– А ты попробуй, размазня, – с издевкой произнесла Первосущная. Презрительно уставившись на девчонку, она скрестила руки на груди и, клокоча, захохотала. – Возьми грех на душу. Пореши и себя, и предателя. Мне плевать.
– Давай, не будь слабачкой, – тихо, так, чтобы слышала лишь Анезка, просипел Вильям, – сделай что-нибудь. Раз ввязалась, держись до последнего. Иначе стерва поймет, что ты блефуешь.
Обидной фразы оказалось достаточно, чтобы задеть и без того уязвленное самолюбие наивной, уставшей бедолаги. Безумно тараща глаза, она продолжила начатый порез, твердой рукой ведя по нежной податливой коже. Кровь заструилась сильнее.
– Мне продолжать? – все глубже продавливая древесный коготь, поинтересовалась полукровка.
Королева побледнела. На ее лице отразилась упорная борьба, приведшая к неприятному заключению: кретинке и впрямь нечего терять. Скривившись в ненавистной гримасе, ведьма опустилась на землю и раздраженно выплюнула:
– Хрен с тобой. Я согласна.
Облегченно выдохнув, девушка свободной рукой пригласила главное чудище пойти первой. Стоило Ирике очутиться на несколько шагов впереди, как спасительница отшвырнула мужа и, под звериный рык сородичей, прислонила заостренный палец к глотке новой заложницы. Так ни у кого не возникло бы желания противоречить ее воле. Тем временем, освободившийся Вильям ринулся ко мне. Он успел как раз вовремя, чтобы не дать рухнуть лицом в снег. Даже верное оружие, на которое я опиралась, не уберегло бы от позорного падения. Осторожно подняв мое тело, помощник лукаво улыбнулся и официальным тоном уточнил:
– Не против объятий?
– Тащи уже наши задницы к лодке, если не хочешь хоронить мой труп! – огрызнулась я, устало опуская голову на его широкую грудь, и позволяя себе расслабиться.
***
Никогда я не чувствовала себя более беспомощной и уставшей. До сих пор раны представлялись чем-то простым, неотъемлемым и мгновенно проходящим. Человеческие пули не причиняли вреда, а прочее запросто лечилось белой или черной магией. Теперь же я понимала страдания живых существ, и, где-то в глубине души, просила прощения у каждого из тех (вплоть до отъявленных негодяев), кого бросила умирать от долгой мучительной смерти. Никто не заслуживал бесконечно длившейся невыносимой боли. Испытывая ее во всей красе, я мечтала об одном: хоть на минуту оказаться в объятьях Морфея. Но выносливое, натренированное тело имело другие планы: отчаянно бороться за ясность ума.
Мир вокруг мерещился пылающим ледяным адом, кошмаром, не желающим отступать. Кровь, не останавливаясь, сочилась везде, где находила выход. Голова кружилась в пьяном танце. К горлу подкатывал обжигающий ком тошноты, вот-вот норовивший запачкать куртку спасителя не только жидкостью алого цвета. Пальцы, слипаясь между собой, хватались за его одежду, глаза выползали из орбит, а хрип, вырывающийся из гортани, заставлял представлять себя именно той, кем я являлась – разваливающейся на части столетней старухой. Но наиболее отвратительно было не то, что я смертельно устала и ощущала себя никчемной бесполезной ношей, а то, что мне было чертовски страшно. Второй раз в жизни я боялась так, что сводило скулы и подкатывали слезы. Лишь ощущение теплой ладони на посиневшей щеке не давало впасть в агонию и окончательно сдаться. Ее обладатель, не прекращая, повторял, что спасет меня, и гнал снегоход так быстро, как мог. Он сдержал обещание. Стоило нам оказаться в безопасной зоне, как наступило облегчение.
Мы провели на воде полчаса, прежде чем мои конечности обрели уверенность, а сознание вернулось в рамки осмысленности. Все это время Анезка пристально следила за королевой, а Вильям убаюкивал меня на коленях.
– Думаю, пора, – прохрипела я не своим голосом, с трудом поднося руки к лицу.
– Не надо, – осторожно перехватывая их, укоризненно потребовал парень. Догадавшись, что я собираюсь сделать, он недовольно нахмурил лоб. – Со мной ты можешь быть собой, когда захочешь. Не нужно прятаться. Излечись, а когда выберемся из дерьма, подробно обсудим твои комплексы, – пошутил гаденыш, аккуратно укладывая дрожащие ладони себе на грудь.
Попытка улыбнуться выглядела жалкой и немощной. Я собиралась воспротивиться, но Вильям так ободряюще кивнул, что возражения разом улетучились. Привычно опустив ресницы, я протяжно втянула носом живительный воздух. Зрачки залило золотом, тело дернулось, выгнулось в неестественной судороге и затрещало. Кости, заставляя кричать, болезненно встали на место и моментально срослись. Сухожилия вновь обрели эластичность, а синяки и ссадины исчезли, будто не бывало. Мелкие порезы затянулись, не оставляя следа, и только глубокие дырки от рогов зарубцевались и превратились в уродливые искореженные кляксы на плотно шрамированной спине. Так уж сложилось, что враги подбирались ко мне исподтишка.
К концу «бесподобного» зрелища на меня пялилось три пары глаз: Вильям – с восхищением и одобрением, Анезка – со страхом и тревогой, и Ирика – с ненавистью и брезгливостью.
– Я исполнила свою часть сделки, – спохватилась матка, вожделенно протягивая пальцы к призу. – Чистильщица жива. Я забираю lasinpalanen9.
– Нет! – нехотя покидая уютные объятья, категорично возразила я, и активировала косу. Уверенно крутанув ее, дабы почуять прилив сил и единение, я направила лезвие на злобную суку. – Только через мой труп.
– Он бы уже был, если бы не безмозглая отщепенка! – огрызнулась Первосущная, свирепо скалясь и перевоплощаясь в огромную шипованную корягу. – Мы заключили соглашение, а Искушаемые не нарушают слова!
– Я его не давала. Вы договаривались с Анезкой и, если она пожелает, пусть остается в стороне. Но, насколько я знаю: феи любят лгать, – я украдкой покосилась на девчонку. Приняв истинный облик, она расплылась в торжествующей ухмылке и встала в воинственную позу.
– Ты же не дура. Ну, получите вы фору, доберетесь до поселения, и что? Покинуть архипелаг можно исключительно самолетом. Я изучила расписание наизусть и уверяю: как бы вы не спешили, мы нагоним вас еще в нейтральной зоне. Имей в виду, второго шанса не будет! – взбесилась женщина, шипя и грозно насылая проклятья.
Мы в упор уставились друг на друга. Никто не хотел уступать. На чудовищной морде Ирики отчетливо читалось: она просчитывает варианты. Одна, против едва пришедшей в себя Пограничницы, бездарной полукровки и слабого человека. Немногочисленные члены экипажа – не в счет. Челядь – сами сверхъестественные существа и прекрасно понимают: в драку гигантов лезть нельзя. Своя шкура дороже. Они не придут на помощь: отсидятся в рубке и свалят. Перспектива победы была высока. Старуха приняла очевидное решение и напала первой.
Раздирая острыми шипами недавно зажившую кожу, гадина так и норовила достигнуть шеи. Я упорно размахивала косой, но как ни старалась, соперница оставалась проворней. Она порхала над нами увесистой массой, легко уворачиваясь от ударов. Бросившись на подмогу, Вильям произвел череду выстрелов из ЗИГ Зауэра. С ходу сообразив, что пули, чудесным образом, обходят цель и пролетают мимо, он достал ножи. Однако сколь метко не использовал их, клинки неизменно приземлялись в сантиметре от твари. Тогда он ринулся на матку с голыми руками, но та, продолжая сражаться одной уродливой лапой со мной, второй придавила парня к стальному настилу. Молниеносно выросшие из ее когтей жгучие прутья, оплелись вокруг тела жертвы и образовали подобие кокона. Он все крепче сжимал заложника в древесных тисках, сдавливая и заставляя корежится. Глядя на невыносимую картину, все еще влюбленное сердце Анезки не выдержало. Подбежав к мужу, она попробовала разжать колючие путы, но ловушка не поддалась. Девчонка судорожно заметалась по палубе. Случайно попавший в поле зрения заточенный нож для разделки рыбы, тут же очутился в ее корявой ладони. Мгновением позже она уже старательно рубила прутья.
В итоге даже я не смогла отвлечь внимание королевы от озверевшей заступницы. Громко завизжав, разъяренная Ирика отшвырнула меня на несколько метров, звонко впечатав в стенку рубки. Кости вновь треснули, но, заниматься ими, не было времени. Я поспешила на выручку полукровке, которая к тому моменту тоже оказалась в смертельном силке старухи. И, если Вильяма ведьма жалела, не позволяя веткам стянуться чересчур плотно, то Анезке досталось по полной. Пытаясь уменьшится до человеческих размеров, но, не справляясь с нагрузкой, она мелькала бесконечной сменой образов. Намертво пригвоздив надоедливую муху к полу, матка лишила бедняжку возможности шевелиться. И, лишь проколотые насквозь махровые крылья, все еще продолжали отчаянно трепыхаться.
