И теперь, подходя к коренастому, стоявшему на широко расставленных ногах Прохорову, Гай уговаривал себя не кипятиться, быть твердо-спокойным.

— Когда закончите погрузку? — спросил он, глядя в весело-наглые желтоватые глаза Прохорова.

— Как снесем все шмотки, так, считай, и кончим, — ответил тот с вызовом.

— Через час выступайте, пойдете впереди нашего госпиталя. Ваша задача — прикрыть в случае нападения белых госпитальный обоз. Батарею я забираю в голову колонны.

— Как же мы без пушек будем, начальник? — Прохоров, ухмыляясь, подошел вплотную. — Из винтовок пулять — много не навоюешь. А если у белых кавалерия? Ударили бы картечью — и привет коннице.

— У вас четыре пулемета. А батарея впереди нужней.

— Придем на место — верни нам пушечки, они наши были и будут. А то мы без них воевать не станем.

— Вы за пушки как за бабий подол держитесь! А как же другие без них воюют? Тоже мне — моряки...

— Ты нам в глаза этим не тычь, пехота. Мы и на воде и на суше способные, а вот на вас еще надо поглядеть.

— Я все сказал. Через час приказываю выступать. Гай решительно повернулся и пошел к сходням.

— А пушечки не забудь вернуть, командир! — крикнул вдогонку Прохоров. Гай не обернулся.

У «Владимира Мономаха» начальник отдела снабжения Белугин доложил, что продукты почти все погрузили. Осталось мешков десять сахара и ящиков двадцать консервов, но с этим они управятся быстро.

Мимо проходили строем бойцы Казанского коммунистического отряда во главе с рослым и широкоплечим Петуховым. Гай окликнул его.

— Слушаю, товарищ командир.

— Ты пойдешь в голове за отрядом Устинова. Если что — с ходу ввязывайся в бой и посылай связного ко мне. — Гай помолчал немного: — Хочу отдать под твое начало отряд матросов. Прохоров будет подчиняться тебе. А ты с него спрашивай как следует. Если что — докладывай мне.

Было видно, что Петухову предложение Гая не по душе, он нахмурился и стал глядеть в ноги Гаю.

— Ничего, должен с ним справиться, — упредил слова Петухова Гай. — Ты командир хороший, учись командовать и такими. Надо, чтобы Прохоров все время был под присмотром.

Подошел щуплый, остроносый председатель Сенгилеевского уездного Совета.

— Гай Дмитриевич! Я хотел с тобой посоветоваться. Как ты считаешь — бумаги Совета сжечь или взять с собой?

— Бери с собой! Что, не веришь? Это тебе Гай говорит — через месяц будешь снова здесь, а то и раньше.

— Дай бы бог... А семью я отправляю в деревню к теще — боюсь, прицепятся беляки.

— Правильно делаешь. Скажи всем своим, чтоб семьи отправили по деревням, так верней будет.

— Когда выступаем?

— Часа через два тронемся, ты со своими где-нибудь в середине колонны будь, это самое безопасное место. Ты Прохорова знаешь?

— Еще бы не знать! Его моряки тут покуролесили, не приведи бог.

— Ну вот пригляди за ним. Если что не так — пришли мне гонца, я приеду.

— Удержу на него нету, Гай Дмитриевич, — с сомнением сказал председатель.

— Ничего, найдем управу и на него.

Гай вернулся на «Нижегородец». Поднявшись на мостик, он долго разглядывал в бинокль левый берег — там было все тихо и безлюдно. Перевел бинокль вправо, туда, где река уходила за поросший лесом мыс. Там приткнулся к берегу небольшой пароход «Дело Советов» — нос его был задран, а корма уходила под воду.

Вчера в полдень из-за мыса выплыли три белогвардейских парохода — «Вульф», «Фельдмаршал Милютин» и «Козлов», вооруженные пушками. Подойдя ближе, они открыли огонь по судам у причалов. Там сразу поднялась паника. Гай приказал единственному вооруженному орудием судну — «Дело Советов» — идти навстречу вражеским судам, а госпитальному пароходу «Фортуна» уходить вверх по Волге. На «Фортуне» обрубили концы и полным ходом пошли вверх по течению. И хотя на мачте был далеко видный флаг Красного Креста, белые открыли огонь по «Фортуне». На пароходе заметались люди. Гай в бинокль увидел, как капитан кинулся вниз с мостика, побежал к борту, где команда уже спускала на воду шлюпку. Вдруг на палубе появился доктор Николаев с револьвером в руке, размахивая им, он кричал что-то, матросы стали поднимать шлюпку назад, а Николаев, схватив капитана за рукав, потащил его обратно на мостик. «Фортуна» пошла зигзагами, то справа, то слева от нее вздымались водяные столбы разрывов, но в пароход было лишь одно попадание, не причинившее ему особого вреда. Неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы не смелый выход «Дела Советов», открывшего стрельбу из своего единственного орудия. Метким выстрелом на одном из белогвардейских пароходов была снесена рубка, пароход потерял управление, два следующих за ним сбавили ход. Но силы были слишком неравны — на «Деле Советов» разорвалось несколько снарядов, загорелась кормовая надстройка, и пароход выбросился на берег. С берега по белогвардейцам ударили пулеметы, палубы вмиг опустели, и пароходы повернули обратно, скрылись за мысом.

Теперь на берегу были поставлены орудия, и Гай не опасался прихода вражеских судов, но вот если белые подвезут орудия на левый берег... Это будет расстрел пароходов и отрядов, именно поэтому нужно поторопиться с выгрузкой и уходом из Сенгилея. Гай еще раз проглядел заросший ивняком берег — он был пуст. Странно, почему там до сих пор нет никого?.. Задержалась их артиллерия? Но и людей на берегу не видно. Если еще час не будет обстрела — успеем все погрузить и вывезти. А то, что не возьмем, нужно утопить.

Со вчерашнего дня, когда Гай услышал о падении Симбирска, была острая тревога на душе: удастся ли теперь выйти к своим? Как, каким путем выходить из окружения? Вряд ли белые дадут выйти — как им не воспользоваться тем, что красные отряды в западне. Взять их в клещи и раздавить... Если зажмут в клещи, придется бросать весь обоз, выставлять заслон и уходить лесами в сторону железной дороги Инза — Симбирск.

Было еще тревожно и оттого, что покидали обжитые пароходы. Пароход последние месяцы был и домом, и средством передвижения. Воевали вдоль Волги, поднимаясь и опускаясь по течению. А маленькие буксиры «Республиканец» и «Республиканка» все время были на связи, мотались ежедневно в Симбирск. Теперь некуда идти по Волге: на юге и на севере все занято белогвардейцами и чехословаками. Их части теперь вокруг отрядов, куда ни посмотри...

С начала июня 1918 года, когда в Поволжье и Сибири возник фронт против поднявших мятеж чехословаков и судьба Советской республики решалась здесь, на Восточном фронте, сенгилеевские отряды не выходили из ожесточенных боев. Да, привыкли воевать на пароходах. Дал бой, если успешно, то следуй дальше, если нет, грузись и отступай до следующей пристани, а там все сначала: занимай позиции, устанавливай артиллерию, высылай разведку в ту сторону, где вчера давали бой. Теперь придется думать и о средствах передвижения, и о дорогах, и о том, где ночевать. Благо, что сейчас июль, жаркое лето. Передвигаться пока будем на крестьянских подводах, от села до села. Берешь подводы и едешь до вечера, прибыв в село, освобождаешь подводы и требуешь новых. Много будет мороки с перегрузкой, но что делать, не заставишь же крестьян тащиться с тобой до самой Инзы...

По причалу шел худой длинноволосый молодой человек в гражданском костюме, председатель юридическо-следственной комиссии Борис Лившиц. Комиссию создали неделю назад для борьбы с пьянством, грабежами и невыполнением приказов. В комиссию вошли самые авторитетные бойцы Самарской коммунистической дружины — старый подпольщик Самсонов, рабочий трубочного завода Панов, бывший студент-юрист Зейфен. Лившицу было двадцать лет, он еще с гимназической скамьи участвовал в революционном движении, был комиссаром труда при Самарском исполкоме. Первым делом, которым занялась комиссия, были бесчинства матросов отряда Прохорова в деревне Хрящевка под Новодевичьим. Посланные за продуктами матросы стали забирать у жителей посуду, одеяла и подушки, а один из них изнасиловал женщину. Комиссия выехала в эту деревню, провела расследование, имущество было возвращено, а насильник был расстрелян на окраине деревни.