— Вот и хорошо, — посмеивалась Зина. — Я нарочно две плиты захватила — больше власти!..

Невысокая, худенькая, с туго закрученной на голове косой, Зина, когда смеялась, удивительно молодела.

— Ну вот, — Павел придвинул к Лазареву тарелку, — ешь и рассказывай: чего это ты с завода бежать собрался?

Глаза у Павла отцовские — беспокойные. От уголков их, точно трещинки, расходятся ясно видимые морщины, в них въелось машинное масло. Темные волосы местами пробивает седина. Ему уже далеко за тридцать…

— Начальству не по нраву пришелся, вот и все. — Лазарев задумчиво подул на подымающийся из тарелки парок. — На днях Бойко опять стращал.

— А какое Бойко дело до тебя? — пожал плечами брат. — Он главный энергетик завода, а ты грузчик на складах.

«Бойко… — стал я припоминать. — Это же отчим Ольги Минской».

— Если ты начальник, разбирайся! — Лазарев сердито хлебнул и отложил ложку. — Третьеводни нефть качали в цистерны на склады. Трубопроводчик — Семкой зовут — вентиля перепутал. Нефть на землю пошла. Разлейся ее поболе — пожара не миновать. Я на Семку, а за него само начальство — Бойко. Кричит, будто во всем я виноват: мол, работник склада, а проглядел. Давай тюрьмой пугать. Где правда? Нет, с завода надо бежать… — Лазарев даже приподнялся со стула.

— Бежать? — Павел, посмеиваясь, погрозил Лазареву ложкой. — Бежать легче всего. Что ж, хороших людей на заводе нет?

— Поели бы сначала, — вмешалась Зина.

Но Лазарев снова с горечью заговорил о Бойко. Игорь, сидевший рядом со мной, вдруг подтолкнул меня локтем.

— Возьми-ка, — шепнул Игорь. — Я уж моргаю тебе, моргаю!

Он сунул мне в карман брюк вчетверо сложенный листок бумаги. Письмо? Я тихонько развернул листок.

«Леша, я очень соскучилась по тебе…»

В комнате словно светлей стало. И что говорили за столом, я уже не слышал.

«Леша! — писала Тоня. — Я во многом виню себя… Зачем я пришла тогда на Ангару? Надо было просто разнять вас, «маленьких», после ссоры, и все. А теперь еще новый конфуз с Вовкой! Игорь расскажет… В общем, Максиму Петровичу сплошные неприятности. А Ковборин изругал наш класс. Вы, говорит, «имперфектус» (то есть несовершенные существа!). Представляешь? Поправляйся скорее и приходи». И подписалась: «Кочка».

Кочка… Так переделали ребята на свой лад фамилию Тони еще в четвертом классе. Тоня Кочкина была тогда совсем маленькая. На коротенькой косичке у нее болтался пышный бант. Я дергал за кончик ленты, бант развязывался. Тоня плакала, а я хохотал на весь класс.

Да, но что же это за новая история с Вовкой? Я шепотом спросил Игоря.

— Не история, а фантастика, — громко ответил Игорь. — Он чуть не сбежал с летчиками на Чукотку.

— Чего, чего? — насторожилась Зина. — Кто это?

— А вы разве не знаете? — Игорь отодвинул пустую тарелку. — Весь город говорит о нашем Вовке Челюскинце. Значит, забрался Вовка в хвост самолета, где багаж, и сидит ни жив ни мертв, ждет отлета. Думает: «Уж в воздухе-то не выбросят!» А штурман его цап-царап — и к милиционеру. Что тут было!

— Он же говорил, будто летчики знакомые! — сказал я.

— Так это ведь не в кино пригласить — полет в Арктику!

— Да, — сказал Лазарев, — авантюрист он. Ишь ты, бежать из дому!

— «Авантюрист»! — засмеялся Павел, вставая из-за стола. — А кто с завода бежит?

Лазарев скосил глаза на нас:

— У меня причина на то есть…

Я почувствовал, что ему неловко, и сказал Игорю:

— Давай займемся приемником.

Мы отошли к окну, но невольно прислушивались к разговору за столом.

— И у парня причина была, — закуривая, спокойно говорил Павел. — На Чукотку, спасать челюскинцев… Ты скажи мне, Василий, хочешь настоящим металлистом стать? Например, токарем, а?

— Что вы, Павел Семеныч! Смеетесь! Когда я смотрю, какие вы вещички на станке работаете, у меня аж нутро жжет.

— Завидуешь?

— Завидую. Только не суметь мне этого!

— Почему же?

— Вы на заводе первый токарь, а я что… Прямо от плуга.

Павел расстегнул воротник рубахи, сгреб руку Василия и просунул ее за рубашку к лопатке:

— Чуешь? Рубец на спине. А под ним, внутри — пуля-стервятка. Колчаковец засадил, не вытащишь… Так вот, я с гражданки прямо на завод подался. Пять лет грузы таскал, как ты. А потом — в токаря. Понял?

— Понять-то понял, да ведь семья подмоги требует, Павел Семеныч. Ваньку в люди выводить надо.

— Вот упрямый человек! — уже горячился брат. — Понимаю, что из грузчиков в ученики переходить не денежно. Да ведь я сам учить тебя стану, как когда-то меня Петрович. — Павел встал и прошелся по комнате. — Слыхал о Петровиче? Старик такой у нас в цехе. Бывший токарь. Когда-то с нашим отцом на сходки хаживал…

Пока у них шел этот разговор, мы с Игорем возились с приемником. Я еще раз проверил батарею, схему присоединения аппаратуры. Все, кажется, на месте, можно было настраивать.

Установив приемник на табурете, мы присоединили к клеммам антенну, потом «землю» — кусок ржавой проволоки, уходящей наружу сквозь отверстие в оконных рамах. Игорь то и дело смахивал со лба пот, щупал руками обмотку, проводнички, зажимы. Но двухламповый молчал. Не помогли и мои старания. Стало ясно, что надо идти к учителю физики, и я сказал об этом Игорю.

— Максим-то Петрович сделает, а вот мы, безрукие, не смогли. Плохие мы радисты! — Игорь сокрушенно вздохнул. — Эх, Лешка, а какая мысль у меня была!

— Ну, какая?

— Да что уж теперь…

— Говори, — настаивал я.

— Лешка, — перешел Игорь на шепот, — нам с тобой скоро по семнадцати. Кончим девятилетку. А дальше?

— Пойду работать, — ответил я просто. — На шее брата сидеть не стану.

— А мне что?

— Смотри сам, у тебя дела получше: отец профессор… И мать есть…

— А я тоже не собираюсь на отцовской шее сидеть. Ясно? Давай, Лешка… — Для надежности Игорь осмотрелся. — Двинем радистами на полярную станцию!

— Куда, куда? — спросил я скорее от того, чтобы не выдать охватившего меня волнения. Полярная станция. Радист-полярник. Как мне-то не пришло этого в голову?

Вид у меня был, наверное, такой ошарашенный, что Зина несколько раз повторила:

— Ребята, пить чай!.. — С пыхтящим самоваром в руках она стояла перед нами и ничего другого не оставалось, как тотчас же сесть за стол.

Самовар, купленный еще когда-то отцом, ставился по особо праздничным дням. Пузатенький, сияющий затейливыми узорами на своих потертых боках, самовар стоял посередине стола, посвистывая, попыхивая парочком. Казалось, вот-вот он возьмет да и притопнет одной из своих четырех ножек.

Медные бока его блестели, и мы с Игорем не без интереса смотрели на наши искаженные самоваром изображения.

«Значит, согласен?» — прочитал я на отраженном в самоваре лице Игоря.

Я надул щеки и закивал головой. И вдруг между нашими лицами мы увидели нахмуренное лицо Зины.

— Ну, говорите, говорите, куда собрались…

Наши лица вытянулись. «Откуда она узнала?» Игорь спрятался за самовар и вдруг выпалил:

— На Чукотку, радистами!

Крышечка чайника, которую Зина придерживала рукой, наливая заварку, упала и звонко покатилась по полу. Игорь уткнулся подбородком в стакан.

— Исподтишка хотели, как ваш Рябинин? Тайком, значит, от родных? Нечего сказать, вырастили…

Голос Зины вдруг осекся и, закрыв глаза кончиком накинутой на плечи косынки, она вышла из-за стола. Наступило неловкое молчание.

— Вы чего это, в самом деле? — строго спросил Павел.

— Да не сейчас… — пытался выкрутиться я.

— Нет уж, — снова заговорила Зина. — Я ему покажу Чукотку!

— Тише ты! — косясь на молчавшего Лазарева, сказал брат. Он встал, прошелся по комнате. — Ну что же… Не маленькие, пусть решают сами. Радисты так радисты…

Павел, походив, остановился возле меня.

— Видишь ли, Алексей, отец, отправляясь в девятнадцатом на Колчака, давал мне наказ определить тебя по литейному делу, на инженера выучить. А ты вишь радистом на Север захотел… Запретить не могу, иди, куда душа зовет. Одного не пойму: как случилось, что завод, который вскормил всех Рубцовых, не близок и не дорог тебе? Нет, не пойму я этого!