Артем ведет меня не в центр зала, где разливается радужная подсветка, а дальше, туда, где полутьма может скрыть наши лица и фигуры. Он мягко тянет меня за руку, вынуждая развернуться к нему лицом, а потом вторая его рука ложится чуть выше моей талии.

Это похоже на ласку теплой морской волны – настолько трепетно и неуловимо его прикосновение. Оно отзывается во мне замиранием сердца, я задерживаю дыхание на миг и чувствую, чувствую его руку. Он держит меня так, словно не знает точно, дозволено это ему, или нет. Вторая рука – наотлет, в ней покоится моя ладонь.

Уголки губ Артема слегка приподняты, он смотрит на меня сверху вниз, мне приходится приподнимать голову. Сегодня я в обуви без каблука и достаю ему чуть выше плеча. Двигаемся мы медленно, осторожно переступая, словно кружим по ломкому льду. Во взгляде Артема таится ровное сияние, его восторг передается и мне. Я позволяю себе чуть улыбнуться. В ответ он расцветает такой улыбкой, словно сию секунду на его глазах случилось нечто прекрасное, трогательное. Его ладонь на моей талии оживает, перебирает пальцами, и он привлекает меня к себе уже увереннее.

Я выпрямляюсь, принимаю изящную вальсовую стойку, приподнимаю голову еще выше и отклоняюсь он него влево, и мы делаем оборот. Шаги становятся шире, устойчивее, увереннее. Мы действительно вальсируем, но не размашисто, не по всему залу, а скрытые от посторонних глаз полутьмой, стараясь сохранить наш танец в секрете.

Музыка становится пронзительнее и чувственнее, набирает обороты, доходит до кульминации. Отчаянная скрипка выводит нежную трель, ей вторит взволнованное фортепиано. Моя рука легко вывертывается из ладони Артема и скользит по его предплечью до локтя. Теперь прикосновение друг к другу становится больше.

Артем чуть наклоняет голову, и выражение его лица меняется. Улыбка исчезает, теперь он только заворожено вглядывается в мое лицо. А я смотрю на яркий румянец на его щеках, на трепещущие ресницы, чуть разомкнутые сухие губы, и для меня все это внезапно обретает название.

Все, что я чувствую, и что чувствует он, его письма, слова, бумажные лилии на моем столе, снежный шар, мои слезы и мысли, мои метания – все укладывается в три слова.

Я вздрагиваю так, будто меня пронзил слабый электрический разряд. В голове проносится ошеломленное: «Нет!», и я останавливаюсь.

Музыка не кончилась. Нежный голос певицы еще выводит замысловатую мелодию на верхних нотах, но я стою как вкопанная. Артем останавливается вслед за мной. Я вижу, как зреет в нем вопрос и легкое недоумение, но прежде, чем он выскажет мне их вслух, я коротко ему киваю и спешу выйти из уютного полумрака.

После темного зала коридор ослепляет светом. Я торопливым шагом выхожу из душного помещения, закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Сердце колотится так, будто я пробежала марафон, мне никак не удается восстановить дыхание. Несколько раз судорожно хватаю ртом воздух и иду в свой кабинет.

На втором этаже никого нет. В административном крыле свет уже погасили – значит, большинство учителей уже ушли, остались только те, кто ответственен за дискотеку.

Толкаю дверь своего кабинета. Мои руки дрожат, я рваным шагом подхожу к учительскому столу, извлекаю бутыль с водой и делаю несколько глотков. Мне жарко, кажется, что стены давят со всех сторон. А потом ручка на входной двери медленно поворачивается.

Артем входит неслышно. Его стройная высокая фигура на мгновение замирает в дверном проеме, а потом он переступает порог и закрывает дверь.

– Что случилось? Ты так быстро убежала, все в порядке?

Я не могу отвести от него взгляда. Он прекрасен, молод, даже юн, полон вдохновения, мечтаний. Он влюблен в меня тем чистым, робким, несмелым чувством, какое бывает лишь раз в жизни. А я…

– Да что с тобой?

Когда он подошел так близко? Чувствую, что он берет меня за руку, вижу в его глазах тревогу.

– Холодная, как лед. Замерзла?

«Замерзла?» – слово отзывается во мне болью, бьет наотмашь, бьет резко в грудь, в самое сердце. Его глаза так близко. Внезапно я вновь ощущаю теплые мягкие ладони у себя на талии, только теперь он ближе, чем в танце. Он стоит почти вплотную, и я не нахожу, не вижу в себе сил его оттолкнуть.

– Я сделал что-то не то? Мне не нужно было тебя приглашать?

«Нужно. Мне нужен был этот танец, я никогда не чувствовала себя такой, какой ты меня сделал. Ты вылепил мою душу, как одаренный скульптор. Вымел из неё пепел, изгнал сквозняки. Мне нужен был этот миг и этот танец. Я никогда не танцевала раньше!»

Лицу становится жарко и влажно. По обеим щекам текут слезы, сплошным потоком, одна за другой, чередой, вереницей. Он невесомо касается сначала одной дорожки, потом другой, стирает их нежными пальцами, но они появляются снова.

Я чувствую себя живой и слабой, я чувствую, как внутри меня словно развязывается тугой клубок, и не могу отвести взгляда от его прекрасных, ночных глаз.

– Ну что ты? – Артем меня обнимает.

Я прислоняюсь к его груди, как к последнему спасению, закрываю глаза и боюсь дышать. Проходит несколько минут, прежде, чем он наклоняет голову и тянется ко мне.

В этот краткий миг я понимаю, что наше время вышло, и шепчу:

– Не надо.

Артем замирает на секунду, потом отклоняется от меня назад и хмурится.

– Прости.

Я опускаю взгляд, отхожу от него к учительскому столу и опускаюсь на стул. Напряжение, в один миг вспыхнувшее между нами, можно потрогать руками. Артем прячет ладони в карманы брюк.

Молчание затягивается. Я открываю рот, чтобы сказать хоть что-то, но Артем опережает меня.

– Честно говоря, я не понимаю, что происходит. – В его голосе старательно скрываемая обида, она ранит меня, но я осознаю, что это за дело, – ты согласилась танцевать, и мне казалось, что все хорошо. А теперь… Объясни мне.

Несколько раз я набираю в грудь воздуха, несколько раз мои губы шевелятся, но слова не складываются во фразы. Мне еще ни разу в жизни не было так тяжело говорить. Я отхожу от него к окну.

– Нам нужно остановить то, что происходит, Артем, – говорю я надломлено, – пока еще не поздно.

Его лицо меняется мгновенно. Закрывается, темнеет и становится чужим. Он расправляет плечи.

– То есть, это твоё окончательное решение, я так понимаю?

Молчу.

– Маша. – Он называет меня коротким именем, и я, не в силах больше смотреть ему в лицо, отворачиваюсь.

Артем трактует мое поведение по-своему.

– Значит, все это была игра? Тебе было просто интересно и забавно от того, как я бегаю за тобой и унижаюсь?

Слова, на которые он имеет полное право, льются рекой. Он изливает все, что до сих пор держал в себе. Не опровергаю его речей, не произношу ни слова в свое оправдание. Сижу, словно холодная статуя, омываемая потоком его обиды.

Красивое лицо Артема раскраснелось от гнева, глаза утратили свой спокойный мерный блеск, теплое сияние из них ушло. Я чувствую, как на меня накатывает безысходность, воодушевление, которое родилось во время танца, покидает мою душу, не оставляя даже следа.

– Артем, – зову я тихо, прерывая поток возмущений.

Он замолкает на полуслове. Возможно, в моем голосе он слышит нечто, что заставляет его подойти, нет, подлететь ко мне рваным отчаянным шагом. Он оказывается рядом слишком быстро, берет мое лицо в свои ладони и тянется ко мне вновь. Но на этот раз это не робкая просьба, это жаркое желание. Я нежно беру его руки за запястья и медленно отодвигаю их.

Секундное молчание прерывается вопросом:

– Чего ты боишься?

Качаю головой и чувствую, что он снова начинает злиться. Он мягко тянет меня за ближайшую парту, усаживает, словно капризного ребенка и опускается возле меня на корточки.

– Я давным-давно отвечаю за себя сам, и могу…

– Нет, не можешь, – решительно обрываю я, – по закону ты ничего не можешь, и вся ответственность за наши отношения лежит на мне. Все зашло слишком далеко, лучше нам перестать видеться сейчас, потому что потом будет слишком больно! Мне и так уже слишком больно!