А после обратился к Дэниелу:

- Пошли к нашему огню. Там люди военные собрались, не этот сброд.

Дэниел убрал меч в ножны и кивнул.

Вскоре они вышли к одному из самых больших костров лагеря, имевшему, к тому же, наиболее приличный вид. Да и собрались вокруг него не деревенские мужики и не разбойники, а действительно профессиональные солдаты. Это было заметно по всему: по речи, по выправке, по оружию. У Дэниела мелькнула мысль: "А вдруг здесь кого-нибудь из "своих" найду? Ведь эти самые Свободные воины обычно наемниками-то и прикидываются." Однако, никого, отмеченного каким-нибудь традиционным знаком, в поле зрения не было. Тогда Дэниел привязал лошадь к оглобле телеги и присел к костру. Сосед предложил ему кусок сыра и хлеб, и Дэниел принял еду с благодарностью. Когда же ему дали отхлебнуть из кувшина терпкого дешевого вина, он и вовсе почувствовал себя как дома.

Не успел он насытиться, как угощавший его сосед, нескладный рыжеволосый парень с веснушками на лице, которому на первый взгляд нельзя было дать больше семнадцати лет, спросил:

- Из-под Кариссы?

- Из-под нее, - кивнул Дэн.

- А у кого был?

- У Эда-Смутьяна. Который сеньор де Барн.

- Свинья этот ваш де Барн, - нетрезво откликнулись с противоположной стороны костра. - Ни хрена денег платить не желает!

Говорившего перебил еще кто-то, плохо видимый в отблесках костра.

- Тише вы! Пусть лучше расскажет, что под Кариссой было.

Дэниел почесал в затылке и начал излагать события. Рассуждать о происшедшем с точки зрения осаждающего оказалось весьма трудно, но это пошло на пользу. Рассказ, в результате, не выглядел этакой книжной речью и оттого вполне подходил к маске. Как любой не особо умевший говорить наемник, Дэниел сбивался с темы на тему, частенько напирая на собственное участие.

- Ну, вот, хватанул лошадь и был таков, - закончил он. - Хозяин-о все равно мертв, не понадобиться она ему. А потом по дороге всякий сбродный народ прибился.

- Да, крепко вам там дали, - потер голову его рыжий сосед. - Ничего-ичего, мы тоже здесь сидим, как совы в дупле. Черные, гады, все дороги перекрыли, не слинять никуда. Защищаться готовятся. А нас, помяни мое слово, поставят между молотом и наковальней. маршал Дэниел идет. Это тебе не какой-нибудь хвост собачий.

Дэниел не мог скрыть удивление.

- Да он же, вроде, помер.

- Как же, помрет такой. Он просто в отставку временно ушел, а нынче, как дело плохо стало, король его и позвал. Говорят, тысяч двадцать ведет, больше, чем у Гельмунда было, и через неделю под Сарголом встанет. Правда, город черные ему задешево не отдадут, слезами умоется, да только нам с того не легче.

- А чего в город-то не пускают?

- Готовятся они там. Уж не знаю, как готовятся, а по утрам над цитаделью воронье кружит, как над покойником.

В этот момент рыжего перебили:

- Эй, там, подвиньтесь, и кончайте трепаться! Слепой пришел, петь будет.

Седой человек с лютней в руке появился в отблесках костра. Он давно не стриг усов и бороды, и было сложно сказать, сколько ему лет: сорок или все семьдесят. Однако, он сохранил гордую осанку, и на лице со слепыми, как будто выжжеными глазами, застыло выражение спокойствия. Он уселся в круг неподалеку от Дэниела, отхлебнул предложенного вина, восприняв такое предложение явно как должное, и стал настраивать свой инструмент, бряцая струнами. Но не лютня и не слепота певца приковали внимание Дэниела. Еще не веря в удачу, он глядел на скреплявшую поношенный плащ железную пряжку. Такого знакомого вида пряжку с изображением совы.

Тем временем слепой настроил свой инструмент, взял на пробу звучный аккорд, потом примолк на секунду, перебирая струны, и вдруг запел. Трудно было поверить, что столь сильный голос принадлежит пожилому человеку, почти старику. В этом голосе звучали военные трубы и лязгала сталь. Дэниел даже не заметил, как пролетели три песни. Он не успевал уловить слов, но смысл был понятен: казалось, лютня, костер и голос слепого певца просто вызывали в памяти или заново рождали картины. Картины войны, полотна побед и поражений, живые описания высокой славы и подлого предательства. Битва шла во всем мире, дралось над окровавленными трупами воронье, и на фоне черного неба, украшенного кровавыми звездами, плыл, извиваясь в воздухе змееподобным телом белый крылатый дракон. Такой же, как на орденских гербах.

Вдруг музыка оборвалась. Тишина ударила по ушам, как гонг. И в этой тишине отчетливо прозвучали слова слепого, произнесенные обычным уже, хриплым, надтреснутым голосом:

- А знаете, парни, что отличает солдата от воина? Воин всегда знает, за что сражается. Мне будет жаль, если отряд Корвальда, ваш отряд, станет просто еще одним заградительным валом, отделяющим трандальцев от королевских войск.

После этих слов старик встал с явным намерением уйти, и никто не стал его задерживать. И, как только он отошел, тишина сразу разорвалась.

- Я же говорил тебе, Беррит, что пора отсюда мотать. Слепой дело говорит!

- А не надо было брать эти деньги, сам первый орал, что золото и с покойника золото.

- У них не только золото, у них все с покойников! Да и сами-то на кого похожи.

Кто-то, видимо, мирно дремавший на телеге, привстал:

- Заткнитесь, падлы! Мы уже взялись удержать это сборище лопухов, а кто струсил - может катиться прямо к троллям!

Рыжий сосед Дэниела вскочил и заорал, срывая голос:

- Чума на тебя, Откель! Заткни свою поганую пасть! Это ты снюхался с трандальцами и из солдата превратился в пастуха, который гонит скотину на убой. Не слишком ли быстро ты решил за остальных?

Дэниел не стал дожидаться назревающей свалки и быстро скользнул в темноту, надеясь догнать загадочного барда.

Заслышав его шаги, старик резко повернулся и что-то блестнуло у него в руке. На одно мгновение Дэниел успел заметить широкий гэльский нож, который уютно расположился вдоль предплечья хозяина, повернувшись к локтю остро отточеным жалом.

- Кто ты? - требовательно спросил слепой.

- Я... - Дэниел даже растерялся на секунду. - Я Дэн, воин Грифона. Эро, воин Волка, называемый Ульфом, дал мне имя Гест.

- Хорошо. Пойдем со мной, - спокойно сказал старик, не выказывая ни малейшего удивленмя.