Версию об убийстве О’Грэди никто и никогда всерьёз не рассматривал, потому что не было найдено ни тела, ни крови, ни фрагментов одежды или следов борьбы. Все понимали, что здоровяк О’Грэди с его-то пудовыми кулаками вряд ли позволил бы кому-то себя убить без борьбы. Учитывая его прошлое, все просто решили, что семейная жизнь и честный труд до смерти надоели Шейну и он сбежал на другой конец света, чтобы там опять взяться за старое.
В то, что их «мальчик» скорее всего похищен и убит, а полиция ни черта не делает и старается наоборот всё замять, верили лишь городские родственники Шейна, не прекращавшие атаковать департамент.
Когда О’Холлоран ознакомился с небогатым набором подробностей, ему пришлось согласился: это и впрямь был самый тухлый в мире висяк. Однако руководство требовало результатов, так что хочешь не хочешь, а заняться висяком пришлось. Выходной оказался безнадёжно испорчен.
Первым делом инспектор навестил О’Коннеллов и большой радости его визит никому не доставил. После исчезновения Шейна дела О’Коннеллов шли не особо хорошо, ферму трудно было назвать преуспевающей.
Шиван предстала перед инспектором погрузневшей и погрустневшей женщиной, совсем не похожей на саму себя в молодости, если верить фотографиям на каминной полке. Их с Шейном дети – молодые веснушчатые мужчины с ярко-рыжими копнами волос, сами уже были мужьями и отцами. Они продолжали семейное дело и изо всех сил пытались привести дела в порядок, вытащить ферму из той задницы, в какую она постепенно погружалась.
Состарившиеся родители Шиван страдали от Альцгеймера. Миссис О’Коннелл вообще не могла говорить при упоминании зятя – то бессвязно что-то причитала, то просто молча лила слёзы. Мистер О’Коннелл оказался разговорчивее, да только пользы в том было мало. Старик путался в показаниях, утверждал сперва одно, а через минуту совсем другое, мог на середине фразы забыть, о чём хотел сказать, мог превозносить зятя до небес и тут же признавался, как ему хотелось излупить Шиван за такой выбор, а самого Шейна хорошенько угостить из дробовика…
Инспектор слушал эти мутные старческие излияния и не мог отделаться от страшного подозрения. Может все хвалебные слова в адрес Шейна – просто дань вежливости бесследно исчезнувшему человеку и одновременно попытка усыпить бдительность полиции? Что, если это всё враньё и О’Грэди вовсе не был пай-мальчиком, а жизнь с ним вовсе не была идиллией? Если его дикий и необузданный нрав начал проявляться здесь, на ферме? Если он начал регулярно бить Шиван, хамить соседям, запугивать тестя с тёщей? Что тогда? В городе подобное поведение могло бы сойти ему с рук, но здесь-то не город, здесь живут суровые фермеры, брутальные мужики, которые вряд ли стали бы терпеть дерзкого молодчика. Возможно, О’Коннеллы с друзьями просто хотели его проучить, но дело зашло слишком далеко и Шейн в итоге скопытился?
Так О’Холлоран, неожиданно для самого себя, принял версию убийства. Либо в одиночку, либо в сговоре с кем-то из соседей, О’Коннеллы прикончили Шейна и затем избавились от тела. Не все фермеры в этих краях выращивают злаки, кто-то разводит крупный рогатый скот, а кто-то свиней. Известно, что свиньи – чертовски прожорливые и всеядные твари, с удовольствием сожрут что угодно, хоть бы даже и человека. Всего несколько свиней могли избавить убийц от тела О’Грэди за считанные минуты.
Оставив О’Коннеллов на время в покое, инспектор начал разъезжать по округе, задавать вопросы и собирать информацию. С момента исчезновения Шейна прошло немало времени, но его ещё многие помнили и все отзывались о нём хорошо. Однако, О’Холлоран уже сомневался, можно ли этим показаниям верить. Он подозревал, что соседи по привычке заводят старую песню, чтобы поскорее отделаться от назойливого копа.
Для начала нужно было выяснить, кто из местных мог тридцать лет назад держать свиней. Но прежде, чем инспектор приступил к делу, произошло нечто невероятное – событие, всколыхнувшее всю округу и заставившее О’Холлорана полностью пересмотреть свою версию. Тело О’Грэди было найдено работниками одной из ферм, целым и невредимым, в той же самой одежде, в какой он когда-то пропал.
Именно это небывалое событие подстегнуло азарт инспектора и он поклялся во что бы то ни стало раскрыть тухлый висяк.
Оказалось, что сохранилась не только одежда, сам О’Грэди выглядел точь-в-точь как в день исчезновения, т. е. на двадцать с небольшим лет. Их с Шиван дети и то теперь выглядели старше.
О’Холлоран вызвал судмедэксперта и потребовал определить, не подвергалось ли тело заморозке. Шейн мог настолько хорошо сохраниться лишь в одном случае – если его все эти годы продержали в морозильнике. Наверняка держали бы и дальше, да тут заявился он, О’Холлоран, начал вынюхивать, задавать вопросы – вот ему и подкинули тело. Нарочно, в насмешку. Дескать, поломай-ка голову, раз ты такой умный.
Это означало, что убийца О’Грэди ещё жив и ни в грош не ставит инспектора. Так же это означало, что убийца – кто-то из местных. Поэтому Патрик запросил в окружном суде ордер на обыск всех окрестных ферм, чтобы найти морозилку надлежащих размеров. Таковая вполне могла найтись в чьём-нибудь животноводческом хозяйстве.
А вот дальше началось что-то совершенно невероятное. Судмедэксперт не подтвердил версию инспектора о заморозке. По его словам, Шейн О’Грэди был жив-здоров всего несколько часов назад. Если бы Патрик лично не был знаком с многоуважаемым специалистом, он бы заподозрил сговор. Однако изучение останков было проведено по всем правилам, не придерёшься.
Выводы экспертизы не укладывались в голове. Как это Шейн мог ещё вчера быть жив, если пропал три десятилетия назад и даже если бы вдруг вернулся, то выглядел бы сейчас как Шиван, а не моложе собственных детей…
На этом сюрпризы не закончились. Вскрытие показало, что изнутри О’Грэди чудовищно стар, старше даже, чем старики О’Коннеллы. Все его ткани и органы были до того изношены, как если бы он был долгожителем из книги рекордов Гиннесса, прожившим без малого сто двадцать лет.
Чутьё подсказывало инспектору, что он стоит на пороге какой-то невероятной и непостижимой тайны. Судмедэксперт был не в силах ему помочь. Чисто теоретически он мог допустить ускоренное старение, так называемую прогерию или синдром Вернера, однако с оговоркой, что во всех описанных случаях этого заболевания старение затрагивает и внутренние органы, и внешность. Никогда такого не было и быть не может, чтобы изнутри человек состарился, а снаружи выглядел как огурчик. Кроме того, будь у Шейна О’Грэди прогерия, он бы даже до свадьбы не дожил, не то что до вчерашнего дня.
Синдром ускоренного старения, если он действительно есть, наблюдается с самого раннего детства. Он не «включается» внезапно, ни с того, ни с сего, в зрелом возрасте. Страдающие им люди никогда не выглядят здоровыми и полноценными, а вот Шейн до исчезновения был как раз таки здоровым и полноценным детиной. Больной прогерией просто физически не смог бы участвовать в стольких пьянках и драках, в скольких участвовал городской гопник О’Грэди. Человек с прогерией не будет пользоваться успехом у прекрасного пола, а про Шейна и этого нельзя было сказать, подтверждением чему является безумно влюбившаяся в него Шиван О’Коннелл…
Озадаченный не меньше инспектора, судмедэксперт в конце концов умыл руки. Послушать его, так случившееся вообще было невозможно, оно противоречило всем известным принципам медицины и биологии. «Если б я сам не увидел это собственными глазами, я бы ни за что не поверил, что такое возможно», – заявил он напоследок О’Холлорану.
Но даже разгадай инспектор загадку, почему О’Грэди состарился только изнутри, всё равно оставался вопрос, где тот пропадал последние тридцать лет?
Каким-то образом слухи просочились наружу, хотя О’Холлоран отчаянно старался держать всё в тайне. Известие о возвращении Шейна обрушилось на О’Коннеллов как гром среди ясного неба. Они понятия не имели, что являлись главными подозреваемыми в убийстве. Инспектору нужно было что-то сказать им, а он не знал что.
