Последнее особенно волновало Свенчукова. Он был назначен старшим группы. Все время, вплоть до самой отправки на задание, кузнец ходил задумчивым, очевидно, рисовал в своем воображении все эти путаные стежки-дорожки, и только когда стали выезжать, сказал: «Ладно, как-нибудь выпутаемся».
Отправлялись поздним вечером. Свенчуков впереди на своем буланом, мы с Карпухиным следом за ним: сначала Карпухин на рослом коне орловской породы, потом я — на Омголоне.
Узенькая тропка, пробитая в холмистой донской степи, в темноте терялась под копытами лошадей. Можно было бы и спрямить путь, но Свенчуков действовал строго указаниям майора Смирнова.
Сравнительно легко удалось пройти болота. Свенчуков часто останавливал коня, дожидался, пока мы соберемся вместе, и, вклинившись между мной и Карпухиным, вынимал планшетку с картой и компасом. Накрывшись плащ-палаткой, включали электрический фонарик.
Судя по отметкам на карте и тем предметам, которые служили нам ориентирами на местности, двигались мы правильно. В полночь, по перекату, минуя карьеры, где когда-то брали речную гальку, мы перешли реку и топями добрались до проселочной дороги.
Стояла глухая тишина. Притаенно стрекотали в траве кузнечики, да где-то в темноте, в болотах, вдруг начинали громко квакать лягушки. У нас на Амуре так случалось перед грозой.
Свенчуков, осадив коня, прислушался. Донеслись отдаленные раскаты грома. Но, как бы не обратив на них внимания, он сказал:
— Пора надеть на коней обувку.
Спешившись, мы на ощупь стали развязывать переметные сумы, где у каждого из нас лежали куски кошмы. Не теряя времени, обмотали ими копыта коней. Потом вывели их на дорогу.
Теперь лошади двигались медленнее и беззвучнее. Казалось, они хорошо понимали нас. Омголон, «постригивая» ушами, часто поворачивал ко мне свою лохматую морду, словно намеревался о чем-то спросить. Натягивая повод, я говорил ему потихоньку: «Спокойней, спокойней, дружище». Ведь мы находились на территории врага. Густота ночи мешала нам точно сориентироваться в обстановке, но если считать, что топи мы перешли в том месте, что обозначено на карте, значит, дорога скоро должна свернуть влево и пойти на подъем. А там лог и за ним деревня.
По утрам эту деревню хорошо было видно в стереотрубу из окопа, и майор Смирнов, инструктируя нас перед выходом на задание, говорил, что здесь должен находиться опорный пункт немцев. А так ли это было на самом деле?
Свенчуков, придержав коня, велел мне спешиться и выяснить, что впереди. Передав повод от Омголона Карпухину, я пошел по дороге, сжимая в руках карабин. Опасность поджидала здесь на каждом шагу. Может, вон за тем кустом, одиноко маячившим в темноте, притаился враг? Он ждет меня, когда я подойду ближе, чтобы стрелять в упор. А может…
На всякий случай схожу с дороги и, пригибаясь как можно ниже, иду дальше. До куста остается несколько шагов. Сердце стучит так, что уже становится тяжело дышать. Там враг, в этом нет никакого сомнения, он видит меня, а я его нет! Вернуться, сказать Свенчукову? А если это все же не так?.. Только тогда прихожу в себя, когда убеждаюсь, что за кустом нет никого. Смешно и глупо. Опять нервы. Когда же это кончится?
Капли брызнувшего внезапно дождя окончательно отрезвили. Они коснулись лица, рук. Вдали по-грозовому прогрохотало. Но дождь, прошелестев по траве, исчез, точно сдунутый ветром. И снова — глухая тишина. И тревога. Есть ли тут немцы?
Дорога стала сворачивать влево, начался подъем. Значит, впереди опорный пункт. А так ли это?..
Я остановился. И вдруг мой напряженный слух уловил все нарастающий рокот. Не сразу дошло до сознания, что это мотоцикл. Он шел, то увеличивая, то убавляя скорость, это было ясно по звукам работающего мотора. И вдруг они стали гаснуть. Я долго не мог понять, что же случилось. Но вот раздался громкий визгливый рев. Мелькнул приглушенный свет фар. Мотоцикл вылетел из лога, который отделял нас от деревни. Сомнений уже не оставалось: впереди был опорный пункт немцев.
Теперь мотоцикл шел прямо на меня. Я хорошо видел его глазастые фары и слышал шум работающего мотора. Он шел с той ровной уверенной силой, которая говорила кое-что и о его хозяине. Немецкий мотоциклист, видать, не спешил. Он считал, что едет п о с в о е й земле, отделенной от нас — его противников — полосой реки и болот, и он в этом не сомневался.
Боясь оказаться замеченным, я отбежал от дороги в сторону и улегся в траве, держа наготове карабин. Мотоцикл прошел мимо. Неясно мелькнул силуэт человека в шлеме. Предпринять что-либо по его захвату? Об этом уже поздно было думать. Да и что я мог один? Вот если бы снять его из карабина, это удалось бы без промаха. Но кому нужен мертвый «язык»?
Обдало пылью и бензиновой гарью, и по мере того как шум мотора стихал, я все больше жалел об упущенной возможности захватить «языка». Как это просто было бы сделать, окажись мы сейчас все втроем! Возможно, это был связной при штабе и вез важную депешу? Да и вообще, захватить мотоциклиста! Эх, черт!..
Гонимый горьким чувством досады, я повернул назад и отыскал в кустах Свенчукова и Карпухина. Они были раздосадованы не меньше меня.
Но время шло, и надо было продвигаться к опорному пункту. Где-то там, поблизости от него, мы надеялись наткнуться на часовых или патрульных. Мы не знали, как бы стали действовать, подвернись нам удобный момент. У нас были карабины, ножи и быстрые кони. Была сила Свенчукова и ловкость Карпухина. Да и себя я со счета не сбрасывал. А не удайся заполучить «языка» где-то здесь, поблизости, двинули бы в тыл. Собственно, на это главным образом и рассчитывал майор Смирнов, отправляя нас на задание. В тылу врага выбор «языков» был более богатым. А что касается опасности, она была всюду. Одно слово: фронт.
Неожиданно слева плеснуло ярким фиолетовым светом. Вслед за этим ударил гром. Потом молнии пошли одна за другой, и небо долго не утихало от тяжелых раскатов.
— Эх, елки-моталки, — горячо выругался Свенчуков. — Гроза!..
Посыпал мелкий густой дождь. Торопя нас, Свенчуков первым выехал на дорогу, но тотчас отпрянул назад. Навстречу нам со стороны лога мчался второй мотоцикл. Свет фар от него, похожий на два длинных уса, струисто пронизывал хрустальную мглу.
— Карпухину бить по мотоциклу! Коркину за мной! — скомандовал Свенчуков, спрыгивая с коня.
Побросав лошадей в кустах, мы залегли на обочинах дороги. Но тут Свенчуков увидел бревно. Оно лежало рядом с дорожной колеей, и, если один конец его занести на другую сторону дороги, сразу перекрывалась вся колея.
Замысел Свенчукова я понял сразу, как только он крикнул мне. Мы успели с ним перекрыть дорогу. Сидевший за рулем мотоцикла гитлеровец увидел препятствие лишь в самый последний момент. Резко затормозив, он слишком круто вывернул руль, надеясь обойти бревно сбоку, но размякшая от дождя земля подвела. Мотоцикл шмякнулся боком и вместе с хозяином перелетел через бревно. Карпухину не пришлось стрелять. Грузный человек в шлеме недвижимо лежал перед нами, распластав в грязи громадные руки.
Но тут со стороны лога снова блеснул свет. Лучи его шли прямо по колее и в какое-то мгновенье осветили сразу нас всех.
— Сволочь! — сквозь шум дождя прокричал Свенчуков другому, не видимому нам мотоциклисту. И не успел он вскинуть карабин, как свет на дороге погас. Потом донесся удаляющийся шум мотора.
— Ушел, гад!.. Сейчас нагрянут!.. — тяжело вздохнул Свенчуков. — Быстрей, быстрей, — заторопил он и, взгромоздив на спину связанного немца, понес его к своему буланому. Очнувшись уже в седле, немец заорал, и я заткнул ему рот снятой с головы пилоткой.
Рев моторов за спиной подстегнул нас. Мы сразу пустили коней в галоп. Но и это не спасло положения. Маленькие юркие машины, похожие на разъяренных зверей, преследовали нас все ожесточенней. Лучи света, путаясь в дождевых струях, пугали и без того растревоженных коней. Когда раздались первые выстрелы, мы, не сговариваясь, свернули к болотам.
