– А как же ты? – спросил я. – Как ты будешь спать, если никого не будет на страже?

– Ты же знаешь меня, я могу спать с открытым глазом.

Мне снилось, что у меня есть шкура, что я сам погружаюсь на глубину. Каждый раз, когда я просыпался, мама всё ещё продолжала плыть, двигаясь поверх волн, чтобы я мог дышать.

На следующий день мама плыла медленнее. Я хотел поплыть рядом, чтобы дать ей возможность отдохнуть, однако она, упрямо поджав губы, сказала, что на это нет времени. Она внезапно сильно мотнула хвостом, и мы на какое-то время ускорились.

Когда мне хотелось слезть и поплавать, я представлял праздник Лунного дня. Как это будет, когда Луна позовёт меня в моём настоящем обличье? Возможно, это случится во время церемонии, когда запоёт великий вожак, и мы все подхватим, и я почувствую покалывание в руках и ногах. Я посмотрю вниз и увижу, как моя кожа становится пятнистой. Мои руки будут прижаты к бокам, и шкура начнёт нарастать, и руки превратятся в ласты. Все будут внимательно и так радостно смотреть на меня!

– Луна призвала его! – воскликнут они.

А может, Луна хочет, чтобы я надел шкуру там же, где и все остальные. После церемонии, когда все вернутся в пещеру, чтобы надеть тюленью шкуру перед долгой дорогой домой, стражники воскликнут:

– Что это? Здесь ещё одна превосходная чёрная шкура, самая красивая. Чья она может быть?

Я выйду вперёд и протяну руку.

– Моя, – отвечу я и влезу в неё так, как это делали на моих глазах остальные.

Тогда я смогу скользнуть в воду вместе со всеми. Я практически ощущал гальку толстой шкурой на брюхе, а затем волны, накрывающие меня с головой во время купания, и погружался в пучину всё глубже, и глубже, и глубже…

Чтобы немного поспать, в ту ночь мы остановились на острове, а затем вновь отправились в путь.

На четвёртый день…

– Мама, смотри, – сказал я и указал ей вдаль.

Мы вынырнули, чтобы вдохнуть. Чайки над головами крутились возле мутного пятна на воде, крича и ныряя за остатками чьей-то трапезы. Вода поднялась куполом.

Мама собралась и насторожилась – такое могло быть только в одном случае: хищник. Мы тут же бросились к торчавшей вдали скале. Водная гладь проносилась мимо в пенном облаке. Я потянулся правой рукой к голени, готовясь в любой момент выхватить нож. Мимо нас яркими отблесками пролетала рыба. Когда мы были у самой скалы, я высвободил ноги…

– Прыгай! – крикнула мама.

Я соскочил, и мама вылетела на скалу, стараясь проскользить по инерции как можно выше. Убежище наше оказалось так себе – небольшая гранитная скала, торчащая над морской гладью.

Обернувшись, я сначала увидел приближающиеся огромные спинные плавники, а потом чёрно-белую дугу громадины.

Косатки!

Я стоял рядом с мамой наготове: мой нож был направлен в сторону косаток. Их было пять. Приблизившись, они остановились и затем начали медленно кружить вокруг скалы, словно желая изучить её со всех сторон.

– Хватайся за камни! – крикнула мама, вжимаясь между двумя выступами. – Они будут бить хвостами по воде, чтобы нас смыло волнами. Скорее!

Я схватился левой рукой за выступ скалы, не убирая нож. Мой пульс напоминал гонимые ветром волны, разбивающиеся о камень. Во мне бурлила некая сила – горячая, красная и готовая сражаться.

Даже их самый маленький спинной плавник был больше, чем мама. Они начали замедляться и остановились…

Передо мной возникла чудовищная голова, и огромный тёмный глаз уставился прямо мне в глаза. И весь мир померк. Остались лишь моя рука, размахивающая ножом, и холодный ум во взгляде косатки, направленном на нас с мамой.

И вдруг, к моему удивлению, голова скрылась под водой так, что остался виден лишь плавник. Он развернулся и двинулся в противоположную сторону, увлекая за собой остальных. В тишине мы смотрели, как они то погружались, то вновь показывались, постепенно уменьшаясь вдали.

Я сунул нож обратно в чехол.

– Слава Луне за то, что они были сыты, – выдохнула мама. Её ласты дрожали. Она поймала мой взгляд и перекатилась так, чтобы спрятать их под себя.

Но моя кровь ещё бурлила. Я чувствовал, что способен на что угодно! Мне хотелось нырнуть и разметать своей дикой энергией волны, но мама настояла, чтобы ещё немного побыть на скале.

– Так мы точно удостоверимся, что они ушли, – сказала она, но я видел её изнеможение.

Мы начали движение пополудни. Мамино тело было сильно напряжено, в некоторых местах упряжка натёрла мозоли. Я вновь напомнил, что могу двигаться самостоятельно. Она лишь отрицательно покачала головой и продолжила плыть то на поверхности, то погружаясь под воду. Солнце опустилось совсем низко, и цвета вокруг стали блёкло-серыми, но мама не останавливалась.

Когда взошли звёзды, она сказала:

– Поспи. Завтра тебе нужно быть в отличной форме.

Я потряс затёкшими ногами прежде, чем вновь засунуть ступни в стремена упряжки. Я снова прилёг на мамину спину и закрыл глаза, но всё думал о завтрашнем дне, о Пике, о встречах с шелки из других кланов и о том, будут ли там мои ровесники. А ещё о Пещере шкур, о подъёме на вершину и об обряде.

Да здравствуют создания! Покорители волн и берега, к бытию порождённые песнью Луны.

Я не думал, что смогу уснуть, но, открыв глаза, увидел мерцающий в воде лунный свет, и затем всё вновь провалилось во тьму.

Я испуганно вскочил, когда мама вдруг резко остановилась и мои пальцы нащупали песок. Небо светлело. Я выбрался на берег.

– Мы на месте? – спросил я, оглядываясь по сторонам в поисках других шелки, но пляж был пуст.

– Пик вон там, – мама указала носом в сторону большого острова, до которого ещё предстояло плыть. Наш островок для привала был круглым и тёмным, а Пик представлял собой серебристую вершину, пронзающую небо. У меня перехватило дыхание. Неудивительно, что добраться до вершины можно лишь в обличье длинноногих.

– Я подумала, что остаток пути ты захочешь проплыть сам, – сказала мама, перевернувшись на бок.

Я бросился снимать упряжку. Несколько движений, и она осталась лежать на песке.

– Спрячь её там, – велела мама, кивнув в сторону скал.

Я уставился на упавшие верёвки:

– Зачем? Мне она больше не понадобится.

– Не хочу, чтобы кто-то её увидел, – она пристально смотрела на меня пылающим взглядом. – Некоторые вещи стоит держать в секрете.

Я нашёл расщелину в скале, расположенную выше уровня прибоя, и засунул туда упряжку. Затем, наклонившись, отвязал ножны и спрятал там же свой нож. После сегодняшней ночи у меня появятся когти.

К моему возвращению мама поймала лосося. Она разгрызла его надвое и бросила мне блестящий кусочек, но я был слишком взволнован и не хотел есть. Пока мама доедала второй кусок, я бродил по узкому пляжу вперёд-назад.

Затем в розовых лучах рассвета мы плыли к Пику. Поначалу из-за привычки держаться за упряжку мои руки были напряжены, но вскоре они уже взметались, как крылья, и ладони разрезали воду без всплеска.

Рассвело, и небо стало голубым. Мир вокруг нас постепенно просыпался. На глубине зашевелилась рыба; медузы «запорхали» к поверхности; пеликаны бросались в воду и появлялись с бьющейся в клювах добычей.

А ещё чьи-то более крупные тела пронзали воду со всех сторон, и их гладкие головы были устремлены к залитому солнцем Пику. Шелки!

Вдруг один из них неожиданно всплыл рядом, с удивлением уставившись на меня. Его шкура была белая, без единого пятнышка, и он был маленьким – меньше, чем кто-либо из членов моего клана. Детёныш, как и я! Я остановился и тоже уставился на него. Он улыбнулся.

Послышался всплеск от удара ластами по воде, и глубокий голос прогремел:

– Не отставай, Финн. Не задерживай нас!

В тот же миг детёныш исчез под водой, бросившись нагонять свой клан.

Теперь мои взмахи казались ужасно медленными, рука следовала за рукой в черепашьем темпе. Всё новые и новые шелки пролетали мимо, оставляя нас позади. Но мама выглядела спокойной. Двигая лишь хвостом, она держалась рядом со мной, и мы плыли на мой самый первый праздник в Лунный день – величайшее собрание кланов, к открытым ушам Луны.