– Я писала, вы сказали, что можно выбросить, – закатываю глаза.
– Это я тебе про раковину писала, Лизонька, про стол разговора не было! – начинает истерично позвякивать ее старческий голос, – А табуреточки мои…Где???
"В звезде! " – орет ей в тон мое вредное второе "я", за что я мысленно выписываю ему леща.
– Там же, где стол, Вера Павловна, на помойке. И я писала и про стол, и про табуретки, – пытаюсь ровно отвечать.
– Вот так всегда! – причитает, не слушая, домоправительница в трубку, – Пустишь их к себе, обогреешь, а они…все добро!…на помойку!!!
– Вы меня за семьдесят тысяч в месяц обогреваете, Вера Павловна. Плюс коммуналка. И ремонт я делаю сама! – рыкаю на это в ответ, не выдерживая.
– Вот! – я прямо чувствую, как мне в ухо через динамик тычет ее обличающе- указующий перст, – Вот, всего за каких-то семьдесят несчастных тысяч! И это за чудесную квартиру в самом центре Москвы, в старинном доходном доме с тихим зеленом закрытым двором, приличными соседями и с метро в шаговой доступности!
– Не нужно мне ваше метро, – бурчу.
– За квартиру с ремонтом!!!– патетически задирает ноты Вера Павловна в конце своего рекламного монолога.
– Ремонт я делала сама, – повторяю, сворачивая к кованым закрытым воротам нашего двора.
– Сама – не сама, – отмахивается Вера Павловна, – Семьдесят тысяч – это мало, Лизонька! А ты еще и не ценишь! Табуреточки мои… на помойку! Значит так, дорогая. Со следующего месяца сто, или мы расторгаем договор. Я собой пользоваться не дам!
Я резко бью по тормозам прямо посреди двора. Что?
***
– Мда-а-а,– тянет моя подруга Влада, с сочувствием поглядывая на меня своими почти прозрачными голубыми глазами, – Надо было этой старушенции судом пригрозить.
– Я что-то такое проорала, но мы с ней обе знаем, что по судам таскаться я не буду, – невесело улыбаюсь я, стуча ложечкой по чашке с горячим шоколадом.
После пережитого стресса потянуло на сладкое. И теперь, сидя в кафе, я поедаю уже вторую порцию морковного торта. За панорамными витринами все так же ливень стеной. Москва сера, безрадостна и пузырится грязными лужами. Идеальное оформление этого дурацкого дня, когда с утра я узнала, что мой первый мужчина оказался не способен сдать элементарные экзамены для зачисления в платную группу, а днем и вовсе оказалась без крыши над головой.
– А тебе и не надо, адвокатов найми, – вырывает меня Влада из унылого внутреннего монолога.
На это я только закатываю глаза.
– Я, к сожалению, не зарабатываю сама на адвокатов, а обращаться к папе – это…
Не договариваю. Синхронно тяжело вздыхаем и отпиваем из своих кружек. С тихим звяканьем ставим их на столик. Ситуация для меня патовая…
Я просто не готова идти с повинной и говорить отцу, что меня обвели вокруг пальца как последнюю дуру! Не хочу слушать его снисходительные: " я же говорил, Лиза", " когда ты уже научишься меня слушать, Лиза", " надо было сделать по-моему, Лиза". И еще обязательное в конце "ну теперь только попробуй взбрыкни"!
А я не взбрыкиваю! Я всего лишь хочу жить самостоятельно в двадцать лет! Как все! А не ждать под родительским крылом, когда меня с рук на руки передадут на догляд какому-нибудь подходящему папе мужу!
– Слушай, ну…Может все-таки Тиграну Рустамовичу скажешь, – неуверенно предлагает Влада, – это же мошенничество чистой воды! Ты столько сил вложила, денег. Думаю, он быстро эту Павловну на место поставит.
– Не удивлюсь, если это вообще он ее и подговорил, – морщу нос в ответ.
– Не говори так! – охает Влада возмущенно, – Он бы никогда так не сделал!
Влада моего папу очень уважает. Почти любит. И это немного бесит – иногда мне хочется перемыть ему кости, но с ней это не пройдет. Скорее кости перемоем в итоге мне… Вот с ее сестрой Кирой – пожалуйста. Та как раз не сильно хорошего мнения о моей родне. Правда, это иногда раздражает тоже.
– Да я просто шучу, – нехотя соглашаюсь с подружкой, – Но поверь, Вере Павловне папа из принципа ничего делать не будет. Он изначально был резко против, чтобы я что-то снимала, поэтому все, что он скажет, это "я же говорил, что это дурацкая затея. Скажи спасибо, что она тебе наркомана не подселила", а потом " так, хватит скитаться, быстро переезжай в "Бутик"!
Опять синхронно вздыхаем и молча отпиваем шоколад.
– Я бы вообще предпочла, чтобы он никогда не узнал, что у меня с Верой Павловной случилось, – бормочу себе под нос, – дед мне как раз выслал очередную сотку. Повезло, что перевести Павловне я ее не успела. Еще у меня карте сейчас есть пятьдесят, должно хватить на залог…
Опять вздыхаем и отпиваем из кружек.
– Я думаю, Кира найдет что-нибудь, – пытается Влада мне подбодрить.
– Ну да…– кисло тяну я.
Найдет, конечно, но это уже будет не мое гнездышко в трех минутах ходьбы от универа. И от осознания этого факта хочется рыдать.
Но я держусь, ожидая вместе с Владой ее сестру Киру в кафе. Кира подрабатывает риелтором и, несмотря на то, что из-за учебы тратит на это не слишком много времени, уже довольно успешна. Я даже пробовала как-то поработать с ней, очарованная тем, с какой легкостью деньги плывут в Кирины цепкие ручки. Но, оказалось, риелторство – совершенно не мое. Мне сложно продать что-то, что самой не очень нравится, а там это надо уметь.
– А может дедушку попросишь помочь тогда? Он же итак тебе деньги дает на квартиру. Или может мама поможет? – предлагает Влада.
– Они оба не будут ничего скрывать от отца, – вздыхаю, потирая лоб.
Опять отпиваем шоколад, переводя взгляды на льющий стеной дождь за панорамным окном.
Может мне и не стоит упрямиться? Может это знак и надо сделать, как хочет папа, мелькает в голове предательская мысль. Но я упрямо сжимаю челюсти и гоню ее прочь. Нырнуть за папину спину я всегда успею – никуда эта широкая спина не денется, а вот перечеркивать все мои прошлые маленькие победы в наших спорах до кипучих слез не хочется.
Все началось с того, что вместо облюбованного папой СПбГУ я три года назад подала документы в Москву. И поступила! На бесплатное. Я два года зубрила ради этого. Просто потому, что подозревала, что платное мне бы оплатили только в Питере.
А что такое учиться в Питере?
Это по сути поменять одну школу на другую и все так же жить под родительским крылом. Единственное изменение бы заключалось в том, что уроки я стала бы называть парами.
А я мечтала быть студенткой. Настоящей. Была заранее очарована жизнью, что мне предстоит.
Потому, поступив, гордо заявила папе, что не только мечтаю уехать от его надзора подальше, в данном случае в Москву, а еще и с радостью поселюсь в общежитии.
И, если первое папа с помощью мамы кое-как переварил, то второе было категорически отвергнуто с утверждением, что в общежитиях этих проститутки и наркоманы. Не все, конечно… Но все, что есть, обязательно меня найдут и уведут на темную сторону!
Мама на это предложила купить мне квартиру в каком-нибудь приличном доме с консьержем и списком не колющихся жильцов.
Но это предложение тоже с гневом было отвергнуто моим суровым родителем. Папа сказал, что купит мне квартиру по окончанию университета в Питере, когда я приеду сюда работать. (Почему-то мысль, что я приеду работать куда-то еще, он не допускал). А в Москве я жить не буду, всего-то пять лет проучусь, значит и квартира мне там не нужна. А если когда-нибудь и будет нужна, то я уже сама должна буду что-то делать с этой необходимостью.
– И что же ты предлагаешь? – всплеснула мама на это руками, – Снимать?
– Нет, у нас в Москве отличный отель камерного типа "Бутик". Всего шестнадцать номеров, центр, цены высокие, люди приличные. Пусть тогда там живет, и административном полулюксе, – предложил отец.
Тут я кинулась ему на шею с визгом "спасибо, пап», потому что поначалу мне показалось это отличной идеей.
Но только поначалу.
