с Прохоровой и Вольпиным в то время, когда за этими людьми,

вероятно, уже следили. При жизни Сталина, когда стены имели уши,

когда казалось, что даже мысли могут быть подслушаны, эти два

«героя» при стечении народа, в коммунальных квартирах громко

обсуждали режим. Чтоб их посадить, не нужен был стукач, их квартиры

наверняка прослушивались. Кроме того, для меня очевидно, что органы

никогда не стали бы вызывать в качестве свидетелей членов семей

своих сотрудников, тем самым как бы «выдавая» их.

Саша! Ваш отец был уникальным человеком и выдающимся

музыкантом. И я счастлива и горда, что имела возможность учиться у

него и общаться с ним всю жизнь до самой его смерти.

Ваша Инна Львовна

1 авг. 2002

Баден-Баден

И.Л.Кушнерова – А.А. Локшину

11.07.03

Дорогой Саша!

Хочу написать Вам об одном периоде в жизни Вашего отца.

Как Вы знаете, А.Л. жил некоторое время в Москве у Н.И. Лыткиной, с

которой он учился в одном классе в Новосибирске. Девушка из

Новосибирска, переехав в Москву и став врачом, устроилась на работу в

Институт Курортологии и получила 2 комнаты в коммунальной

квартире в одном из Арбатских переулков. Обычно после занятий в

консерватории мы вместе к ней приходили. А.Л. ужинал, мы

разговаривали, потом я уходила домой, в свою многонаселённую

коммунальную квартиру (где в двух маленьких смежных комнатах

жили бабушка, мама, дядя, моя сестра и я), а Шура оставался у Нади

ночевать.

Однажды Надя сообщила нам новость: она сказала, что ее отправляют

работать за границу (ей было около 30 лет). Мы стали обсуждать,

насколько это реально. Надя считала, что это вполне реально, так как её

уже попросили представить список книг, которые она хотела бы взять с

собой. Было только одно «препятствие», туда посылают только

замужних. И, не дождавшись, пока я уйду домой, тут же сделала А.Л.

предложение: «Женись на мне, и мы вместе уедем». Он на это никак не

отреагировал. Ещё несколько раз после этого, также в моем

присутствии, обсуждался этот вопрос.

Примерно в это же время в доме Нади стала появляться Вера

Прохорова. Внешне Надя была с ней очень приветлива, но что она на

самом деле чувствовала, не знаю, так как Вера Прохорова активно

старалась заинтересовать собой А.Л. Надя в этот раз за границу не

поехала.

А.Л. понял, что ему пора поменять место жительства. Поскольку жить

один он не мог (он нуждался в строгой диете из-за язвы желудка), он

вызвал из Новосибирска маму и сестру Мусю и обратился в Союз

Композиторов за помощью. Союз помог ему снять квартирку за

городом и писал ходатайство о прописке. Положение осложнялось тем,

что в то время существовали ещё продовольственные карточки,

прожить без которых было невозможно. В прописке ему было отказано.

Он обращался во многие инстанции, но безрезультатно. Положение

становилось отчаянным.

Тогда я обратилась к своему дяде, который работал главным инженером

на Монинском Камвольном комбинате (Московская область) с просьбой

помочь. Это было невероятно сложно, и ему пришлось приложить все

усилия, чтобы прописать маму А.Л. и Мусю в общежитие комбината.

Они получили продовольственные карточки, это был счастливый день в

их жизни. Но дядя при этом рисковал не только своим положением, но и

свободой.

В течение нескольких месяцев они были там прописаны; лишь только

после отмены продовольственных карточек стало возможным их оттуда

выписать и прописать по месту жительства (в Зеленоградскую, где они

фактически жили).

Я Вам изложила только факты, оценки и выводы Вы можете сделать

сами.

Ваша Инна Львовна

И.Л.Кушнерова – А.А. Локшину

28.07.03

Дорогой Саша!

Узнала от Вас о новых обвинениях в адрес Вашего отца.

Вот, что я помню о Вере Максимовой. Однажды Александр Лазаревич

рассказал мне, что у него была подруга, студентка консерватории,

пианистка Вера Максимова. Она хорошо знала немецкий язык и,

кажется, работала переводчицей. Дружба продолжалась совсем недолго,

так как Вера внезапно исчезла. А.Л. пошел к ней домой и ему сказали,

что Вера арестована. В начале 1947 или в начале 1948 года (во всяком

случае, до операции, которую он перенес летом) в консерватории опять

появилась Вера и, узнав об этом, А. Л. пошел к ней. Дома он ее не

застал, но ему подтвердили, что она вернулась. Вскоре он слег в

больницу с обострением язвы желудка. Я поехала его навестить, и он

рассказал мне, что только что к нему приходила Вера и что она очень

изменилась, так что он не сразу ее узнал. Как он мне рассказывал: «В

палату вошла незнакомая женщина, которая бросилась ко мне с

объятиями». Ему понадобилось время, пока он сообразил, в чем дело.

Вера сразу восстановилась в Консерватории под фамилией Лимчер.

Значит, она уже была замужем.

Я в то время ходила в класс симфонического дирижирования к проф.

Н.П. Аносову (отцу Г.Н. Рождественского). Тогда же к нему на

стажировку приехал дирижер из Болгарии Веселин Павлов. В классе

Аносова были только мужчины, аспиранты и студенты, и я была

единственной особой женского пола. Поэтому я хорошо помню, как в

классе появилась еще одна женщина. Это была Вера Лимчер-

Максимова. Занятия происходили таким образом: все приходили утром,

по очереди дирижировали, а остальные сидели, внимательно смотрели и

обсуждали урок.

Вера вела себя очень странно. Она старалась сесть рядом с Веселином,

открывала книжку и читала. Она НИ РАЗУ не дирижировала, но

каждую неделю приходила исправно на занятия и читала, не глядя на

тех, кто дирижировал. Однажды из любопытства я села поближе к ней и

заглянула в книгу. Она была на немецком языке. Потом она перестала

ходить на занятия.

В 1949 г. я окончила консерваторию и больше Веру никогда не видела.

А вскоре я узнала, что Вера покончила жизнь самоубийством.

Ваша Инна Львовна

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

А.Б. Ботникова – А.А. Локшину

Воронеж, 4 января 02 г.

...Дорогой Шурик! Спасибо тебе большое за новую книжку. Думаю, что

<…> впоследствии, когда уйдут основные «действующие лица» твоей

книги, о твоем отце будут судить по его музыке, а не по сплетням. Твоя

правда возьмет верх. Для меня, по крайней мере, это абсолютно

несомненно. <...>

Хочу поделиться с тобой некоторыми своими воспоминаниями. Может,

они тебе в чем-то помогут. Я еще в прошлый раз собиралась написать

тебе об этом, но решила, что напишу твоей маме. И не сделала этого.

Сейчас пишу вам обоим.

Суть в следующем. Твой отец познакомился с Аликом Вольпиным 12

мая 1949 года, как и со мной, впрочем. Это был так называемый

«всеобщий день рождения». В этот день родились Алик, я и мой первый

муж Руф Хлодовский. В течение нескольких лет мы праздновали этот

день вместе. На сей раз – у меня дома. Алик привел с собой девочку по

имени Вава, с которой только недавно познакомился (после его ареста

ее сослали, позже она вышла замуж за литератора-диссидента

Айхенвальда). Твоя мама пришла с Шурой и с молодой особой, у

которой брала уроки <...>ского языка. Особу звали Зина [имя изменено.

– А.Л.].

Компания получилась пестрая. Хорошо знали друг друга только твоя

мама, Алик, Руф и я. Еды, помнится, было мало, а кто-то принес тогда

только что появившийся в магазинах и новый для всех ром. Опьянели

изрядно. Алик читал стихи. Среди них одно совершенно непристойное

(про «Луйку»), Шура громогласно объявлял, что ему отрезали три

четверти желудка и все норовил, задрав рубаху, показать