Три дня назад, когда Миронова получила первую записку, Любочка сказала:

— Счастливая ты, Миронова! Не каждой девочке в пятом классе в любви объясняются.

А сейчас, когда пришла десятая, она сделала вывод:

— Чёрствая ты, Миронова! После такого количества признаний и я бы полюбила.

— Но я не знаю, кто их пишет, — оправдывалась Миронова.

— А чего тут знать? — кивнула на два ОСОБЕННЫХ взгляда Любочка. — Это или Карпухин, или Марочкин! Разве ты не видишь, как они на тебя смотрят?

Миронова задумалась, а потом робко сказала:

— И я полюбила!

— Кого? — вздрогнула Любочка.

— Ну… того… кто писал, — замялась Миронова.

— Тогда напиши ему об этом! — потребовала Любочка.

А у доски учительница продолжала объяснять новый материал.

Миронова старательно корпела над запиской.

— Подпись ставить? — спросила она.

— Зачем? Он и так догадается.

Миронова сложила исписанный листок и застыла в нерешительности.

— Ну что же ты? — поторопила Любочка. — Надписывай и посылай.

— Кому? — вымученно спросила Миронова.

Любочка вдруг выхватила записку, быстро что-то на ней нацарапала и послала по рядам.

На парту друзей легла долгожданная бумажка. Карпухин пододвинул её Марочкину:

— Читай.

Марочкин дёрнул плечом:

— Тебе прислали, ты и читай.

Карпухин, сопя, развернул записку. Под кружевным сердечком робко сообщалось: «И я тебя тоже». Он долго, не понимая, смотрел на фразу. Затем огляделся. Взгляд Марочкина был устремлён в бесконечность, Миронова, красная от смущения, уставилась в парту.

Зато Любочка сияла ОСОБЕННЫМ нежным взглядом.

Карпухин ещё раз перечитал записку. Что-то шевельнулось в его душе. Он вытаращился на Любочку и, сам того не ожидая, вдруг одними губами прошептал: «И я тебя тоже…»

Сегодня Серёжа опять схлопотал в школе двойку. А это значило, что вечером его ждёт неприятный разговор с родителями.

И теперь он понуро брёл домой по пустынной улице, сердито поддавая ногой мелкие камешки. Вдруг на его пути оказалась жестяная синяя банка с английской надписью «GIN & TONIC».

Серёжа, не раздумывая, что есть силы ударил по ней ногой.

Банка неожиданно оказалась полной. Она взмыла вверх, легко преодолевая сопротивление воздуха, описала красивую дугу и прямёхонько угодила в фонарный столб.

От удара металлическая затычка вылетела, и из банки повалил густой дым.

«Бомба!» — испугался Серёжа и отбежал на несколько шагов в сторону. Он присел на корточки, прикрыл голову руками, ожидая, что вот-вот рванёт. Сто раз предупреждали его мама с бабушкой ничего на улице не трогать! А он…

Между тем дым из банки валить перестал. Он застыл на месте и постепенно материализовался в Джинна. Что это джинн, Серёжа догадался сразу. Недаром его любимой книжкой был «Старик Хоттабыч».

Джинн покачался немного в воздухе, а потом сказал:

— Приказывай, мой повелитель!

Серёжа ничуть не растерялся. В джиннов он верил всегда. И знал, что ему когда-нибудь повезёт с одним из них повстречаться. Поэтому он по-хозяйски оглядел Джинна и спросил:

— А что ты можешь?

— Всё! — заверил Джинн.

— А роликовые коньки достать можешь? — выдал свою заветную мечту Серёжа.

— Могу!

— Ладно, не надо. Мне родители и так купят, — решил Серёжа, лихорадочно соображая, что бы такое попросить, что обычным путём получить невозможно. — А уроки за меня сделать можешь?

— Раз плюнуть! — и Джинн плюнул на асфальт, демонстрируя несерьёзность просьбы.

— Здорово! — похвалил Серёжа. — Но этим мы после займёмся. А двойку по математике исправить слабо?

— Да запросто! — лениво отмахнулся Джинн и зевнул.

Серёжа моментально выхватил из рюкзака дневник и раскрыл на странице со свеженькой двойкой.

— А ну-ка!

Прямо на глазах жирная двойка превратилась в ещё более жирную пятёрку.

— Порядок! — подскочил от радости Серёжа. Сунул дневник в рюкзак, подобрал банку с английской надписью «GIN & TONIC» и скомандовал:

— Полезай!

Джинн нехотя втянулся в жестянку, и Серёжа весело побежал домой.

Дверь ему открыла бабушка.

— Пришёл? Как дела в школе? — с порога спросила она.

Серёжа, распираемый гордостью, протянул ей дневник.

— Вот!

Бабушка вытерла о фартук и без того чистые руки и с благоговением открыла дневник.

— Что? Что это? Опять?! — схватилась она за сердце.

Серёжа глянул в дневник и к своему ужасу обнаружил в нём вместо пятёрки всё ту же двойку.

— Это… Это… — начал мямлить он. — Бабушка, я… я… честное слово, исправлю! Не говори только папе с мамой, пожалуйста. Хочешь, я сам уберу свою комнату. Всё-всё на места расставлю.

Бабушка сердито поджала губы и молча удалилась в кухню.

Серёжа ворвался в свою комнату, плотно прикрыл дверь и достал из рюкзака синюю металлическую банку.

— Эй, Джинн! — позвал он.

Джинн не замедлил появиться.

— Приказывай, мой повелитель, — сказал он.

— Ты что наделал?! — возмутился мальчик.

— Это не я! Это Тоник. Он всегда всё делает наоборот.

— Какой ещё Тоник? — не понял Серёжа.

Джинн кивнул на банку.

Серёжа повертел её, остановился глазами на надписи и вслух прочитал:

— Джин энд тоник…

— Ну, — кивнул Джинн. — Я ж говорю, нас двое.

— А где он? Где Тоник? — заволновался Серёжа.

— Где ж ему быть? В банке, конечно.

Серёжа встряхнул как следует жестянку. Из неё послышался недовольный голос:

— Чего надо?

— А ну вылезай! — потребовал Серёжа.

— Не вылезу! — отказался Тоник.

— Как это не вылезу? — опешил Серёжа и сильнее затряс банку. — Вылезай, тебе говорят!

— Ещё чего! — сообщил Тоник.

— Ах, так! — разозлился Серёжа и бросил банку на пол. Он стал топтать её ногами, приговаривая: — Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!

А Тоник вторил ему:

— Не вылезу! Не вылезу! Не вылезу!

Джинн наблюдал молча, болезненно морщился, хватался руками за скулы, словно у него ныли зубы, и недовольно качал головой.

Стены комнаты дрожали, с полок на пол сыпались книги, опрокидывались стулья. Грохот стоял, как во время грозы. Но Серёжа в азарте ничего не замечал. Пока не сорвалась со шкафа и не разбилась нарядная фарфоровая вазочка. Бабушкина. Любимая.

Серёжа наконец остановился. Огляделся и пришёл в бешенство. Он схватил злополучную банку и вышвырнул подальше в окно.

— Ну и убирайся! — крикнул на прощание Тонику.

Следом за банкой в окно медленно просочился Джинн.

— А ты куда? — растерялся Серёжа.

— Я — раб этой банки, — пожал плечами Джинн и скрылся за ближайшими деревьями.

На шум прибежала бабушка. Она изумлённо посмотрела на разбросанные вещи и накинулась на внука:

— Ничего себе уборочка! Что это ты вытворяешь?

— Это не я! — оправдывался Серёжа. — Это Тоник!

Бабушка разгневалась:

— Я тебе покажу — тоник! Вот придут родители, я им всё расскажу! А про двойку — в первую очередь!

Серёжа вздохнул и посмотрел под ноги. На полу валялась любимая книжка «Старик Хоттабыч». С раскрытой страницы лукаво подмигивал Джинн.

Пете Бычкову очень нравилась Светка Султанова. Часто по утрам он подкарауливал её возле дома и молча на почтительном расстоянии провожал до школы. Не приближался и не разговаривал, потому что стеснялся.

Сегодня он, как обычно, притаился в кустах сирени возле Светкиного дома. Солнечное утро, благоухание цветущих веток настроили Бычкова совсем уж на лирический лад. И он незаметно погрузился в свои мысли.

Из подъезда вышла Султанова и прямёхонько направилась к Пете. Мальчишечье сердце так и заколотилось.

— Привет, Бычков! — кокетливо склонила голову набок Султанова. — Хочешь понести? — и протянула Пете разноцветный рюкзак.