

Хохочу. Заливисто. Как бывает только, когда несешься по коридору от догоняющего тебя, мечтающего отомстить парня. В ушах до сих пор грохот упавшего стула, сердце бешено в каждой клетке стучит. Адреналин! Успеваю захлопнуть дверь ванной прямо перед Сашкиным носом, чудом ему ничего не прищемив. Он бьет кулаком в дверное полотно. Я только громче смеюсь. Мне так классно, что трясет. Это из детства что-то. Самое лучшее, чистое, азартное. У меня столько братьев было, я всегда любила убегать. Нашкодить и убегать. Умела это делать. Потому что, если догонят, то ух! Сашка стучит в дверь еще раз, уже мягко. Признает поражение.

– Коза, – долетает до меня почти ласковое, с усмешкой.

Удаляющиеся шаги. Перевожу дух.

– Лиз, на тебя кофе варить? – доносится из кухни уже совершенно будничным тоном.

– Да!

– С корицей будешь?

– Да!

Когда выхожу из душа, по квартире уже стелется терпкий аромат свежезаваренного кофе. Слышу, как Сашка хозяйничает на кухне, с кем-то болтая по телефону.

Его смех, отрывистые фразы, междометия…

Это все так странно: мужчина – не родственник в моей квартире, чувствующий себя как дома.

«В ЕГО квартире! – тут же ворчит мой внутренний голос, – Он –то как раз у СЕБЯ дома. Это ты, Лиза, еще непонятно на каких тут правах!»

«Ну да, – мысленно вздыхаю я, – Пора выяснять…»

Выдох – вдох, и я толкаю дверь на кухню. Сашка оглядывается на меня, кидает кому-то «ну все, пока» и сбрасывает вызов. Он уже одет, на нем светлые джинсы, черная адидасовская кенгуруха и безупречно белые носки. Такие слепящие, что я невольно задаюсь вопросом, мыла ли я вчера пол. Влажные после душа светлые волосы на макушке собраны в знакомый мне хвостик, серые глаза, устремленные на меня, все такие же опасно озорные.